Никто не должен был мешать ее свободе этой ночью.
Глава 16
«Если я сегодня не найду, где переночевать, ничего страшного не случится. В Нью-Йорке полно бездомных, и никто не обращает на них внимания. Можно переночевать на скамейке в каком-нибудь сквере, а с жильем придумать что-нибудь завтра».
Нью-Йорк уже наплывал на нее, заглядывал в окна поезда. Он ошеломил Эстер так же, как в первый раз, потому в эти последние минуты перед прибытием ей и пришлось придумывать для себя какие- то успокоительные слова.
Когда она уезжала из особняка в Беверли, ей ничего придумывать не пришлось — ни для себя, ни даже для Бена.
Ночь она проспала как сурок, хотя он, кажется, стучал в дверь ее спальни и о чем-то спрашивал, и тон у него был недовольный. Но до этого ей не было дела. А утром, уже приняв ванну и одевшись в дорогу, она и вовсе была спокойна и даже весела. Но гнев, который поднялся в ее душе вчера вечером, оставался в ней, хотя и под спудом.
— Ты повела себя вчера странно, дарлинг. — Бен тоже был уже одет на выход. В его голосе звучало с трудом сдерживаемое раздражение. — Чтобы не сказать больше! Мне пришлось выдумывать для гостей какие-то глупости про твою внезапную мигрень. Непредсказуемость добавляет женщине перчику, не спорю, но есть обстоятельства, в которых она неуместна. Надеюсь, это случилось с тобой в первый и последний раз.
— Можешь быть в этом уверен, — кивнула Эстер. — И, кстати, можешь порадовать леди Маунтгэттен:
твоя вульгарная подруга больше не помешает тебе навещать ее внучку.
— Та-ак… — протянул он. — Твои советские родители не научили тебя, что подслушивать некрасиво?
— Брось, Бен, — поморщилась Эстер. — Красота здесь ни при чем. Ты сам сказал, я делаю правильные выводы из того, что вижу. И из того, что слышу, тоже.
— А тебе не приходило в голову, — прищурившись, произнес он, — что я просто вынужден быть дипломатом? Что я не жажду жениться на Марджори Маунтгэттен, но при этом не хочу потерять расположение ее бабки?
— Я в это не верю, — отчеканила Эстер. — То есть моя вера здесь тоже ни при чем, просто я знаю, что ты врешь. Ты совсем не прочь жениться на внучке леди Маунтгэттен, это как раз то, чего тебе не хватает, чтобы твои миллиарды приобрели настоящую респектабельность. И ты ведешь себя совершенно правильно: вываживаешь ее, как рыбку на крючке. Еще немного, и бабушка с внучкой будут считать за счастье, чтобы ты к ним посватался. А если ты проявил бы поспешность, они еще чего доброго догадались бы, как сильно ты стремишься в их круг и клан. Я, может, и вульгарна, Бен, но уж точно не дура.
— Я и не считал тебя дурой, — задумчиво проговорил он. — Я вообще думаю, что до сих пор недооценивал тебя, дарлинг…
— А ты пообещай мне главную роль в твоем будущем фильме! — расхохоталась Эстер. — Скажи, что тебя посетило внезапное озарение и ты наконец разглядел во мне соперницу Греты Гарбо. Тогда я, конечно, закрою глаза на все глупости, о которых только что говорила, и буду и дальше выводить из твоего организма токсины, а потом…
— И куда ты, можно поинтересоваться, собралась уйти? — перебил ее Бен.
— Вот это тебя уж точно не касается, — отрезала Эстер. — Я могла бы сказать, что признательна тебе за помощь, но думаю, что расплатилась за нее сполна. Поэтому благодарить тебя не буду.
— Что ж. — Он встал, поправил галстук. — Ты всегда была решительна в своем выборе. Правда, я уверен, что сейчас ты в нем ошибаешься, но я ведь не могу вставить свои мозги в твою голову.
— Я и не испытываю такой потребности, — усмехнулась Эстер. — Прощай, Бен.
Она поднялась к себе, чтобы собрать вещи. Окно ее спальни выходило в сад, и она видела, как Бен идет по дорожке к машине, ожидающей у ворот. Он не оглянулся ни разу.
«А разве я хочу, чтобы он оглянулся? — подумала она. — Я хочу только, чтобы все это закончилось поскорее».
Ей хотелось этого до такой степени, что при мысли о том, чтобы подняться к себе в спальню дважды — она увязала вещи в два больших узла и не могла вынести к такси оба сразу, — при одной этой мысли ей становилось противно. Она открыла окно, примерилась и бросила один узел на клумбу. Потом взяла второй и спустилась с ним вниз. Таксист взглянул на нее с опаской.
— Это ваш багаж, мэм? — кивнул он на лежащий посреди клумбы узел.
— Конечно, — подтвердила Эстер, протягивая ему второй. — Положите в машину оба. Мы едем в Лос-Анджелес на вокзал.
Та Америка, которая началась для нее с первого дня — благополучная, располагающая, удобная, блестящая, — закончилась вместе с вереницей утопающих в зелени домов Беверли-Хиллз, и, наверное, закончилась навсегда.
И вот теперь на нее наплывала новая Америка — огромная, подавляющая, как небоскребы Манхэттена. И как она будет жить в этой совсем незнакомой стране?
— Вам плохо, мисс? — услышала она. — Извините, но мне показалось, вы побледнели.
Эстер вздрогнула и, отведя глаза от окна, взглянула на мужчину, сидящего напротив нее на вагонной скамейке.
Наверное, он вошел в поезд недавно: за время бесконечной дороги от Лос-Анджелеса она перестала следить за сменой попутчиков. Он был военный — кажется, летчик. Впрочем, она не разбиралась в знаках различия вооруженных сил США, отметила только, что форма ему идет. Ну да она ведь идет всем мужчинам, в которых мужское начало отчетливо проявлено внешне.
Этот, безусловно, относился именно к такой категории мужчин. Он смотрел на Эстер с внимательной доброжелательностью. Еще в его взгляде читалось искреннее сочувствие — видно, она в самом деле выглядела бледновато.
И тут, заметив сочувствие в его взгляде, она наконец разглядела и сами его глаза. Это было что-то невероятное, только в ее дурацком состоянии можно было не заметить такого сразу!
Глаза не просто смотрели на нее — они светились, как две утренних звезды. Правда, Эстер всегда считала, что утренняя звезда бывает только одна — Венера, но, может быть, она не все знала про мироздание. Во всяком случае, до сих пор она не представляла, что глаза у человека могут вот так светиться.
У Игната они тоже были светлые, но все-таки совершенно другие. В них была твердость и прямота, но такого чистого направленного света в них не было. Эстер удивилась, что подумала об Игнате без того сильного и болезненного удара в сердце, которым всегда сопровождались ее мысли о нем. Теперь в сердце у нее дрогнуло совсем другое чувство, не болезненное, а тихое, как живой ручеек.
— Вас встречают, мисс? — спросил светлоглазый летчик. — Если нет, я помогу вам взять такси.
— Нет, благодарю вас, — улыбнулась она. И неожиданно добавила: — Я просто не знаю еще, куда поеду.
У нее было совсем не то настроение, чтобы улыбаться, и уж точно она не собиралась отчитываться в своих планах случайному попутчику. Но глаза его смотрели так чисто и просто, что ей показалось, будто она адресовала свои слова не человеку, а… В самом деле звезде небесной! И стесняться перед ним было так же странно, как перед небесной звездою.
— Да? — почему-то обрадовался он. — Я ведь тоже еду в Нью-Йорк без серьезной цели. Мы можем немного прогуляться вместе. Кевин Давенпорт. — Представляясь, он склонил голову. Его фуражка лежала на полке, коротко стриженные волосы светло блеснули в тусклом предвечернем луче, падающем в вагон из окошка. — Лейтенант военно-морских сил.
