слово «Суд» употреблялось уже в чисто юридическом смысле. Наконец, на Третьем Ярусе Суд вообще никак не упоминался… и какой из всего этого следовал вывод, Франц не понимал.
А зачем его мучили бесконечными анкетами?
Франц заполнял их в Регистратуре, он заполнял их на трех предыдущих ярусах. И здесь, на Четвертом, ему тоже был оставлен объемистый комплект бланков – в спальне, на кровати. Возиться с ними, однако, Франц не стал, ибо отдать их все равно было некому. Бегло просмотрев, он переложил их на стул, а через несколько дней нечаянно столкнул на пол – и Анкеты веером разлетелись по ковру.
Чтобы не мешались под ногами, Франц затолкал их поглубже под кровать.
Или, скажем, как он теперь должен относиться к «теории декораций», казавшейся такой логичной в устах Следователя Фрица? Но ведь Фриц-то оказался не человеком, а каким-то чудовищем, единственной целью которого являлось запугать Франца до последней степени! То есть, Следователь-то и был самой настоящей декорацией! А отсюда – следующее рассуждение: если кто-то говорит про остальных, что они – декорации, а про себя, что он – не декорация, а потом выясняется, что он все-таки декорация, то значит ли это, что остальные как раз не декорации? К сожалению, Франц быстро терял нить в такого рода логических построениях и никогда не мог додумать их до конца.
Через некоторое Францу стало очевидно, что ему не хватает ни информации, ни интеллектуальных сил. И когда он нечаянно стер часть «базы знаний» из памяти компьютера, то восстанавливать ее не стал, а просто забросил всю идею целиком.
Впервые в жизни Франц почувствовал себя интеллектуальным импотентом: все известные ему методы познания оказались бессильны… «досмертная» логика обрекла его анализ на неудачу с самого начала! Более того, сам аналитический подход – столь эффективный в математике и физике – казался здесь неуместным: разлагая этот мир на составные части, Франц не добился ничего! (До сих пор он пытался угадать суть происходившего по элементарным проявлениям, но даже самые простые здешние «элементы» отличались от того, к чему он привык…) Единственной надеждой оставался синтетический подход: не вдаваясь в частности, пытаться объяснить суть всего сразу! Когда эта нехитрая мысль пришла ему в голову, Франц ощутил вялый прилив интереса… как же он не додумался раньше? Нужно понять, чего он должен достичь в конце концов – не может такое сложное и продуманное построение не иметь глобальной цели! Или нет, проще: нужно понять, чего хочет тот, кто все это придумал! (В конструкции Страны Чудес явно чувствовалось сознание, имевшее индивидуальность… или это только казалось? Франца не оставляло ощущение, что кто-то следит сверху за его перипетиями и в досаде хватается за голову, восклицая: «Ну, что же ты! Неужели до сих пор не догадался?!») Да, все правильно: если логика бессильна – остается религия, философия (о чем-то похожем толковал Фриц… стоит ли следовать его совету?), йога, в конце концов. В досмертном мире Франц никогда этими вещами не интересовался, но сейчас выбора у него не было.
Он раскопал в библиотеке «Введение в современную философию», однако чтение пошло медленно: аргументы автора часто ускользали от Франца, из-за чего одни и те же страницы приходилось перечитывать по нескольку раз. Чем дальше он читал, тем меньше испытывал интереса: философия, казалось, возилась с частностями, не затрагивая сути… а если и затрагивала, то Франц все равно не мог преодолеть удушающий поток словоблудия.
Если философские упражнения оказались бесполезны, то занятия йогой принесли ощутимый вред: Франц стал бояться тишины. До сих пор абсолютное беззвучие Четвертого Яруса не казалось угрожающим, однако от долгого лежания на полу в предписанной «Руководством по хатха-йоге» «позе трупа» ему стали мерещиться тихие шаги невидимых людей. Он принес с музыкального этажа магнитофон и стал заниматься под музыку, однако европейские композиторы к йоге не подходили, а имевшиеся индийские записи были попросту невыносимы. Вскоре страхи вышли за пределы часов, отведенных на йогу: Франц стал бояться все время, особенно ночью, когда за окном выл ветер. Магнитофона невидимые люди уже не страшились; хуже того, музыка делала их еще и неслышными. Франц стал тщательно запирать двери своей квартиры, что помогло лишь отчасти: внутри он чувствовал себя спокойно, однако вылазки за продуктами стали требовать немалого мужества.
Занятия же йогой он бросил: хатха-йога упражняла тело, а не дух; а руководства к раджа-йоге (духовной гимнастике) в библиотеке не оказалось. Франц, впрочем, не растроился, ибо к тому времени уже убедился, что изменить себя ему не удасться – голова его работал не так, как у философов и йогов. Единственным результатом всей затеи явилась расшатанная психика.
Пару дней он читал Библию – вот где ему стало по-настоящему скучно. Изо всех сил Франц старался обнаружить потайной высокий смысл в притчах Старого Завета, но видел лишь банальные, по нынешним искушенным временам, сказки. Ну да, сказки… а что же еще? – истории об очень добрых и очень злых людях, участвовавших в невероятных событиях. Библейские сказания даже не казались особенно талантливыми – взять, к примеру, притчу об Иосифе и «Щелкунчика»
Гофмана… насколько в последнем больше красок и фантазии! Так или иначе, но ответа на вопрос о смыслах бытия и смерти в Библии не содержалось – по крайней мере, для Франца.
Впрочем, глупо было предполагать, что он найдет в книге, написанной в досмертном мире, инструкцию к тому, как надо действовать в окружавшей его Стране Чудес! Если Бог и «заложил» в Библию какие-то ответы для Франца, то уж наверное они должны быть в неявной, скрытой форме – иначе бы человечество уже давно разобралось, что к чему. Более того: ответы эти наверняка претерпели жесточайшие искажения, ибо записаны были Бог знает когда, не понимавшими, что они пишут, людьми! (После произошедших с ним событий, Франц нисколько не сомневался, что писатели Библии решительно ничего не понимали… или же они были сознательными фальсификаторами?… А может, безумцами или, хуже того, графоманами?… Франц гнал от себя эти мысли, понимая, что с таким настроем ни в чем разобраться не сможет!)
Из сего рассуждения родилась еще одна, несколько более серьезная, попытка прочитать и понять Библию. На этот раз Франц концентрировался не на сюжетах преданий, а на высказываниях автора и действующих лиц, абстрагируясь от контекста. Более всего он старался обнаружить какую-либо информацию о загробной жизни – и, к удивлению своему, не нашел почти ничего! Откуда же взялись прошедшие через всю историю человечества, отраженные в искусстве и запечатленные с сознании миллиардов людей представления о рае и аде? Кто выдумал эту чушь о жарящихся на сковородке грешниках? Кто придумал сидящих на девятом небе праведников? Данте?… Мильтон?… Единственное, что утверждалось в Библии, – что после смерти всем «воздастся по заслугам», а остальные утверждения были смутны и расплывчаты. Взять вроде бы важные и глубокомысленные слова Святого Павла: «Не все мы умрем, но все мы изменимся»… Когда Франц очнулся в Регистратуре, он не ощутил в себе никаких перемен… да и почему он должен был измениться? Ведь смерть его произошла случайно – он бы, скорей, изменился, если б выжил: стал бы осторожнее водить машину. Или же, оказавшись неготовым к смерти, он должен был измениться после ее осознания?… Франц стал припоминать, когда именно он до конца осознал свой уход из жизни… и ничего не вспомнил: факт смерти пришел к нему постепенно, без шока и был в значительной мере смягчен интересом к окружавшему его удивительному миру. И даже последовавшие испытания на Втором Ярусе не оставили на Франце серьезного отпечатка: ведь он вышел из них победителем, а не побежденным – вышел, сохранив свои моральные ценности!… Или же?… (При воспоминаниях о Женщине ему всегда становилось не по себе…)
Серьезное душевное потрясение он претерпел, лишь когда оставил на Третьем ЯрусеТаню – да и то, это была скорее травма, чем изменение!…
В результате, Библию Франц бросил опять, на этот раз окончательно: не так много оставалось у него душевных и интеллектуальных сил, чтобы тратить их на такие частности, как высказывания святых! Ведь Франц не понимал ничего вообще – уж до высказываний ли тут?… Он даже не знал, где находится – в раю или аду!…
(На рай решительно не похоже… ха-ха-ха!… а ад – при всех его, Франца, недостатках – казался незаслуженным… или так считают все грешники?) Впрочем, вопрос этот, скорее всего, не имел смысла вообще, ибо – в отличие от всех религиозных моделей – здешний загробный мир не был построен на концепции добра и зла. Если уж на то пошло, Франц не имел ровно никаких оснований полагать, что имеет дело с библейским Богом… с тем же успехом здешний Бог мог оказаться злым волшебником из детской сказки!
