который давно уже превратился в водоплавающую столицу, поддерживал с помощью радио, а также фельдъегерской связи, особо секретной. А так как в стране, находящейся непрерывно в состоянии тотальной войны, все дела в основном секретные, а радиосвязь перехватывать противник любит, то сновали от столицы к берегу и обратно корабли разные, простые либо на воздушной подушке, в зависимости от скорости послания, а в редких, особо срочных случаях, — планеры. Поэтому страна управлялась с некоторым запаздыванием, словно с дальней планеты.
Вооружен был Остров отменно, пушками, торпедами да минами, одно обидно: не было на нем ни одной бомбы атомной либо водородной, ни единого снаряда нейтронного не было на нем. Не желало правительство рисковать: хранить такие сюрпризы рядом с министерствами. От внешних воздействий был Остров на славу защищен, взорвись хоть в ста метрах мегатонна: не перевернуть ей такую махину, не расплавить целиком.
Вот и плавала эскадра рядышком, атомную неустроенность столицы компенсировала. Назывался тот флот у брашей Первой Островной Армадой, и был он у них самым мощным из всех двадцати флотов.
ДОРОГИ ГОРОДОВ
Ему было очень неудобно и больно еще до возникновения окружающего мира, а когда сознание возвратилось, боль обрела точные координаты, и тогда ему захотелось пощупать то место, где раньше был лоб, но это оказалось невозможно, слишком отекли руки, сцепленные вдоль позвоночника. Он всегда опасался сюрпризов, и ему до странности много везло сегодня. До разговора с Баллади он думал, что судьба дает ему подарки задарма, однако теперь он знал: просто действовали законы больших чисел, среди множества активизированных сегодняшней ночью агентов он был единственным, кто вышел на связь и, очень возможно, единственным выжившим. Ему страшно фартило за счет крайнего невезения большинства. Похоже, эта аномалия слишком увлеклась своим отклонением от общей статистики. Теперь она опомнилась и резко вернулась в общий строй. Он приоткрыл веки: прямо в глаза безразлично смотрели десять спаренных металлических трубочек, очень гармонируя с новой действительностью.
— Нет, право, эти цыплятки поспели вовремя, — грубым голосом прочавкал «голубой дракон», сидящий напротив, со смаком затягиваясь дешевой многоразовой сигарой «Рейт-Колби». — Как считаешь, Кукла?
В лицо Лумису вонзился острый, противно отдающий мятой, клубящийся клочок розового дыма, но он не отстранился, а молча стерпел это очередное неудобство.
— Угу, — процедил другой «дракон» с длинными, красиво распушенными по эполетам волосами. — Ну и харя у этого тюфяка.
Ближний солдат неприятно засмеялся и вновь закутался в облако омерзительного запаха. В этот момент луч, падающий из стрелкового окошка, передвинулся и упал на синие перепончатые крылья, обнажив то, что находилось под каской. Лумису стало омерзительно, он не любил мужеподобных женщин.
— Как настроение? — спросил кто-то, толкая его в плечо. — Нравится компания?
Бенс! Слава богу, жив, но к лучшему ли?
— Еще бы. — Лумис не узнал своего голоса.
— Заворковали голубчики, — пробасил старший «дракон». — Ох, как же они защебечут в информационном отделе «бабушки Греты».
— Хм, — своеобразно подтвердила длинноволосая собеседница. — Девочки Греты умеют развязывать язык.
— Знаешь, Лумис, — продолжал Бенс, как будто их не прерывали, — я вот, пока мы катаемся, все вспоминал, где я видел эту потаскушку.
— Которую? — безразлично осведомился Лумис, у него болела голова.
— А слишком болтливые языки они даже могут вырывать, — дополнила рядовая по кличке Кукла, наливаясь кровью.
— Ну та, слева, — пояснил Бенс, ничуть не реагируя на это предупреждение и явно собираясь сказать какую-нибудь пошлость.
Договорить он не успел. Красивый лакированный сапог по кратчайшей траектории состыковался с его носом, и Лумис лишился собеседника. Эта девица неплохо владела искусством утихомиривать непослушных. Лумису надо было бы извлечь из этого необходимый урок, но его словно тянули за язык.
— А с какой стати вы нас арестовали?
Жирная особа в форме даже задохнулась от удивления. — С какой стати? — переспросила она, выпучив глаза.
Световой пучок сдвинулся и пополз по кабине: транспортер снова поворачивал.
— Может, за хранение оружия? — предположил Лумис. -Так мы без него не смогли бы выбраться с территории этих бешеных, — пояснил он, мысленно уже нагромождая огромную гору аргументов, способных доказать их полную невиновность.
Длинноволосая закинула ногу за ногу и извлекла из нагрудного кармана самовозгорающуюся сигарету «Гэбл-Эрр».
— Я ведь корреспондент «Ночных новостей», — заявил Лумис с самым непринужденным видом.
Кукла скорчила нехорошую улыбку.
— А этот белоручка тоже корреспондент? Или, может, он твой гид?
В какой-то мере так...
— Тогда что это такое? — рявкнула ближняя «боевая подруга», тыча в нос Лумису синенькую карточку с аляповатым изображением тропического цветка — членский билет «орхидея»Бенса.
Лумис почувствовал, как непрочно сколоченный им воздушный замок рассыпается на мелкие- мелкие кирпичики. Тогда он сделал единственное, что ему оставалось, доверился судьбе. Конечно, он мог бы попытаться выдать себя за агента «патриотической полиции», но тогда бы его повезли на опознание прямо туда, а не к какой-то «бабушке Грете», а там бы его опознали непременно. Все-таки глупо, невероятно глупо и обидно так влипнуть, не успев помочь Баллади.
Их путешествие явно затягивалось, и скорее всего не по вине водителя. Вероятно, восставшие, ведя активные наступательные действия, захватывали квартал за кварталом. Те автострады, которые еще час назад были свободны, теперь оказались отрезанными, это, по всей видимости, и заставляло шофера лавировать и кружить. Лумису привиделось несколько не слишком замысловатых вариантов окончания этой поездки. Самый простой и вероятный включал в себя: остановку бронемашины, толчок прикладом в спину, падение носом в стекломильметоловое шоссе и шипящий свист вылетающих из игломета иголок, а затем (это уже после) не слишком заношенный дамский сапог переворачивает его быстро остывающее тело лицом вверх. Некрасивая перспектива, но это лучше, чем угодить в лапки молоденьких, желающих выслужиться тюремщиц «бабушки Греты». Выпутаться из этой кутерьмы своими силами было невозможно, и Лумис, глядя на поникшее тело Бенса, жалел об упущенной возможности, ведь все сложилось бы совсем иначе, нажми он вовремя спусковую скобу.
— Ну, что он кружит, как вошь в нестираном белье? — процедила глав-сержант, выглядывая в бойницу. — А, Кукла? -прикрикнула она на рядовую.
— А я почем знаю, Жаба! — отрезала длинноволосая, затравленно глядя на бочкообразную начальницу.
«Женщины на войне, — размышлял Лумис, — милое зрелище. Просто дивишься, как быстро в условиях казармы приятное по исходному состоянию существо превращается в такую вот шваль».
— Да ты когда-нибудь хоть что-то знала, а? — подпрыгнула на своем месте глав-сержант. — Ты же тупая, как... — Она запнулась, по-видимому, не смогла подобрать сравнение. — И рявкать перестань, а то наверну по зубикам, вмиг рыло станет, как у этого вояки.
Это сравнение относилось к Лумису. Главному сержанту особого женского противоповстанческого
