палача аккуратно харкнула ей в лицо, затем притянула жертву к себе, рывком разорвав ворот комбинезона мышиного цвета.
— Сейчас я о тебе позабочусь, сделаем перевязочку.
В ход пошла самовозгорающаяся сигарета марки «Гэбл-Эрр». Запахло паленым мясом, Жаба орала. Рядовая извлекла из заднего кармана большую иглу с толстой суровой ниткой.
— Не надо кричать, пациент. Сейчас мы введем наркоз. Глаза «пациента» округлились, слезы ручьем текли по щекам.
— Не надо, Кук... — Кукла рывком запихнула ей в рот пятерню.
— Не плачь, моя кисонька, — утешительно процедила она, втыкая иголку в оттянутые губы «кисоньки», затем умелыми взмахами начала зашивать ее перекошенный рот.
Лумис прикрыл веки, ему было страшно. Пахло кровью, или это только казалось. Не видя, он чувствовал, как стекает она по подбородку, по лаковым перчаткам из кожи зверя под названием урымбаи малюсенькими каплями падает на нагрудный знак дракона, свирепо растопырившего перепончатые крылья. Происходило сведение счетов по каким-то старым закладным. Новый исторический катаклизм дал возможность реализоваться в реальности ужасам, до этого невидимо прозябающим внутри воображения. Обиды, словно спрессованные цунами, пользуясь случаем, выплескивались во внешний мир. основное количество представителей которого было абсолютно не готово к изменению привычных правил игры, и более всего это касалось тех, кто доселе имел шанс пользоваться какими-то привилегиями, они так привыкли к ним, что считали их выданными навечно, а поскольку расплата настигала их внезапно и как бы незаконно, то это был сжатый под давлением комок жестокости — зверство в чистом виде.
А Кукла ни на минуту не прекращала свой монолог:
— И за что же это я тебя должна обожать, а, Жаба? Может, за твои сапоги, которые я начищала каждое утро, которыми ты пинала меня пятьдесят раз на дню и мордовала по ночам, а? Молчишь? Ты не хочешь, чтоб я тебя убивала? А я тебя не убью. Ты сдохнешь сама, от потери крови и от злости, потому, что не сможешь мне отомстить. Ты будешь сдыхать до вечера, вместе с этими молокососами.
Лумис заставил себя открыть глаза. Бенс был в молчаливой истерике. А садистка методично изломала правую руку своего командира в нескольких местах, отсекла мизинец и воткнула его в глаз жертвы. Та извивалась, словно эпилептик в момент припадка. Потом Кукла отстранилась от нее, затуманенным взглядом осмотрелась вокруг, торопливо стащила с себя испачканные перчатки, подобрала личное оружие и, уже не оглядываясь на дело рук своих, выпрыгнула из бронетранспортера. Хлопнула дверца-люк. Стало темно и тихо. Бенс с Лумисом молчали, не смея поверить, что садистка больше не возвратится. В углу тихонько стонала потерпевшая.
— Что будем делать? — наконец дрожащим голосом произнес Бенс.
— Попробуем выбраться отсюда, и как можно быстрее. Если она вернется... — Лумис не договорил.
Прерывисто дышащая Жаба зашевелилась. С диким стоном она упала в проход между сиденьями, отлежалась несколько секунд и, постанывая, вытянула здоровую левую руку. В полумраке Лумис видел, как ее кисть, медленно, с перерывами, тянется к игломету. Он попытался освободить руки, но наручники по- прежнему сидели крепко. Не в силах ей помешать, он с отчаянием смотрел, как пальцы Жабы сомкнулись на прикладе и так же, короткими рывками, подтянули к телу оружие.
— Она нас прикончит, — ни к кому не обращаясь, прошептал Бенс.
Надо было что-то делать, и зажатый в тиски обстоятельств мозг начал лихорадочно разрабатывать сценарий спасения.
— Глав-сержант, хотите, я притащу вам Куклу живой и связанной? Сделаете с ней то, что она заслужила.
Кое-как Жаба умудрилась сесть в проходе на пол, затем, все той же рукой, приподняла тяжелый игломет и уперла его ствол в пах Бенсу. Тот побелел и затаил дыхание, ожидая выстрела. Удерживая оружие коленями, глав-сержант вынула из сапога нож и с нескольких попыток перерезала нить, стягивающую рот. Окровавленное, с рваными ноздрями лицо Жабы обратилось к Лумису.
— Я смогу, я бывший «черный шлем». Что вам терять? Вы ведь ничем не рискуете, вы уже и так...
Жаба перевела на Лумиса единственный зрячий глаз. Говорила она с трудом, всхлипывая от боли:
— Хотите жить?
Видит бог Эрр, хочу, — можно было, оказывается, и с таким человеком не всегда кривить душой.
— Ты сможешь ее догнать?
Да, она не ожидает погони в ближайшее время. Давайте решайтесь быстрее, пока она не ушла далеко. Потом я тоже стану бессилен — город слишком велик.
Гарантии, — скривилась Жаба, ей было очень трудно говорить.
— У вас заложник, сержант.
Жаба сморщилась, не верила она таким гарантиям — по себе судила.
— Давайте быстрее, мы ее упустим.
— Ты притащишь ее живой?
— Как скажете, сержант.
— Слушай, репортер, я тебя выпущу. Ты вернешь сюда эту сволочь — Куклу, живую, тогда я не прикончу этого парня. -Жаба больно вдавила многочисленные стволы в Бенса. — Вы мне не нужны.
Что мне остается делать, как не согласиться на ваши условия, сержант. Но подранить ее, возможно, и придется, обстановка подскажет: добровольно идти, я думаю, она не захочет.
Жаба тяжело вздохнула и попыталась сплюнуть кровь. Из этого ничего не вышло, красная слюна застряла на подбородке. Жаба откинула голову и перевела дыхание. При этом окровавленный мизинец выпал из глазницы и покатился по комбинезону: зрелище было отвратительное. Затем, все так же постанывая при каждом движении, используя брючный ремень, Жаба изготовила петлю, надела ее на курок и свободный конец прикусила зубами. Теперь жизнь Бенса зависела от положения ее головы. Затем она, кряхтя, добралась до Лумиса и отстегнула его наручники. Вновь перехватив игломет рукой, она сказала:
— Вперед.
Лумис встал, тело ныло от долгой неподвижности.
— Торопись. Если проявишь прыть — догонишь. И не делай глупостей, твой дружок очень надеется на тебя.
Лумис достал из угла отобранный при аресте игломет, распахнул люк и в ярком свете вновь глянул на глав-сержанта.
— Я вернусь, Бенс, — произнес он, отворачиваясь.
— Не запирай вход, — распорядилась Жаба. Как страшен был голос, отдающий команду, ведь одновременно она сглатывала кровь.
Лумис спрыгнул на стекломильметол. Улица была пустынна, то ли жители спрятались по своим норам, то ли уже самоэвакуировались подальше от греха. Он обошел покореженный миной электроброневик. Переднюю часть разворотило полностью. В проеме оторванной дверцы были видны останки разорванного в куски водителя. Возможно, это была совместная работа кого-то из коллег Лумиса и реактивного гранатомета. Лумис дважды присел, разминаясь, и побежал в направлении движения бронетранспортера, разумно предполагая, что рядовой полицейский Кукла не станет возвращаться в район, контролируемый восставшими. Он бежал по солнечной стороне, рассчитывая, что преследуемая пошла по теневой, прячась от палящего зноя. Он надеялся заметить ее раньше, чем в него прицелятся.
ХОЗЯЕВА ЛЕСА
