поздновато, — безжалостно добавил он. — Впрочем, если приедете в Нью-Йорк, дайте мне знать. Можно попробовать.
Он протянул ей свою визитку.
«Нет, невозможно на него обижаться! — подумала Эстер, глядя, как Бриннер подходит к леди Маунтгэттен. Походка у него была как у тигра, такая же скрытая сила и необъяснимая притягательность. — Он в самом деле великий человек, это сразу чувствуется, хоть и не объяснишь, почему».
Стемнело, в саду зажглись бесчисленные огоньки хорошо устроенного освещения. Они сияли, казалось, из-под каждого листка и цветка, будто под каждым листком и цветком прятались живые светлячки. Эстер знала, что в качестве финального сюрприза приготовлен фейерверк, и ожидала его с нетерпением. Но не потому, что ей нравились огненные дуги и колеса в небе, а потому, что надоело развлекать гостей, уделяя каждому одинаково недолгое и поверхностное внимание. Уж с Юлом Бриннером ей точно хотелось поговорить подольше, чем с леди Маунт-гэттен! А он, пока она развлекала эту неприятную старуху, уехал… И Грета Гарбо уехала, не дожидаясь фейерверка, и Ава Гарднер.
Воспользовавшись тем, что гости распределились в несколько компаний и на время исчезла необходимость бдительно следить, чтобы они не заскучали, Эстер прошла в дом. Она хотела набросить что-нибудь на плечи — несмотря на жаркий калифорнийский климат, вечера в конце августа бывали уже прохладными, — а заодно хотя бы пять минут отдохнуть от своих хозяйских обязанностей.
Она шла мимо маленькой нижней гостиной, чтобы подняться к себе на второй этаж, когда услышала за приоткрытой дверью голоса. Один из них принадлежал Бену.
«Он-то что здесь делает? — удивилась Эстер. — А как же наша обожаемая леди?»
На протяжении вечера она ловила на себе недовольные взгляды Бена каждый раз, когда отвлекалась от леди Маунтгэттен. Это действовало на нее так раздражающе, что она даже нарочно оставляла старуху без внимания. И вдруг — Бен отдыхает в доме, покинув леди?
Но, едва подумав это, Эстер поняла, что ошиблась. Бен действительно оставил гостей, но как раз для того, чтобы не оставить свою главную сегодняшнюю гостью.
— Посидим немного здесь, Бенджамен, — услышала Эстер ее скрипучий голос. — Поболтаем в одиночестве. Я вижу, вы устали.
— Я не устал, но с вами посижу с удовольствием, — ответил Бен.
Эстер уже направилась было к лестнице, но следующая фраза, произнесенная леди, заставила ее приостановиться.
— Устали, устали, Бенджамен, дорогой. Извините мне мою бесцеремонность, но ваша подруга могла бы помогать вам сегодня получше.
— Что вы, Каролина, какая с вашей стороны может быть бесцеремонность!
Бен рассмеялся с такой одобрительной беспечностью, что Эстер вздрогнула, будто от удара.
— Почему вы перестали к нам ездить? — спросила леди. — Марджори спрашивала о вас.
— Да? А мне казалось, мое общество оставляет ее равнодушной.
— Она просто слишком стеснительна. Извиним ей этот маленький недостаток юности.
— Конечно, извиним. — По интонации, с которой это было сказано, Эстер поняла, что Бен улыбнулся одной из своих самых обаятельных улыбок. — У нее не может быть серьезных недостатков. Не зря же она внучка своей бабушки.
— Вы очень любезны. Приезжайте, Мардж будет рада. И, Бенджамен… Вы позволите мне быть с вами откровенной?
— Конечно, Каролина! — темпераментно воскликнул Бен.
— Эта ваша красавица… Она в самом деле красавица, это очевидно, и вас можно понять. Но для того чтобы быть в Америке… скажем осторожно, постоянной спутницей такого человека, как вы, она не годится.
Эстер уже достаточно хорошо разбиралась в тонкостях языка, чтобы правильно понять это слово — «не годится». Согласно любым стилистическим правилам и речевым особенностям, оно могло относиться к костюму, к столовому прибору, к авто… И оно было отнесено к ней с истинной словесной виртуозностью!
Бен, конечно, знал язык ничуть не хуже, чем Эстер. Однако, когда он ответил леди Маунтгэттен, никакого уточнения смысла в его словах не содержалось.
— Я понимаю, о чем вы говорите, Каролина. — Голос его зазвучал с грустноватой доверительностью. — Иногда мне кажется, что я ошибся, взяв ее в дом. Но возможность почувствовать себя Пигмалионом так соблазнительна!
— Это правда, — засмеялась леди. — Для Пигмалиона здесь работы непочатый край.
— Вот именно. Такой роскошный материал…
— Она очень хороша собой, вы правы. Немножко вульгарна, но для актрисы вполне в меру. Для небольшой актрисы, разумеется. Достаточно увидеть ее рядом с Гретой, чтобы понять разницу.
Эстер почувствовала, как вся кровь приливает к ее щекам. Конечно, она понимала, что такое Грета Гарбо, конечно, великая актриса чувствовалась в каждом жесте этой необыкновенной женщины… Но за что же говорить такое о ней?!
— Она и не будет большой актрисой. — В голосе Бена не послышалось ничего похожего не то что на возмущение, но хотя бы на легкое недовольство словами собеседницы. — Для этого ей не хватит честолюбия. И потом, ей уже тридцать, время для карьеры упущено. Но поймите меня, Каролина. — Он интимно понизил голос. — Сейчас эта женщина мне необходима. Я понял это сразу же, как только ее увидел. У мужчин бывают такие вот необъяснимые желания: хочу — и все! Их лучше удовлетворять немедленно, иначе они способны отравить жизнь на много лет, как вовремя не выведенный из организма токсин. А так — ты получаешь желаемое, вот оно уже твое, вот ты держишь его в руках, вертишь так и сяк… И вот оно уже тебе не нужно, ты уже свободен от него, и все у тебя снова впереди!
— Да вы тонкий психолог, Бен! — засмеялась леди Маунтгэттен. — Что ж, успехов вам в ваших упражнениях. А мы с Мардж ждем вас у себя и всегда вам рады. Пойдемте к гостям, дорогой. Боюсь, ваша Галатея не справляется одна.
Эстер отпрянула от двери и бегом бросилась по лестнице вверх. Про накидку она давно забыла, лицо ее горело, всю ее испепелял изнутри огонь! Но столкнуться в дверях, ведущих в сад, с леди Маунтгэттен ей совсем не хотелось. И еще меньше хотелось столкнуться с Беном.
Она влетела в свою спальню, упала на кровать. Ее била крупная дрожь, и она не представляла, как спустится сейчас к гостям.
«А зачем мне к ним спускаться? — вдруг подумала она. — Разве я собираюсь оставаться в этом доме?»
Мысль эта пришла так просто… Как будто ночная бабочка влетела в окно, приоткрытое в сад. И сразу, как только она пришла, Эстер почувствовала, что огонь, от которого вся она сгорала секунду назад, гаснет, словно на него плеснули прохладной долгожданной водою.
«Господи, какое счастье… — подумала она. — Я свободна!»
Все слова о правильном выборе, которые ей приходилось говорить себе ежедневно в течение целого года, не стоили одного этого короткого слова: свободна! И как она могла не вспоминать его так долго, и зачем она его не вспоминала? Ради этих платьев, этих бриллиантов, этого дома, ради нескольких эпизодов, в которых она снялась за этот год в Голливуде? Да хоть бы и ради самой великой роли в самом великом фильме!
Все это было не то, что ведет человека по жизни. Почему, она не знала. Но что для нее это именно так, знала точно.
Смятение, только что царившее у нее в голове, исчезло. Голова стала ясная, мысли сложились в ней трезво и ровно.
«Уезжать сегодня глупо, — подумала Эстер. — Во-первых, надо решить, куда ехать. Вероятнее всего, в Нью-Йорк, там я хоть кого-то знаю. Во-вторых, не пешком же туда идти, надо добраться до Лос- Анджелеса, сесть в поезд. Это проще сделать утром, чем ночью».
Подумав все это, она встала, сняла с кровати покрывало, сняла платье, сняла драгоценности, бросила их на подзеркальник. Она устала, ей хотелось спать, и завтра ей предстоял хлопотливый день. Потом она подошла к двери и повернула ключ.
