клянусь Галактикой! Он знает про эту штуку!»
— Значит, нашел рядом с трупом... — Щеки Тасмана слегка побледнели. Ну, раз нашел, уже ничего не поделаешь. Теперь я обязан с тобой поделиться, просто обязан предупредить! Как говорят, во многом знании многие печали, а я добавлю — много страха. Но вдруг это знание тебя спасет...
Он вернулся к полкам, раскрыл ларец — тот самый, в серебре и перламутре, — вытащил два медальона, точно таких же формой и размерами, как присланный Аладжа-Цору, и бросил их на стол. На одном была прелестная картинка: Хьюго Тасман в окружении красивых женщин, слева и справа от них фонтаны и пышная зелень, а на заднем плане — викторианский особняк с каминными трубами и высокими полукруглыми окнами. Другая голограмма выглядела не так приятно: столб, а на нем — мертвое нагое тело, пронзенное крюком. Голова свалилась на грудь, лица не видно, но Тревельян не сомневался, что это тоже изображение Тасмана.
— Тебя предупредили? — спросил он хриплым голосом. — Два варианта судьбы, на выбор?
— Да. Уверен, тут не может быть двух мнений.
— И как это к тебе попало?
Тасман задумчиво потер висок. Если он, в самом деле, боялся, то теперь скрывал свой страх с большим искусством.
— Как попало? Ну, это тоже целая история, и более правдивая, чем повесть рапсода Тен-Урхи о солеторговце Уго-Тасми... Понимаешь, Ивар, тебе — да и руководству Фонда известно об эстапе Гайтлера лишь то, что сообщил сам Гайтлер. Но его истинные планы... ну, они были несколько шире официальных, скажем так. Даже Колесиков и Сойер остались в неведении.
«Парень начинает колоться, — заметил командор. — Похоже, он тут не только с бабами развлекается».
Тасман сел в кресло, побарабанил пальцами по столу, разложил перед собой все три голограммы, прищурился, поглядел на них с нехорошей усмешкой. Потом произнес:
— Я остался здесь по просьбе Гайтлера. У нас не было уверенности, что эстап сработает, собственно, он и я считали, что эта затея, как все предыдущие, обречена на неудачу. И тогда вступал в действие наш тайный план...
— Тебе предназначалась роль местного Колумба?
— Ну, ты правильно понял, коллега Ивар. Но сначала я должен был укорениться, приобрести определенный статус, друзей и покровителей в высоких сферах и, разумеется, финансовые средства. Это заняло около трех лет. дартаха тем временем изгнали из Экбо, его трактат пылился в сундуке книгохранилища, и мысли о землях в другой половине мира ровным счетом никого не волновали — ни в странах Пятипалого моря, ни на западе, ни в Семи Провинциях. Пришло время действовать, и я отправился в Бенгод, где приобрел большое, только что построенное судно, закупил снаряжение и попытался набрать команду. Вот тут и начались проблемы! Я не мог найти людей в прибрежных городах Хай-Та и Этланда, готовых плыть в Восточный океан, не мог ни за какие деньги! Конечно, речь шла о знающих, умелых мореходах, а не о портовых оборванцах... Мне нужен был многочисленный экипаж, человек сто или сто двадцать, чтобы, вернувшись, они рассказали о новой земле во всех кабаках от Бенгода до Ильва и Пазека. Но одни были заняты, другие опасались пиратов с Архипелага, бурь или морских чудовищ, третьи сочли меня безумцем, который всех погубит в океане, четвертые решили, что плыть к Оправе Мира святотатство. Хотя народ здесь не очень религиозен, однако...
— …однако они не имеют морской традиции, которая была у португальцев, испанцев, голландцев и англичан, а до них — у викингов, — подхватил Тревельян. — Традиции дальних морских походов и поисков неведомых земель. Сугубо континентальная психология, даже в прибрежных странах.
— да, конечно, я тоже об этом думал, и потому, наняв временный экипаж, перебрался на Архипелаг, в диранто. Китобои посмелее моряков из Хай-Та и Этланда, и кто-нибудь последовал бы за мной, но тут мое судно спалили. То есть его подожгли, а вместе с ним выгорела половина лодок и баркасов в гавани, а пирсы и деревянные склады еле отстояли... Местный князек объявил, что я приношу несчастье, и тут же изгнал меня из города, хорошо, что не повесил... Я вернулся в Бенгод за новым судном, но там уже знали, куда я собрался, и подходящего не нашлось, ни нового, ни старого, ни в Бенгоде, ни на верфях других городов, хотя я объездил их десятки.
— Я побывал в Бенгоде. Собственно, с него странствия и начались, — произнес Тревельян. — Там ничего не помнят о тебе и твоей попытке. Хотя прошла почти половина века...
Некоторое время они обсуждали, что могло случиться за этот период, и согласились, что равновероятны две возможности: либо слухи диссипируют и исчезают почти без следа, либо расходятся шире и шире, превращаясь в устойчивый комплекс легенд. Очевидно, события пошли по первому сценарию. Этот факт был очевиден, и проблема состояла в том, сами ли пошли или их направили.
— Черт с ними, со слухами. — Сказал, наконец, Тревельян. — дальше что случилось?
— дальше? После фиаско на востоке я отправился на запад. Пересек континент, добрался до Мерцающего моря, до Запроливья и Княжеств Шо-Инга, где меня никто не знал, выбрал лучшие верфи и заказал целую флотилию, четыре корабля. Мог бы и больше — средств хватало, соль с моих промыслов текла рекой, и только в столицу вывозили по шесть караванов за сезон. Потом, в один прекрасный день, я получил предупреждение, эту вот шкатулку. В спальне моей обнаружилась, дьявол, запечатанная, а верфи с моими судами уже горели! И тогда я понял...
Он отвернулся, стиснув на коленях кулаки.
Все остальное Тревельян сумел домыслить сам. Его коллегу не изгоняли отсюда — совсем наоборот, ему предписывалось жить здесь до естественной кончины, жить тихо, спокойно и счастливо, не помышляя о кораблях, о дальних плаваниях и заморских землях. База, как возможность побега с Осиера, тоже находились под запретом — отправитель шкатулки был, очевидно, в курсе планов ФРИК покинуть этот мир на длительное время. Он — или они?.. — не желали, чтобы Тасман делился догадками с кем-нибудь из своих, но убивать его не собирались. Только в крайнем случае, только если он отвергнет щедрые дары — райский остров в теплом море и уютный дом, где ждут хозяина ласковые женщины и древние книги... Выбор между этой жизнью и крюком был очевиден, так что не стоило упрекать Тасмана в малодушии.
— Знаешь, кто рассылает эти шкатулки? — сказал Тревельян и, когда собеседник покачал головой, добавил: — Братство Рапсодов, мой благородный орден, что надзирает за справедливостью... вернее, самый главный его шеф, мудрейший Аххи-Сек, Великий Наставник из Мад дегги. Есть такой городишко в Полуденной, у Кольцевого хребта...
— думаешь, он?..
— Не знаю, Хьюго. Может, этот Аххи-Сек — оракул при настоящих пророках, простая марионетка... Ну, я до него доберусь! до него или до истинных кукловодов!
Наступила тишина. Тасман размышлял; его глаза скользили по полкам, заставленным книгами, по резной мебели и окнам, распахнутым в сад, словно он, лаская взглядом просторную комнату, пытался взвесить два варианта грядущей судьбы: столб с крюком и это свое уютное жилище. Наконец он произнес с глубоким вздохом:
— Я тебе помогу, Ивар. Хватит прятать голову в песок... Помогу!
— Помоги, только немного — у тебя тут яхта, вот и отправь меня в столицу. Пусть твои парни отвезут, чтобы тебе не светиться. И еще — может, имеешь какие-то связи в Архивах? Хочется мне туда попасть.
— С Архивами вряд ли буду полезен, не вхож я на императорский остров, а в столицу сам отвезу. У меня вилла в пригороде, поживу на ней и за тобой присмотрю. В Мад Аэг есть мои доверенные люди... прикормил пару-другую чиновников...
— договорились. — Тревельян поднялся, шагнул к раскрытому окну. Внизу служанки под командой красавицы Сариномы уже собирали на стол, готовясь к вечерней трапезе, и он увидел смуглые плечи и пышноволосую головку Китти. Милая девушка, мелькнула мысль. Будет ли вспоминать рапсода, который пел ей нежные песни по ночам?.. Сняв наушные украшения, серебряные кольца с подвесками из бирюзы, он протянул их Тасману: — Для той девушки, для Катахны... больше мне нечего подарить. И скажи, что я ее не забуду.
Тасман улыбнулся:
— Скажешь сам. В Мад Аэг мы отправимся утром.
