Нешуточная, нешуточная шла битва. Так ведь еще и «Свиноматка» наступала не одна... Целых восемь штук ринулись в нападение, беря в кольцо Умброфен со всеми его пригородами. Линия фронта как таковая не существовала и до этого, поскольку в ядерный век стабильность не рекомендуется, слишком быстро она преобразуется в полный загробный покой, но тем не менее противостоящие стороны имеют представление о том, какой кусок территории кому подконтролен. Сейчас полосы соприкосновения войск резко перемешались. «Свиноматки», к сожалению брашей, были привязаны к долинам, горы и холмы были им не по зубам, однако их скорость на ровной местности достигала двухсот километров в час. Масштабность происходящего с учетом временных факторов поражала: в стремительные клещи бралась целая область.
Однако и у той, и у другой стороны отсутствовали глобальные средства разведки. И там, и там были поражены локаторы, видящие далее планетарного изгиба, в одном случае это были воздушные, во втором наземные системы; а космических спутников-шпионов никто в этом мире не имел. Тем не менее, штабы Империи понимали, что, если подвижное содержимое «свиноматок» будет выпущено вблизи ожерелья городов, а сами города отрезаны сверхтанками, захват стратегического пункта неминуем. Кроме того, в непосредственной близости от собственных городов эйрарбаки вообще лишались возможности применить атом.
Что оставалось делать Империи, если она желала и дальше быть самой большой по территории страной? Правильно, все равно взрывать атом, точнее, спонтанно синтезировать гелий из трития посредством атомного взрыва. А как это сделать? А вот так, с помощью заранее вкопанных поглубже фугасов. И рванули...
Нет, не под «Свиноматками», кто угадает в этом дыму, где они находятся? Но уж точно перед ними, на путях-дорогах. Радиации, конечно, после подземных неглубоких взрывов — жуть, зато местность перепахана — будь здоров. Такие воронки, такие завалы, «Свинью» и ту можно зарыть вместе с ее танковым легионом — будь спок! Слава стратегам Империи!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ОТВОДИМ ЗАТВОР
Еще до начала последней войны было общеизвестно, что количество скрытой энергии, которая может превратить в руины полгорода, легко умещается в ручном саквояже.
КРАТНЫЕ ЗВЕЗДЫ
Солнце Фиоль успешно пересекло диск гиганта Эрр, и те, кто не в курсе дела, кто не читает зудящей сенсациями прессы, кто с каменным лицом, не моргая, смотрит на ее лопающиеся фурункулами экстренные новости, кому ажиотажные репортажи — что горох, отскакивающий ото лба, будто от каменной кладки, те голым глазом видели, как с каждым днем расходятся звездные соседи, наращивая расстояние. Но здесь природа зрения млекопитающих приматов играла шутку, не создано оно было для космических далей, и его бинокулярная оптика, произведенная десять миллионов лет назад для скачков по лианам и опознания полового партнера, не давала стереоизображения объектов протяженностями миллионы километров и расположенных на сотни миллионов от наблюдателя. Здесь надо было видеть третьим глазом — мозгами, однако не каждый это умеет — подавлять воображением оба привычных, нацеленных в окружающий мир оптических прибора. Сегодня, учитывая несовершенство своего случайного отпрыска — человека, добрая природа пошла ему навстречу — она вывела на небе визуально наблюдаемый знак, эдакую гигантскую измерительную линейку — ненавязчивый сервис для умных, тест на сообразительность, выявление интеллекта, умеющего абстрагировать по вопросам, оторванным от добывания пищи и телесных удовольствий. И поэтому в слепящий полдень, раненько поутру или безоблачным вечерком, взяв в руку вовсе не телескоп, а маленькую закопченную стекляшку и нацелясь на звезду-маму, можно было увидеть тончайшую серебристую ниточку, эдакий бессмысленный волосок (моргни — исчезнет), направленный к тусклому, незримому сквозь копоть красному гиганту Эрр. Волосок-мираж не доходил до гиганта утончался до полного пропадания. И только когда всплывали в памяти непредставимые цифры-расстояния, помешенный в голове кинозал плел, вязал нитями воображения голограмму-модель. И тогда размеры волоса-паутинки били молотом понимания: не дай бог попасть в эту паутину планете, снаряженной воздухом и водой — сдует, испарит начисто. Да и лететь сквозь ту паутинку надо будет не один день — скалы спекутся, а горы затупятся.
Наличие этой малюсенькой волосинки-пуповины показывало миру, что звездный симбиоз вовсе не расходится, наоборот, на некоторое время колоссальные газовые шары обратились в сиамских братьев: меньший по масштабам компонент, солнце-радость Фиоль откачивало из рыхлого, мордатого, тяжеловесного Эрр вещество и энергию, маленькую часть его жизни. Там, где серебряный волосок исчезал, он расширялся, охватывая большую площадь короны гиганта, но при этом терял плотность до невидимости.
Что было до этого космического представления обитателям Геи? Непосредственно вроде бы ничего. Косвенно? Говорят, звезды влияют на биологические объекты, и чем те сложнее — тем надежнее, и вовсе не в астрологии здесь дело.
Однако млекопитающие пигмеи, мелкие и мимолетные в масштабах космоса, словно виртуальные частицы, о которых нельзя сказать даже самого главного — существуют они или нет, продолжали жить и считать себя способными на что-то великое. Святая наивность!
ПОТРЕВОЖЕННЫЕ ГОРОДА
Писк зародился в бесконечности, но существовал только в летящее мимо мгновение, он обрастал подробностями, находил свой голос и наконец стал реальным вместе с родившимся вокруг бытием. Лумис перевернулся на другой бок и, еще не сознавая происходящего, вынул из мрака маленький, поместившийся в пальцах шарик. Когда он поднес его к уху, писк затаился в предыдущей секунде.
— Что стряслось? — изрыгнул Лумис в темноту, не открывая глаз.
— Поздновато, конечно, — поведал голос Бегра Лона, даже не пытающегося извиниться. — Но спишь ты крепко, по-богатырски, завидую. Так можно проспать конец света.
— А что, объявлена атомная тревога? — спросил Лумис, уже понимая, что отдых испорчен бесповоротно, тон Бегра был совершенно спокоен, а это не предвещало ничего хорошего.
Чедри, бант распустился!
Чедри — он же Лумис Диностарио, сглотнул комок и попытался нащупать рукой клавишу в боковой стене эгро-ванны.
— А почему я узнаю об этом в последнюю очередь? — Он чувствовал, что его голос совершенный антипод безликой интонации Лона.
Бегр был, безусловно, доволен эффектом и доверительно зашипел в ухо:
— Я тоже вначале спросил об этом, Чедри, но дело в том, — он выдержал эффектную паузу, — мы-то здесь — не на главных ролях.
Лумис щелкнул тумблером. Бесцветная эргожидкость засветилась перламутровым занавесом, приобрела упругость резиновых подтяжек, и Лумис почувствовал себя беспомощным, вытаскиваемым на
