Туан пожал плечами:
— Разбойничьему племени тоже надо жить, а горы тут суровы и бесплодны. Мы подкармливаем этих злодеев, и за это они не спускаются к нижней дороге и никого не беспокоят. Так повелел достойный Сирам-Харт, правитель этого края, и так делали его отец, и дед, и много поколения предков. Древняя мудрость гласит: если не хочешь, чтобы дикий тарль задрал быка, брось ему на съедение птицу.
— А драка к чему?
— Люди тут гордые и желают брать добычу с боя. Ну, пусть... для солдат развлечение и полезный урок — никого не убить, не ранить, и обойтись без синяков. Если кого и огреют дубиной, то он не в обиде. Ты ведь не стал бы сердиться на мальчишку-сорванца?
— И все же я не понимаю, — промолвил Тревельян. — Если разбойники не настоящие, отчего бы не переселить их? Если не хотят пахать и сеять, так есть в Онинда-Ро дремучие леса, богатые зверьем, а к тому же...
Рот туна растянулся до ушей.
— Ты пришлый человек, Тен-Урхи, и потому не понимаешь, а я из этих мест. Представь: нигде, ни на востоке, ни на западе, ни даже в Семи Провинциях нет разбойников, а у нас есть! Это не меньшее чудо, чем копи в Пейтахе, где добывают серебро, или остров, откуда Светлый Дом правит всеми землями. Чем еще мы можем похвастать? Онинда-Ро — страна небогатая...
Зов возничего, который пытался развернуть телегу, прервал их разговор:
— Мой господин! С колесницей-то что делать? С той, в которой ехал рапсод?
Нехорошее предчувствие, возникшее у Тревельяна, тут же подтвердилось: его экипаж стоял посреди дороги в нем валялся мешок с лютней и прочим имуществом и плащ, в который были завернуты седло и стремена. Что до Даута, то его и след простыл.
— Дети пацев! — выругался Тревельян. — Они украли моего коня!
Шри-Кор выглядел смущенным. Сняв шлем, он почесал в затылке, хмыкнул и предложил:
— Я найду лошадь для твоей колесницы. Конечно, это будет не твой фейнландский конь, но ты можешь отправиться в столицу, в Мад Техен, и подать прошение господину нашему Сирам-Харту. Я готов подтвердить, что конь дорогой... Пятьдесят золотых тебя утешат?
— Ни пятьдесят, ни сто, ни даже тысяча, — ответил Тревельян. Еще бы! Даут был бесценен — единственный конь на всей планете, который ходил под седлом! — Вот что, Шри-Кор, пусть мою колесницу сдвинут на обочину и оставят здесь. Я наведаюсь к этим горцам-разбойникам. Или они вернут мне коня, или...
— В том-тон дело, что есть второе «или»! — воскликнул туан, хватая его за край накидки. — Я ведь не шутил, сказав, что люди они свирепые! Сбросят тебя со скалы, и кровь твоя будет на мне... Не ходи к ним, Тен-Урхи! Да и как ты их найдешь?
— Найду. — Тревельян отвел руку Шри-Кора, вытащил лютню из мешка и повесил на плечо. Потом сказал: — Не тревожься за меня. Второе «или» означает не мой полет со скал, а большие неприятности для этих мерзавцев. У них, наверное, есть вождь? Знаешь ли ты его имя?
— Я с ним не встречался, но слышал, что его зовут Лакасса. Не знаю, что за человек, но боюсь, что больше мы с тобой не увидимся. А жаль! Ты мне понравился, рапсод Тен-Урхи.
— Ты мне тоже, туан Шри-Кор. Да хранят тебя Трое!
Кивнув на прощание, Тревельян полез наверх по едва заметной тропинке, что тянулась по склону ущелья. Вскоре он перевалил за гребень, и телеги, лошади, солдаты и возницы исчезли внизу. Пропала и тропа. Теперь перед ним высился хаос остроконечных скал, рваных гранитных глыб величиною с дом и осыпей, свергавшихся с вершин утесов. Тут можно было пройти, без сомнения можно, раз горцы прошли с лошадьми и тяжелым грузом, но количество дорог исчислялось тремя десятками, и, вероятно, двадцать девять из них вели в тупики. Тревельян гадать не стал, а, закрыв глаза, сосредоточился и послал в пространство ментальный призыв. Вскоре над ним зашелестели крылья, и на плечо опустился Грей.
— Придется тебе поработать, малыш, — сказал Тревельян, скармливая зверьку горсть сушеных фруктов. — Видишь, Даута у нас увели... Ищи, где Даут! Найдешь, покажешь мне.
Грей взмыл и воздух, поднялся над скалами, сделал несколько плавных кругов, что-то высматривая на земле, потом скрылся, метнувшись вниз. Тревельян сел, откупорил фляжку, глотнул вина и принялся обдумывать, чем и как напугает горцев. Голопроектор в его лютне хранил пару десятков изображений, и самыми мерзкими являлись тиранозавр, чудовищный спрут и тварь под названием дикокрыс, полурастение-полуживотное с планеты Селла. Крыса он здесь еще не демонстрировал, уж больно жуткое было чудище. Это с одной стороны, а с другой, за конокрадство полагалась самая страшная кара. Остановившись на крысе, Тревельян проверил, что лазерный хлыст на месте, и отпил еще глоток. Тучи разошлись, выглянуло солнце, и стало жарковато.
Вернулся Грей, запищал, заметался, посылая ментальные импульсы тревоги. «Иду, иду», — буркнул Тревельян, поднимаясь и вешая флягу на пояс. Его крылатый проводник уверенно полетел к узкому проходу меж двух утесов, и там нашлась пропавшая тропа — кое-где в мелкой щебенке даже виднелись отпечатки подошв и копыт. Поблуждав в лабиринте среди нагретых солнцем глыб, Тревельян вышел на огромную гранитную плиту, одним краем повисшую над пропастью, а другим упиравшуюся в горный склон, где, кроме мха, росли жалкие деревья с искривленными стволами. Следы снова пропали, Грей устремился вперед, вернулся минут через двадцать и показал дорогу. За плитой выпиравшей из земли словно панцирь чудовищной черепахи, опять началось нагромождение скал, перемежавшихся с осыпями и трещинами, которые надо было то перепрыгивать, то обходить. Но Тревельян шел легко и быстро — путь, доступный лошадям, не требовал большого напряжения от выносливого человека. Дважды он замечал места, очень подходящие для засады, но сторожей там не было; один раз набрел на ключ, бивший из глубокой расселины, — вода в нем оказалась холодной, как кометное ядро в облаке Оорта.
Была середина времени Заката, когда Тревельян, проблуждав едва ли не пять часов, очутился на пологом горном склоне, где рос невысокий обглоданный кустарник и темнели отверстия нескольких пещер. В кустах бродили косматые анши, местный аналог коз, а у пещер, вокруг лошадей с мешками и бочонками, толпилась тьма народа — сотни, должно быть, полторы. Женщины, дети, мужчины... Кто разгружал животных, кто тащил в пещеру груз, а кто, на радостях, вышибал затычку из бочонка. Несколько мужчин окружили Даута — двое повисли на поводьях, пригибая голову коня к земле, остальные снимали с него поклажу, стараясь не подходить сзади. При виде этой сцены сердце Тревельяна возрадовалось.
— Похоже, старина Даут внушил им уважение, — пробормотал он и начал быстро спускаться. Грей, тревожно свистнув, спланировал к гранитной глыбе рядом с тропой, закружился, предупреждая хозяина об опасности. Над камнем мелькнула дубинка, зверек увернулся от нее, заверещал, растопырив лапы и выпустив коготки. «Назад, — мысленно приказал Тревельян. — Это тебе не зверь и не птица, а человек. Двуногую скотину не напугаешь».
Из-за глыбы выступил сторож, настоящий гигант — в парне было метра два, и столько же — в толстой дубинке, которой он воинственно размахивал. Как все представители континентальной расы, он был безусым и безбородым, но с длинными густыми бакенбардами, заплетенными в косицы и связанными под челюстью узлом. Плечи у него были такими, что на них мог улечься матерый клыкач, а шея походила на ствол не первой молодости дерева. Что до рожи, то она показалась Тревельяну знакомой.
— Не тебе ли я засветил бочонком? — спросил он, приближаясь.
— Так это был ты, кал анши! — обрадовался великан, перехватывая поудобнее дубину. Затем он пригляделся к гостю и в удивлении наморщил лоб: — Эй, а кто ты такой? Что за ублюдок? Не солдат, не купец, не возница… Кто, спрашиваю?
— Рапсод.
— Ра-апсод? Это который песни поет и байки сказывает? Никогда таких не видывал!
— Что ты вообще видел, кроме гор и коз, — вполголоса пробормотал Тревельян. — Ну-ка, приятель, отведи меня к Лакассе, вашему вождю. Есть у меня до него дело.
— Лакасса не с каждым будет говорить. Сам понимаешь, большой человек! — Великан отложил дубину и упер в бока огромные кулаки. — Опять же, бочонком в меня швырнул, а это не по правилам. Нельзя кидаться!
— А из пращи камнями можно?
— Так то в скалу! А ты в меня! Бочонком! Бочонок-то треснул, и вино дорогой вытекло!
