— Смеешься, хвост крысиный? Мы тут шестую пятидневку роем, без «веселухи», без жратвы, а ты смеешься? Гнида компостная, червяк...
Молния из разрядника Дамаска ударила в плиту, выбив фонтан осколков, зашипел огнемет, осколки вспыхнули и превратились в пар. Диггер с воплем юркнул в свою нору. Дамаск и Хинган захохотали.
— Чувствую, вам нравится работа с людьми, — неодобрительно промолвил Дакар. — А если пониже взять? Еще веселее будет, так?
— Понн-жже этт-жже слышш-ком.
— Пониже — это уже слишком, — перевел Хинган и добавил: — Ты, парень, нам не указывай, как честь Охотника блюсти. Сейчас ты партнер, а можешь из партнера сделаться трупом.
Инвертор набычился, но промолчал. Вопросы тоже прекратились.
В тишине и спокойствии мы добрались до откоса, рассеченного Штреками, и постояли там несколько минут, прислушиваясь, нюхая затхлый воздух, всматриваясь в темные пасти проходов. В Киве, помнится, их шестнадцать, а у нас побольше двадцати; часть ведет к лабиринту под городскими секторами, а часть уходит еще дальше, к промышленным зонам и латифундиям. Главные Штреки все одинаковы, конфигурацией и величиной походят на трейн-тоннели: овал три метра в высоту, пять — в ширину. Но трейн-тоннели облицованы армстеклом, а в Штреках потолок и стены заросли светящимися мхами и лишайниками и кое-где осыпались, так что в одних местах они расширяются, а в других сужаются. Кроме главных, есть боковые ходы и ответвления, шурфы и колодцы разнообразных форм, где круглые, где прямоугольные, где узкие, как щели. Зачем их проложили, неизвестно. Урал, блюбразер, с которым я познакомился в Линне лет десять назад, считает, что это древние пути для вывоза мусора из промзон, а у Мадейры есть своя теория: дескать, предки прокопали их, чтоб расселить дикую флору и фауну. Природный заповедник, вместо охотничьих угодий на Поверхности... Я думаю, что прав Урал, а не Мадейра: как утверждают, из Старых Штреков есть выходы к любой плантации, любой промзоне. Только где они? Ни диггеры, ни Охотники не проходили лабиринтом до конца, и никто не знает, есть ли вообще у него конец.
— Тт-хо, — проскрипел Дамаск.
— Тихо, — согласился Хинган и покрутил головой. Дуло огнемета, закрепленное на плече, послушно двигалось вслед за его взглядом.
Я кивнул, и мы разошлись: Дамаск и Хинган — к ходам, ведущим под городские сектора, я и Дакар — к тем, что уходили к латифундиям. Выбранный мной тоннель обычно называют Светлым Штреком — здесь на стенах и потолке особенно много мха и видимость приличная даже без бинокуляров. Он тянется до Керуленовой Ямы, потом раздваивается, но оба коридора выходят к Ледяным Ключам, а это спокойное место — ни крыс, ни манки. Дальше Ключей я не ходил и сомневаюсь, что кто-то ухитрился в те края добраться, за исключением, может, Керулена. Но Керулен — персона легендарная, о коей в точности известно лишь одно: назад из Ямы он не выбрался.
Мы двигались в полном молчании, пока не дошли до расширения тоннеля и первых боковых ходов. Их три: два слева, один справа. Узкие щели, но все же крысы могут в них пробраться. Я остановился, принюхался — ничем неприятным не пахло — и сказал:
— Надеюсь, Эри тебя научила, как пользоваться разрядником. Стреляй только назад, иначе меня поджаришь. Передний сектор обстрела — за мной. Ясно?
— Ясно, — отозвался он. — А как...
— Вопросы потом. Если увидишь что-то подозрительное, стреляй без размышлений. Если я остановился, прижмись к стене, прикрой меня сзади. Если увидишь, что я оборачиваюсь, присядь или кидайся на пол. Огнемет у нас с реактантом, струя мощная, может раскалить броню. Пойдешь волдырями, Эри шкуру с меня спустит.
— С реактантом? Что это значит?
— Целиться не нужно — реактант поворачивает ствол в направлении взгляда. Пошли!
Мы прошагали метров двести, потом он кашлянул за моей спиной.
— Крит? — Да?
— Тут водится что-то живое?
— В этом коридоре — мох, а в нем всякие мелкие твари обитают, не очень опасные. В боковых проходах есть мерзость покрупней, черви, тараканы, многоножки. Крысы, разумеется. Можем на манки наткнуться.
— Манки, — пробормотал инвертор, — манки... Обезьяны?
Незнакомое слово. Впрочем, такими словами он был набит до купола.
— Манки — это манки, — отозвался я. — Про обезьян не слышал.
— Тебе приходилось здесь бывать?
— Не раз. — Зачем?
Я снова огляделся и принюхался. Коридор, широкий и прямой в этом месте, уходил вперед, в боковых ответвлениях вроде ничего не шевелилось и подозрительным не пахло. Раз так, можно и парой фраз перекинуться.
— Спрашиваешь, зачем? Ну, когда был диггером, лазал здесь из любопытства, думал отыскать сокровища. После ловил крыс для Лиги Развлечений и охранял всяких бизибоев — любят они на крыс поохотиться. Еще нанимали для спасательных акций.
— Кто такие бизибои? Деловые люди? Я усмехнулся. Странное сочетание слов!
— Любой человек, кроме капсулей, занят делом. А бизибоями называют богатых, наследственных грандов, магистров, старших партнеров. Тех, кому по тысяче монет всякий день капает. Патменты у них в целый ярус, обертки сплошь из шелка и куча одалисок.
С минуту инвертор молчал, размышляя над сказанным, затем до меня донеслось:
— Ничего не меняется... Ни полдня в двадцать втором веке, ни тебе Туманности Андромеды... — Снова помолчал и произнес: — Я понимаю, зачем Лиге инверторы и разные танкисты с хоккеистами. А крысы для чего?
— На городских аренах еще не был? — поинтересовался я. — Ну, сходи, узнаешь.
Мы миновали очередной проход, занавешенный толстыми плетями лишайника. Из него тянуло крысиным пометом, но старым; вонь смешивалась с запахами гниющих растений и сырости. Возможно, здесь обитали червяки — не черви-ассенизаторы и. разумеется, не мясные, а дикие, которые жрут помет и сами становятся пищей для крыс. Но, судя по ароматам, крысы сюда давно не наведывались. Я прошел мимо, и тут же за моей спиной раздался треск разрядника. Гниль подлесная, в кого он стрелял?! Ни крыс, ни манки в этой щели не было, разве только червяки...
Мгновенно повернувшись и отшвырнув Дакара к стене, я впился взглядом в темное жерло прохода: там среди рассеченных дымящихся мхов шелестела какая-то тварь, дергалась, изгибалась, сучила лапами в смертной агонии. Многоножка... Страшноватая на вид, но почти безобидная — на людей они не бросаются. Тем более на людей в броне.
Глаза у инвертора были размером с кулак.
— Я сделал что-то не то? — пробормотал он. — Ты сказал: увидишь подозрительное, стреляй без размышлений...
Я помог ему подняться.
— Все правильно, стреляй. Реакция у тебя хорошая.
— Не у меня, у Дакара. Но стрелять я умею, я служил в армии. Только лучеметов-бластеров у нас не было.
— Это называется разрядником, — поправил я. — Не лучемет, не бластер, а разрядник РИСМ.
— РИСМ?
— Ручной излучатель средней мощности. Обычное оружие Охотников и наемных бойцов.
Он молча кивнул, отряхивая с брони приставший мох. Мы двинулись дальше прежним порядком, я впереди, он сзади, и не успели сделать тридцать шагов, как за моей спиной снова раздалось покашливание.
— Крит? — Да?
— Как становятся Охотником? Это наследственный статус? Как у этих... у бизибоев?
— Нет. Всякий Свободный может стать Охотником, если таланты позволяют. Можно, к примеру,
