Кремль да проржавевшего двуглавого орла...
Он напряженно размышлял на эти темы, но память молчала. Последнее, что он помнил, это поездка куда-то, возможно — в Москву, и, вероятно, в мае. Зачем? Он не встречался с Андреем, светловолосым издателем, не виделся с друзьями, не посещал врачей и не таскался по шумной разухабистой Москве — она и прежде не входила в список его любимых городов. Может быть, он ездил не в Москву? Куда еще? В какое проклятое место? Куда и зачем его понесло? Точно не в Париж, который в этом мире обратился Пэрзом! Нахмурившись, он почесал в затылке, повернулся к терминалу и вызвал из небытия синтета Эри.
— Арташат, — произнес он. — Как мне связаться с Арташатом?
— В Мобурге тысяча двести пятьдесят пять Арташатов, — раздалось в ответ. — Уточните параметры поиска, дем Дакар.
— Арташат, потомственный врач из Медконтроля. Недавно я встречался с ним... Здесь, в этом стволе.
— Вызвать его через ваш браслет?
— Есть другие способы?
— Да. Вывести изображение на терминал.
— Так и сделай. Сообщи, что дем Дакар, инвертор, желает с ним поговорить. Конечно, если не занят Арташат.
Отступив, он опустился в кресло, провел ладонью по обтянутому шелком подлокотнику. Ткань была мягкой, яркой и удивительно прочной. Самый дорогой материал, как объяснила Эри, причем натуральный. Платье из него носили состоятельные люди, а те, кому не повезло, довольствовались фантиками из синтетики или раскрашивали тела. Фантик, обертка, упаковка — так называли одежду на местном жаргоне, а обувь, похожая на носки с гибкой подошвой, именовалась чехлами.
Лицо Арташата повисло над рабочим столом, сменив изображение Эри.
— Вас что-то беспокоит, дем Дакар? — Врач разглядывал его с профессиональным интересом. — Последствия психической стабилизации? Сложности с речью, провалы памяти, сны? — Нет... пожалуй, нет... Никакой потери связности речи, и я уже вспомнил, что такое ВТЭК. Неприятные сны... Да, случаются, но это можно пережить. — Помолчав, он произнес: — Хочу посоветоваться с вами по одному вопросу... довольно деликатному...
— Да?
— Наркотики. Вы говорили, что мне необходимо воздержаться...
— Легкие можете употреблять. Но в меру, в меру, дем Дакар!
— Легкие? Это какие? И чем грозят тяжелые?
— Более сильные, вы хотите сказать. — Арташат смотрел на него с усмешкой. — Все эти средства, дем Дакар, стимулируют естественные эмоции, в мягком или более интенсивном варианте. «Веселуха», крепкое снадобье, дает беспричинную радость, «писк» — то же самое, но с гораздо меньшим и непродолжительным эффектом. Можете употреблять «писк».
— А остальное? Например, «стук-бряк»?
— Вполне рекомендую. Он вызывает чувство нежной грусти, доверия к ближнему и примирения с миром. Отличный психотерапевтический эффект! Правда, слегка нарушается координация движений — можно споткнуться на ровном месте и упасть. Но если вы лежите на диване в допинге...
— Я понял. — Он нетерпеливо взмахнул рукой. — А как насчет «звени-уши» и «рыло-в-пуху»?
— Средства не очень сильные, однако я их вам не посоветую. Они имитируют опьянение от алкоголя: «звени-уши» — легкую стадию, а «рыло-в-пуху» вещь посерьезнее, может с ног свалить. К «рвотной» вообще не прикасайтесь, дем Дакар. По действию эквивалентна флакону пузыря, побочные эффекты непредсказуемы, от головной боли до тошноты и диареи. — «Разрядник»? «Отпад»?
— Ни в коем случае! Один вызывает агрессивность, другой — агрессивность и мощный приступ ярости. Ну и, конечно, дороговато... пять монет за баллон...
— «Шамановка»?
— Восемь монет... Эйфория, чувство небывалой легкости, почти полета, и полная блокировка двигательных функций. Изысканные ощущения... Понимаю, дем Дакар, что вам они необходимы, но пару- другую пятидневок лучше воздержаться. Не так давно мы сняли пситаб, и потому...
— Спасибо, дем Арташат, я, разумеется, воздержусь. Скажите... — он замялся, — все эти средства, легкие и сильные... разве они не вредны? Не вызывают привыкания, не разрушают организм, не ведут к каким-нибудь жутким болезням? Не...
Врач удивленно уставился на него, и он замолк.
— Вредны? Почему вредны? Что вы говорите, дем Дакар! Пак с вами! Это абсолютно безопасные химические регуляторы эмоций, которые не затрагивают эндокринной системы и никаких органов, кроме головного мозга. Точнее, определенных центров в мозговой коре, ведающих эмоциональной сферой. Это ведь не алкоголь, не пузырь и даже не вино из груш или, предположим, сливы!
— Вы что-то имеете против алкоголя? — поинтересовался он.
— Разумеется! Спирты разрушают печень и негативно воздействуют на сердце, мозг, желудок... есть такие, что приводят к слепоте и отравлению... Это вам не оттопыровка!
Он встал, сложил ладони перед грудью и поклонился. — Еще раз спасибо, дем Арташат. Ваши советы для меня бесценны... Как мне вас отблагодарить?
— Вы платите налоги. Я делаю свою работу, — произнес Арташат и растаял в воздухе. Женская головка с гривой светлых волос снова выступила из стены.
— Хорошие у вас врачи, даже на лапу не берут, — поделился он с нею. — Хотя насчет спиртного этот доктор решительно не прав. В мои времена... — Взгляд его на мгновение затуманился. — С другой стороны, зачем вам спиртное, если имеются безвредные наркотики? Может, и не наркотики вовсе, а что-то другое, с прежним названием, но действующее иначе? Химический регулятор эмоций... Чудеса!
Сделав несколько шагов, он прикоснулся к горизонтальной панели в стене, пробормотал: «А вот еще одно чудо...» — и положил ладонь на крышку саркофага. Создание, спавшее в нем, не пробудилось — видимо, Эри что-то сделала с механизмами, инициирующими процесс, — но и во сне оно было прекрасным. Фея, королева эльфов, спящая принцесса... В этом состоянии она казалась человеком, но человеком, конечно, не была.
Он вздохнул — изяществом и хрупкостью она напомнила ему жену. С женой он прожил тридцать четыре года и видел ее как бы вторым зрением, глазами памяти; несмотря на возраст, в ней совмещались юная девушка и женщины разных лет — совсем молодая, зрелая, не очень молодая, пожилая... Снова вздохнув, он задвинул в стену саркофаг и произнес:
— Что же мне делать с тобою, чудо? Подарить Парагваю? Жалко! Сомлеешь от его стихов... Хоть бессловесная тварь, а живая!
Так ничего и не решив, он подошел к рабочему столу, встал на диск и прикоснулся к рукоятям. Невозмутимое лицо синтета будто бы сделалось плотней, вещественней, яркие губы шевельнулись:
— Будем работать, дем Дакар?
— Будем. Если ты скажешь как.
— Как обычно. Вы надеваете контактный шлем и думаете.
— Всего-то? Где этот шлем?
Крышка стола раздалась, и он увидел в углублении тонкую сеточку с двумя овальными пластинами. Вынул ее, осмотрел, приладил на голове. Пластины легли на виски, сетка плотно охватила череп; сзади от нее тянулся гибкий, не стеснявший движений проводок.
— Что теперь?
— Представьте желаемую сцену. Запись включена.
Он представил. Стена перед ним внезапно исчезла, сменившись верандой и примыкавшей к ней кухонькой с плитой. На плите — кастрюлька с вареньем; он ощутимо представил его, и привычный запах тут же защекотал ноздри. Будто возникнув из воздуха, небытия, пустоты либо из измерения снов, явились другие запахи, звуки, вещи, фигуры: смолистый сосновый аромат, шум листвы и птичий щебет, силуэт жены, склонившейся над плитой, сын и его девушка Катя — посмеиваются, перебирают ягоды, складывают из корзинки в таз. Сын поднялся... Нет, он должен подняться иначе — чуть согнувшись, не выпуская из рук Катиных пальцев... вот так... — теперь повернуться к нему, раскрыть глаза пошире и сказать: «Отец! Куда
