А в это самое время в квартире Муромцевых заканчивался поздний завтрак.
– Дорогой, ты нам так и не успел ничего рассказать о своей поездке. – Елизавета Викентьевна поставила перед супругом стакан с горячим душистым чаем.
Профессор хмуро посмотрел на дочерей и пробормотал:
– Так вы ж вчера обрушили на меня столько умопомрачительных известий, что я и забыл, что ездил в Европу.
– Ты не думай, папочка, так уж получилось, нечаянно, – повинилась Мура.
– Да-да, папочка, – Брунгильда передала отцу хрустальную, в серебряной оправе, сахарницу, – скажи, удалось ли тебе увидеть кого-нибудь из нобелевских лауреатов?
Взгляд профессора потеплел.
– Да, милые мои, в Мюнхенском университете встретился я с самим Рентгеном! А в Берлинском с герром Фишером. Но самая перспективная тема, которой сейчас заняты буквально все химики и физики, – радиоактивность. Перед радием открытие Рентгена блекнет. – Николай Николаевич увлеченно размешивал сахар в стакане. – Профессор Лондонского университета Уильям Рамзай наблюдал радиоактивный распад радия и радона с образованием гелия, он впервые попытался осуществить искусственные превращения элементов под воздействием альфа-частиц... Во Франции, куда я, к сожалению, не добрался, Мария Склодовская-Кюри – та, что пять лет назад открыла радий и полоний, – недавно получила соли радия и измерила их атомную массу... Сейчас Склодовская-Кюри пытается получить твердый радий...
– Значит, твердого радия в природе еще нет, – заключила Елизавета Викентьевна.
– Разумеется, – ответил профессор, – вот почему я так рассердился, услышав, что кто-то здесь, в России, хочет продать мне радий.
– Папочка, а если в Европе, в какой-нибудь закрытой военной лаборатории твердый радий уже получили и держат свое открытие в секрете? – спросила осторожно Мура.
– Теоретически возможно, – не стал спорить профессор, – например, в той же Англии... Но тогда следует признать, что военное ведомство Великобритании торгует радием из-под полы, на черном рынке... Дорогая, мой чай остыл. – Он протянул супруге полупустой стакан. – Нельзя ли горячего?
– А если радий украли в английской лаборатории и привезли в Россию, чтобы продать? – продолжала допытываться его младшая дочь.
– Так мог поступить только совершенно неискушенный в научных проблемах человек, – резко ответил профессор. – Твердый радий должен стоить безумно дорого.
– Так ты думаешь, что над Ипполитом Сергеевичем кто-то подшутил? – очнулась Брунгильда. – Жаль... А я думала, тебя обрадует это известие.
– Я бы с удовольствием поработал с радием, – признался Николай Николаевич, – да где же его взять?
В этот момент в квартире раздался звонок. Поставив на стол молочник, горничная Глаша отправилась открывать дверь. И через минуту на пороге возник Ипполит Прынцаев. Обеими руками он прижимал к груди обтрепанный, деформированный портфель. Взгляд профессорского ассистента казался стеклянным.
– А, драгоценный Ипполит Сергеевич! – поднялся из-за стола профессор и пошел навстречу своему верному университетскому помощнику. – Вовремя заглянули, присаживайтесь, отчитывайтесь.
Не выпуская портфеля из рук, Прынцаев обменялся с профессором рукопожатием, обвел невидящим взглядом приветливо улыбающихся женщин и присел на краешек стула.
– Вы здоровы, Ипполит Сергеевич?
Елизавета Викентьевна кивнула Глаше, чтобы та принесла еще один столовый прибор, тарелку, чашку для неожиданного гостя.
– Благодарю вас, – прохрипел вцепившийся в свой портфель Прынцаев.
– Как дела в лаборатории? Все ли в надлежащем порядке? – бодро произнес Муромцев.
– В лаборатории все благополучно. – Прынцаев уставился на носки своих штиблет, выглядывавшие из-под узких брючин. – Вся отчетность дожидается вас, Николай Николаевич, в вашем университетском кабинете.
– Почему же тогда вы сидите таким букой? – игриво спросила Брунгильда.
Прынцаев оторвался от созерцания своих штиблет, его полубезумные глаза остановились на красавице-блондинке, лицо которой под его взглядом постепенно утрачивало безмятежное выражение. Ответил он не сразу, а когда заговорил, было видно, что слова он подбирает очень тщательно:
– Потому что... я провел бессонную ночь... Вместо вас... У постели умирающего...
– Какого умирающего? – вскочила Мура, и так как Прынцаев молчал, в нетерпении притопнула ножкой. – Говорите же!
– Мистера Стрейсноу... – едва слышно произнес профессорский ассистент.
В столовой повисло напряженное молчание. Вид Прынцаева исключал возможный розыгрыш: его спортивный румянец на щеках исчез, азартные искорки в зрачках погасли, он полностью утратил свойственную ему подвижность.
– Мистер Стрейсноу умер? – бледная как мел Брунгильда с ужасом уставилась на понурого вестника.
– Ипполит Сергеевич, – сочувственно обратилась к несчастному молодому человеку Елизавета Викентьевна, – да уберите же ваш несносный портфель! Вам надо подкрепиться. Сейчас я налью вам крепкого чая, дорогой Ипполит Сергеевич, и рассказывайте... Как это случилось?
Ипполит неохотно расстался с портфелем, опустил его на пол, прислонив к ножке стула, вздохнул, принял из рук хозяйки дома чашку горячего чая, отхлебнул.
– Сегодня посреди ночи позвонил портье гостиницы Лихачева, – дрожащим, прерывающимся голосом заговорил Прынцаев, – и сообщил, что меня срочно хочет видеть мой друг мистер Стрейсноу. Что он при смерти... Я вскочил на велосипед и помчался... В гостинице меня проводили в номер... Сэр Чарльз очень осунулся, с тех пор, как мы его видели. И стал еще больше похож на Петра Великого... Он сказал, что просил вызвать меня, как человека, близкого семье Муромцевых... Он тяжело дышал, говорил с трудом, часто останавливался. – Прынцаев помедлил, но все-таки решился: – Он сказал, что мисс Брунгильда не выполнила своего обещания навещать его каждый день, но он прощает... И у него единственная просьба – передать мисс Брунгильде драгоценную для него вещь.
– Сердоликовый перстень? – чуть слышно произнесла Мура.
– Не знаю, – испуганным шепотом ответил Ипполит. – Эта вещь в шкатулке, а шкатулку он вынул из-под своей подушки. Там и его письмо к вам, Брунгильда Николаевна... Я шкатулку не открывал... Я предлагал ему позвать врача, но он отказывался... Просил только, чтоб я не уходил, чтобы ему не было страшно умирать в одиночестве...
– И он умер? – потрясенно выдохнула Мура.
– Да, сегодня утром, у меня на руках. – Ипполит старался не смотреть на окаменевшую Брунгильду. – Пришлось еще принять участие в хлопотах по регистрации смерти, вызывать полицию, врача, подписывать протокол, объяснять свое присутствие...
Встретив полный ужаса взгляд Елизаветы Викентьевны, Прынцаев поспешил добавить:
– Ваших имен я полиции не называл... Сказал, что приехал к другу, а портье подтвердил, что вызвал меня по просьбе их постояльца. Пришлось дождаться, пока пошлют гонца в британское посольство, потом сопровождать тело в морг...
– А мистер Стрейсноу так хотел увидеть тебя, папочка, – всхлипнула Мура.
– Ипполит Сергеевич. – Брунгильда выпрямила спину и сцепила пальцы рук так, что костяшки пальцев побелели. – Я виновата, виновата и перед мистером Стрейсноу, и перед вами...
– Ничего, – забормотал Прынцаев, – ничего... Я рад, что судьба избавила вас от столь печального зрелища. Возьмите шкатулку – она ваша.
Прынцаев наклонился, поднял с полу портфель, открыл его и достал внушительных размеров шкатулку из желтого металла.
– Только осторожнее, – он протянул бледной красавице продолговатый предмет, – она очень тяжелая.
