Следователь. – Помните, мы с вами обсуждали разные теории? Есть среди них и такая, согласно которой каждому будет дано по его вере. И если эта теория справедлива, мой друг, то вам придется очень плохо в конце концов». – «Почему?»
– удивился Франц. Коридор кончился, и они оказались в маленьком помещении с легко узнаваемым входом в Лифт в дальней стене. «Потому, что вы слишком любопытны». Фриц хлопнул в ладоши, и двери кабины медленно разошлись. «Ну и что?» – спросил Франц, заходя внутрь. «Попомните мои слова – желание понять все заведет вас в тупик!» – сказал ему в спину Следователь. Франц обернулся, чтобы ответить, и – в этот самый миг – лицо Фрица перестало менять свои черты и застыло.
Франц содрогнулся от ужаса и отвращения: синеватые язвы обильно покрывали одутловатые щеки Следователя, на правом глазу темнело бельмо, ярко-красные мокрые губы перекосила отталкивающая усмешка. Разница между прежним Фрицем и нынешним была такая же, как между Дорианом Грэем и его портретом.
Что же тогда галлюцинация – то, что Франц видит сейчас, или то, что он видел раньше?
И, будто отвечая на его (незаданный) вопрос, Следователь разлепил губы и медленно, с придыханием произнес:
– Однако сегодня, Франц, любопытство оказало вам услугу – увело отсюда…
Вы ведь, наконец, поняли про нас все?
Он еще раз хлопнул в ладоши – двери Лифта стали затворяться. Франц стоял ни жив, ни мертв, прижавшись к задней стене кабины, как вдруг… ТАНЯ! ТАНЯ ОСТАЛАСЬ ЗДЕСЬ!
Он шагнул вперед. Двери закрылись только наполовину, времени выскочить оставалось предостаточно.
И… натолкнулся на взгляд Следователя: «Остаешься с нами?» – как бы спрашивали его глаза. Франц на мгновение задержался на месте.
А потом бросился вперед… но лишь ударился грудью о закрывшиеся двери…
Что же он наделал?!… Как теперь быть?… Стой!…
Лифт поехал вверх.
Ничего не сознавая, Франц стал биться о стены (тяжелые удары резонировали в крошечной кабине)… как вдруг острая боль пронизала грудь. Дыхание у него перехватило, ноги подкосились – он упал на пол. Подсунув руку под свитер, он схватился за то место, где была рана… и вдруг нащупал в нагрудном кармане рубашки сложенный в несколько раз листок бумаги. Что это? Трясущимися пальцами Франц вытащил листок и некоторое время держал перед глазами, не в силах понять написанного. Танин почерк! Откуда?… Почему в кармане? А-а, это – записка, найденная на тумбочке…
Большие угловатые буквы шли через весь листок. Одна фраза:
Б У Д Ь С Ч А С Т Л И В!
И подпись: Т В О Я Я.
Лифт остановился.
С трудом поднявшись на ноги, Франц вышел наружу и оказался в широком светлом помещении с прозрачными стенами. Прямо перед выходом из Лифта располагалась стойка с большим стеклянным экраном и мигающими разноцветными словами: «Добро пожаловать в Дом 21/17/4!» И внизу, маленькими буквами: «Ваше жилище расположено на 6-ом этаже».
ЧЕТВЕРТЫЙ ЯРУС
Франц знал, что Четвертый Ярус будет его последним, знал наверняка – будто доказал математическую теорему. Доказательство поражало простотой: на Первом Ярусе была весна, на Втором – лето, на Третьем – осень, а здесь, на Четвертом, – зима. Четыре яруса – четыре времени года, и пятого, для еще одного яруса, просто нет.
А зима здесь была настоящей, с сугробами в человеческий рост, морозами ниже двадцати градусов и ночными вьюгами. Сильнейший ветер, начинавшийся, будто по часам, ровно в семь вечера, бил снежными хлопьями в вибрировавшие стекла окон, проникал во все щели и гулял по комнатам ледяными сквозняками. Центральное отопление не справлялось, комнатных обогревателей в Доме не было, так что мерз Франц ужасно, особенно по ночам – несмотря на то что спал, не раздеваясь, да еще накрывался поверх одеяла курткой. Оживал он только под душем, и то ненадолго, ибо горячая вода плохо действовала на его раны – так что через 5-6 минут приходилось вылезать из-за острой боли в груди и головокружений. Здешняя зима, как и времена года предыдущих ярусов, казалась вечной, и Франц, любивший солнце и тепло, не мог привыкнуть к мысли, что обречен мерзнуть в этом царстве холода всю оставшуюся жизнь. Может, через три месяца все-таки потеплеет?…
Большую часть времени Франц проводил, целенаправленно стараясь не думать об оставленной на Третьем Ярусе Тане: какой смысл вспоминать то, чего не вернешь? Пытаясь сохранить душевное равновесие, он уговаривал себя, что та секундная заминка в Лифте была непроизвольна – и никто ни в чем не виноват!
Скажем, если б Франц задержался из-за того, что споткнулся обо что-нибудь, – это ведь не считалось бы предательством? Вот он и «споткнулся» о вид чудовища, которым оказался Фриц… плюс два месяца лекарств-галлюциногенов – не могли они пройти бесследно и наверняка ослабили психику и скорость реакции! Но, доходя в своих рассуждениях до этого места, Франц всегда начинал сомневаться: дело было не в уродливом лице Следователя, а в самом Франце – в его страхе остаться на Третьем Ярусе навсегда! Господи, если бы там, в подземелье, у него была еще одна секунда… хоть полсекунды, он бы одумался и сделал то, что подобает достойному человеку. Однако оправдать свои действия недостатком времени на размышление у Франца не получалось: решение следовало принимать сердцем, а не головой.
Достойный человек в такой ситуации не думает, а действует на инстинкте! «Ну ладно, если б я даже и остался, то чем бы я помог Тане? – спрашивал он себя и тут же сам отвечал: – Тем, что был бы рядом с ней!» И на этот аргумент возражений уже не находилось.
Для того чтобы занять голову и заполнить бесконечные дни, Франц стал составлять подробную карту-схему Дома, обследуя этаж за этажом и нанося на план все обнаруженные комнаты. Начал он с подвала, почти целиком отведенного под склад продуктов: залежей консервированной хурмы и папайевого сока, сотен ящиков ветчины из африканского бородавочника и полярной куропатки – вот где, оказывается, использовались злополучные консервы со Второго Яруса. Помимо уже знакомой продукции, имелось несколько сортов консервированной рыбы, множество тропических фруктов и овощей неизвестных наименований; неотапливаемые секции подвала ломились от мороженного мяса какой-то рептилии (все это, наверное, заготовлялось в других «версиях» Второго Яруса, упомянутых Следователем Фрицем).
Запасов еды должно было хватить Францу лет на шестьдесят – что, видимо, являлось «верхней» оценкой оставшегося ему времени жизни. Энергии и воды также имелось предостаточно: расположенный на крыше ветряк заряжал аккумулятор, который, в свою очередь, питал электричеством все оборудование Дома, включая котел для перетапливания снега.
На 1-ом этаже располагался вестибюль и вход в лифт, а также большое стеклянное табло, показывавшее силу ветра и температуру воздуха снаружи Дома, атмосферное давление, дату и время. Лишь однажды Франц видел, чтобы табло показывало что-то другое – когда в первый раз вышел из кабины Лифта, приехав с Третьего Яруса. После этого Лифт небъяснимым образом превратился в лифт и никуда, кроме как в подвал или на верхние этажи Дома уже не шел – Франц даже спускался в шахту, чтобы убедиться, что там нет секретного хода.
