– Что он хочет? – с досадой спросила она, прерывая поцелуй.
– Плевать.
– Хочешь, чтобы он поднялся сюда?
Она встала и опустила ноги с кровати, вслушиваясь, не идет ли пастор. Хови прижался лицом к ее спине и осторожно погладил рукой ее грудь. Она тихо, протяжно вздохнула.
– Не надо, – прошептала она.
– Он не придет.
– Я же слышу.
– Нет.
– Точно.
И снова голос снизу:
– Джо-Бет! Я хочу поговорить с тобой. И мать тоже.
– Сейчас оденусь, – крикнула она в ответ и стала поспешно собирать разбросанные вещи. В голову Хови, пока он наблюдал за ней, проникла извращенческая мысль: что если он наденет ее белье, а она – его? Ему кружила голову перспектива погрузить член в мягкую ткань, еще хранящую запах ее влагалища.
Да и она в его трусах выглядела бы еще сексуальнее... «Как-нибудь потом», – пообещал он себе. Теперь у него не было в этом сомнений. Хотя они просто лежали рядом, прижавшись друг к другу, это все изменило их отношения, хотя он испытывал полное разочарование, видя ее снова одетой.
Он тоже начал одеваться, медленно, искоса посматривая, как она, в свою очередь, смотрит на него, на его механизм, как он любил думать о себе раньше.
Но не теперь. Его тело не было машиной. Рука его болела, и голова тоже; во всяком случае, какая- то тяжесть в груди создавала ощущение головной боли. Для машины он был чересчур уязвим... и чересчур влюблен.
Она прервалась на момент и посмотрела в окно.
– Ты слышишь?
– Нет. Что?
– Кто-то зовет.
– Кто? Пастор?
Она покачала головой, понимая, что голос, который она слышит, раздается не из гостиной и вообще не из дома. Он звучит у нее в голове.
– Джейф, – ответила она.
Утомленный пастор Джон подошел к раковине, пустил холодную воду, налил стакан и с удовольствием выпил. Было уже почти десять часов. Пора заканчивать этот визит, повидает он дочку или нет. Разговоров о темных сторонах человеческой души ему хватит на неделю. Выпив воды, он посмотрел на свое отражение в оконном стекле. Убедившись, что с ним все в порядке, он вдруг заметил, как за окном что-то мелькнуло. Он закрыл кран.
– Пастор?
Сзади появилась миссис Магуайр.
– Да-да, все в порядке, – пробормотал он, не на шутку обеспокоенный. Неужели эта сумасшедшая заразила его своими фантазиями? Он снова поглядел в окно.
– Мне показалось, я что-то увидел у вас во дворе. Но, наверное...
Вот оно! Бледный силуэт, двигающийся к дому.
– Нет.
– Что «нет»?
– Не все в порядке! – с этими словами он отступил от окна.
– Он вернулся, – сказала Джойс.
Ответ мог быть только положительным, поэтому пастор промолчал, продолжая отступать от раковины. Но это не помогло. Теперь он ясно видел то, что выступило из тени.
– О, Господи! Что это?
Сзади него миссис Магуайр начала молиться. Это была не каноническая молитва (кто написал бы молитву на такой случай?), но слова, идущие из самой глубины души:
– Господи, спаси нас! Иисусе, спаси нас! Избави нас от погибели! Избави нас от нечистого!
– Слушай! Это мама!
– Слышу.
– Что-то случилось.
Она пошла к двери, но Хови закрыл выход.
– Она просто молится.
– Нет, не просто.
– Поцелуй меня.
– Хови?
– Раз она молится, значит, ей не до нас. Она подождет. А я нет. Мне молитвы не нужны, Джо-Бет. Мне нужна только ты, – его самого удивили эти слова, идущие непонятно откуда. – Поцелуй меня, Джо- Бет.
Но как только она собралась сделать это, окно внизу затрещало, и гость издал такой крик, что Джо-Бет оттолкнула Хови и опрометью кинулась вниз.
– Мама! – кричала она. – Мама!
Иногда человек ошибается. Рожденному в неведении, ему простительно. Но ужасно, когда из неведения его вырывают так грубо. Пастор Джон, зажав руками окровавленное лицо, устремился на дрожащих ногах к выходу, прочь от разбитого окна и от того, что его разбило. Как с ним могло произойти такое? Конечно, он не безгрешен, но разве его грехи заслуживают такого наказания? Он утешал вдов и сирот в их горестях, как велит Писание, он старался уберегаться от соблазнов и оберегал других. Но демоны все равно пришли за ним. Он их слышал, хотя зажмурил глаза. Их членистые ноги шуршали о кафель, когда они карабкались на раковину через окно, с грохотом сбрасывая с полки посуду. Он слышал, как они тяжело, с мокрыми шлепками, плюхаются на пол и ползут через кухню, ведомые той самой бледной фигурой, которую он видел за окном (Джейф! Это Джейф!). Они облепили его, как любвеобильные пчелы.
Миссис Магуайр перестала молиться. Может быть, она уже мертва, первая их жертва. И может, этого им хватит, и они пощадят его. На этот случай можно тоже помолиться. «О, Господи, – прошептал он, стараясь сжаться в комок. – О Господи, сделай меня невидимым для них, спаси меня и помилуй, ибо милость твоя бесконечна...»
Молитву его прервал отчаянный стук в заднюю дверь и голос блудного сына, Томми-Рэя:
– Мама! Ты слышишь? Мама, впусти меня! Я их остановлю, только впусти меня!
Пастор Джон услышал сдавленные рыдания миссис Магуайр. Она была жива и разъярена.
– Как ты посмел! – крикнула она. – Как ты посмел!
Он с опаской открыл глаза. Мерзкая орда демонов остановилась. Усы-антенны их колебались, лапы слегка подергивались. Они ждали приказа. В них не было ничего знакомого, и все же они что-то напоминали пастору. Но он не осмелился думать об этом.
– Открой, мама, – повторил Томми-Рэй. – Я хочу видеть Джо-Бет.
– Убирайся.
– Я пришел за ней, и ты меня не остановишь! – взорвался Томми-Рэй. Следом раздался треск двери – похоже, он пнул ее ногой. И замки, и засовы слетели. Минутная тишина. Потом дверь тихо открылась. Глаза Томми-Рэя лихорадочно блестели; такой блеск пастор Джон видел иногда в глазах умирающих. Сперва он посмотрел на мать, стоящую у кухонной двери, потом на гостя.
– А у нас гости, мама?
Пастор вздрогнул.
– Тебя она послушает, обратился к нему Томми-Рэй. – Вели ей отдать мне Джо-Бет. Так будет
