— Ты спи, — сказал Георгий. — Не обращай на меня внимания.
— Это трудно, — тихо засмеялась Полина.
— Не обращай, не обращай, — повторил он. — Удобно тебе так лежать? Я, наверное, сейчас усну. Со мной, знаешь, что-то такое странное стало — мгновенно усталость накатывается, или не усталость, а не знаю что. — Полина расслышала, что язык у него заплетается. — Вроде только что ходил, говорил, и вдруг все, шевельнуться не могу, вот как сейчас, даже стыдно…
— Ну и не шевелись, — снова засмеялась Полина. — И чего тебе стыдно? Я что, требую, чтоб ты шевелился?
— Ничего ты не требуешь. — Он поцеловал её в макушку. — Ты очень хорошая.
— Ну, спи тогда, раз хорошая, — сказала Полина. — А то говоришь, что шевельнуться не можешь, а сам никак не заснешь. Тебе отдохнуть надо, Егорушка, — добавила она. — Уснешь, проснешься — и все пройдет. Ты же совсем ещё больной.
— Как же все по-дурацки… — пробормотал он; Полина почувствовала, что он наконец засыпает. — Я бы тебя на руках носил…
«Если бы что?» — подумала Полина.
Но спросить было уже не у кого — Георгий уснул.
Глава 10
Когда Полина проснулась, он ещё спал.
Она сразу почувствовала, что он спит, ещё до того почувствовала, как открыла глаза, и даже до того, как вообще проснулась. Она просто почувствовала его рядом с собой — это было так странно, так необычно!
Сначала она боялась пошевелиться, чтобы его не разбудить, и даже глаза боялась открыть, как будто он мог проснуться оттого, что у неё дрогнут ресницы. Но потом все-таки открыла глаза и сразу поняла, что его и пушками не поднимешь.
Он спал как каменный — кажется, вообще не шелохнулся за ночь. Во всяком случае, его рука по- прежнему лежала у Полины на плечах, а щека была прижата к её макушке. И ей не хотелось вставать, а хотелось лежать так всегда.
«Хоть живой водой его поливай, или какой там поливают?» — подумала она, вспомнив всякие народные сказки про богатырей.
Но поливать она Георгия ничем, конечно, не стала, и вставать когда-нибудь все равно пришлось бы, поэтому Полина осторожно выскользнула из-под его руки, слезла с кровати и на цыпочках вышла из комнаты.
На кухне все было как вчера. Стол был завален кусочками смальты, громоздились по углам внушительные глыбы мрамора и гранита, лежали на подоконнике кусачки, зубило, молоток… Полина смотрела на все это с каким-то странным изумлением. Ей не верилось, что ничего не изменилось, что её окружает обычная, ничем не встревоженная жизнь, когда в душе у неё все встревожено и взбудоражено.
Но солнце ясно светило в окно, стекло было радостно разрисовано морозом, и к тому же пора было позавтракать. К счастью, Полина ещё накануне притащила от родителей еду в двух кастрюльках, поэтому можно было не бежать в магазин.
Заглянув в кастрюльки, она обнаружила голубцы, плавающие в крепком томатном бульоне, и плов. Только мама была способна приготовить два таких блюда одновременно! Почему плов, понятно: обожаемый Ванечка наконец начал хоть что-то есть, и именно плов, потому что ему нравилось считать рисинки. А голубцы, наверное, мама сделала на первое.
Может быть, правильнее было бы разделить еду на завтрак и обед, но Полина решила, что Георгий вполне в силах съесть все сразу, поэтому так и надо сделать, а к обеду видно будет.
На этот раз она услышала, что он проснулся. В комнате открылась форточка, по полу сразу потянуло холодом, зашумела в ванной вода. Потом Георгий постучал о дверной косяк — дверь в кухню была открыта — и появился на пороге.
— Ну, Полина! — Он покрутил мокрой головой и улыбнулся. — Как это я, а?
— Что — как? — удивилась она.
— Да спал как бревно. Или как мертвец.
— Почему же? — засмеялась Полина; впрочем, ассоциации с бревном, а особенно с мертвецом ей совершенно не понравились. — Ты был теплый и сильно дышал.
— В смысле, храпел? — смущенно спросил Георгий.
— В смысле, дышал. Я же говорю — сильно, а не громко. Ты внутри себя дышал.
— Ну, не знаю. — Он пожал плечами. — Мне показалось, я в яму какую-то провалился. Но это же и хорошо, — добавил он, наверное, заметив, что по её лицу пробежала тень. — Мне и брат твой сказал снотворное принимать, чтобы никаких снов, да я и сам это знаю. А ты давно проснулась? — спросил он. — Я смотрю, уже жаришь что-то…
— Не жарю, а разогреваю, — уточнила Полина. — Думаешь, я в состоянии плов приготовить или, того хлеще, голубцы? Это мамины произведения.
Как только она увидела его, такого утреннего, высокого, с потемневшими от воды волосами и светло-карими, без ночной тяжелой дымки глазами, ей сразу стало легко, и даже странное, совершенно незнакомое, тревожащее душу чувство, с которым она смотрела, как он спит, — тоже улетучилось.
— Неудобно как-то… — пробормотал Георгий. — Брат твой меня лечит, мама кормит, ты вообще… Чернуху всякую выслушиваешь. А это что за камни? — спросил он, кивая на глыбы в углу.
— Это мне для мозаики надо, — ответила Полина. — Только ты поел бы сначала, а потом уж искусством интересовался, а?
— Я поем, спасибо, — кивнул Георгий, садясь за стол. — А при чем камни к мозаике?
— Ее из них делают, — объяснила Полина, поставив перед ним и перед собою по тарелке с голубцами. Себе она, правда, положила чисто символическую порцию, потому что голубцов в кастрюльке было, на её взгляд, мало, да она и не привыкла есть по утрам такие фундаментальные блюда. — Откалывают мелкие камешки и делают. То есть только отчасти из камней, а так ещё из смальты и из других разных кусочков, которые кусачками от всего откусывают. А ты давай, голубцы пока что откусывай.
— А кто тебе их откусывает? — спросил Георгий.
— Голубцы? Никто, я сама.
— Нет, мелкие камешки. — Он вообще не обращал внимания на её ехидство, разве что улыбался, и то почти незаметно. — В смысле, отбивает кто?
— Тоже сама. А что, желаешь поучаствовать в процессе? — снова съехидничала она.
— Естественно, — кивнул Георгий. — Это что, мрамор? Не думаю, что от него так уж легко кусочки отбивать.
— Ты как Нюшка! — засмеялась она. — Ему, чтобы ел, тоже надо зубы заговаривать. Он только с тезкой твоим ест, с Егором, притом из одной тарелки. Может, и тебе кота притащить для аппетита?
— Да я же ем, Полина, — сказал он. — Смотри, уже целую тарелку съел. Очень вкусно!
— Целую тарелку чего? — поинтересовалась она.
— Ну, этого… Плова.
— Плов ты ещё не ел, — заметила Полина. — Так что зря подглядываешь, на сковородке он ещё только разогревается. Будешь плохо есть, вообще никогда не поправишься, — назидательно добавила она.
— Полин, не обижайся. Мне, честное слово, и раньше все равно было, что есть, — объяснил Георгий. — И совсем мне не надо ничего такого специально выстряпывать. Ну вот, обиделась все-таки! — расстроился он.
— Чего мне-то обижаться? — пожала плечами Полина. — Не я же выстряпываю. Ладно, давай теперь плов лопай, раз тебе все равно.
