— Не обращай внимания, — сказал он, помолчав. — Должно же все это когда-нибудь пройти, а? Хоть мне как-то и самому не очень верится… И Юра твой сказал, что оттуда здоровым никто не возвращается.
То страшное, темное, что во время ночного разговора охватило их обоих с такой мучительной силой, сейчас вновь мелькнуло рядом. Но, может быть, оттого, что за окном была не ночь, а зимнее светлое утро, — это темное и правда только мелькнуло, обдало холодом и сразу исчезло.
— Давай я чай заварю? — предложил Георгий. — Мне раньше нравилось чай заваривать. У меня в Чертаново, где-то в коробках, даже спиртовка есть. Я её купил, когда прочитал, что японцы воду для чая только на открытом огне кипятят.
— Юрка тоже чай всегда сам заваривает, — засмеялась Полина. — Еще и говорит, что мне только отвар от поноса можно доверить, а не чай. А сам такой чифирь уголовный пьет, что уж молчал бы.
Они выпили чаю с вареньем «яблочный рай», потом Георгий покурил, стоя у форточки, потом напомнил:
— Ты же обещала показать, как камешки отбивать для мозаики. Или тебе сейчас неохота?
— Вообще-то охота, — кивнула Полина. — Даже очень охота. Я, понимаешь, как-то очень сильно этим делом увлеклась, даже удивительно.
— Почему удивительно? — улыбнулся Георгий. — А ты разве все остальное без увлечения делаешь?
— Да ну, неважно, — махнула рукой Полина. — Что я вообще делаю, если подумать? Ладно, колоти камешки, раз охота есть. Только осторожно, а то они в глаза летят. Надо вообще-то очки специальные купить, но пока что не получилось. И молоток неудобный, им не сильно-то отколотишь.
Отбивать кусочки от мраморной глыбы Полине и в самом деле бывало нелегко. Даже, пожалуй, тяжелее, чем обращаться с кусачками, все-таки сила для такой работы должна была быть не только в кистях, но и в плечах, а этим она похвастаться не могла.
Зато у Георгия это получалось довольно ловко. К тому же он как-то так придерживал осколки ладонью, что они не разлетались во все стороны. Или просто ладонь у него была большая?
Смотреть на то, как он все это делает, было очень приятно. Полина подумала, что он, наверное, вообще все делает так, что на это приятно смотреть. В каждом его движении чувствовалось какое-то особенное, не приобретенное, а изнутри идущее умение. Да и откуда бы он мог приобрести умение отбивать камешки?
— Устал? — спросила она после того как Георгий наколотил ей две горки мраморных и гранитных осколков. — Правда, трудно? — с гордостью добавила она.
— Да мне-то не очень. — Улыбка едва заметно мелькнула в уголке его губ; глаза стали совсем светлые. — Так что давай уж лучше я их буду откалывать, хоть какая-то от меня выйдет польза. А ты мне пока рассказывай, что это за мозаика будет. Заговаривай зубы!
— А тебе правда интересно? — недоверчиво спросила она.
— Конечно. А что, я таким уж дубом кажусь, что мне это не может быть интересно? — пожал плечами он.
— Да не то чтобы дубом… — протянула Полина. — Просто ты первый человек, которому это интересно. Все только пальцем по лбу стучат, особенно когда про Якутию слышат.
— Про Якутию? — удивился Георгий.
— Ну да. Я тебе сейчас покажу! — Полина нырнула под стол и достала оттуда два небольших плоских панно, которые уже успела сделать. — Вот смотри, это они и есть, всякие якутские истории. Но только это самое начало — хаос то есть, битва стихий. А потом будут битвы богатырей. Ну что, совсем не похоже? — спросила она, глядя, как Георгий рассматривает панно.
Это были те самые фрагменты якутского эпоса, в которых средний серо-пятнистый мир вихрился, а бедственный преисподний — расплескивался, как лохань.
— А на что должно быть похоже? Ни на что не похоже, и очень хорошо. Вот это гранит, да? — Он коснулся пальцем серо-пестрых пятнышек, идущих по центру панно.
— Ага. А это смальта. — Полина показала на багрово-синие кусочки, с помощью которых пыталась изобразить бурю, сопутствовавшую сотворению преисподней. — Только, по-моему, ничего хорошего…
— Почему?
Он смотрел внимательно — то на нее, то на мозаику — и говорить с ним было так же хорошо, как чувствовать его дыхание у себя на макушке. Полине ужасно хотелось, чтобы он опять взял её за руку и поцеловал в ладонь. Но он был сейчас совсем не такой, как ночью… Ладно, ей с ним и так было хорошо.
— Потому что там должно быть движение, да ещё такое, знаешь, мощное движение, просто вихрь и буря, — вздохнув, объяснила она. — А вот это у меня и не получается. Я разные цвета пробую, камни со смальтой чередую, но все равно выходит неподвижность. Например, видишь, что здесь написано. — Она взяла с подоконника книгу и открыла на странице, заложенной красным карандашом. — Вот здесь, слушай: «С хрустом, свистом взлетает красный песок над материковой грядой; жароцветами прорастает весной желтоглинистая земля с прослойкою золотой…» А потом там ещё про восьмислойные огненно-белые небеса… У меня аж дыхание перехватывает! — Полина захлопнула книгу. — И как все это сделать? Вроде и цвета хорошо выписаны, бери да повторяй, но очень статично получается. Говорю же, движения никакого.
— Можно не только цветом попробовать, — сказал Георгий. — Цвет само собой, но движение, по- моему, здесь иначе должно передаваться. Линиями и, главное, светом. Я, когда первый раз камеру в руки взял, тоже движение, динамику передать никак не мог, — улыбнулся он. — Так что это для всех проблема, не переживай. Попробуй смальту не плоско класть, а под разными углами, тогда свет заиграет.
— Ну, и скажешь, я не дура? — ахнула Полина. — Так просто… Или, может, это не я дура, а ты гений? — поинтересовалась она.
— Вряд ли, — засмеялся Георгий. — Просто у меня все, что со светом связано, в голове все время сидит, как гвоздь, так что гениальности тут никакой не надо. А что там будет про богатырей? — спросил он.
— Вот это я пока не знаю, — ответила Полина. — Они там, по-моему, какие-то гадостные, эти богатыри. Особенно богатырши. Все время богатырей подначивают с ними подраться, вроде как проверяют, подходят им эти мужики в качестве производителей или не подходят. В общем, они мне не очень нравятся, так что я пока даже и не представляю, как их изобразить. Ну-ка, — вдруг вспомнила она, — может, ты в качестве типажа подойдешь?
— В смысле гадостности? — снова засмеялся Георгий.
— В смысле выразительности. Я тут одно описание нашла, довольно яркое. — Полина снова открыла книгу в том месте, которое было заложено уже не красным, а зеленым карандашом, и прочитала: — «Огромен он, как утес, грозен лик у него, чутко вздрагивают нервы его под кожею золотой. Нос его продолговат, нрав у него крутой». Повернись-ка в профиль, я нос рассмотрю! — скомандовала она.
Георгий послушно повернулся. Профиль у него был — как на римской монете, которую Полина в пятом классе выменяла у соседа Витьки на бабушкину иностранную зажигалку.
— Так-так… — еле сдерживая смех, с задумчивым видом протянула она. — У тебя нрав крутой?
— Нет, — усмехнулся он. — А надо, чтобы крутой?
— И лик у тебя не грозен, — продолжала Полина, — и там ещё дальше сказано, что у богатыря должны быть виски вдавлены. Видимо, это считается красиво… Нет, ты не подходишь! — заключила она и наконец рассмеялась.
— Ну и ладно. — Георгий тоже улыбнулся. — Найдешь ещё типаж, не беспокойся. А почему, кстати, именно якутские истории?
— Не знаю, — пожала плечами Полина. — А что, ты все можешь объяснить, чего тебе хочется? Я вот не могу. Я в этой Якутии никогда не была, но она меня ужасно привлекает, даже больше, чем, например, Париж или ещё какие-нибудь приятные места. В общем, попробую смальту класть под углом! — сказала она. — Жалко, сейчас она у меня почти что кончилась, а на новую денег пока нету.
