вместе с бриллиантом. Кстати, заодно можно будет и бриллиант вернуть, это даже лучше, чем вылавливать Платона, когда он приедет в Москву.
Пожалуй, препятствием было только то, что Полина осталась в Москве почти что одна из всей семьи — уникальный, можно сказать, случай! Да не одна, а с лежащей в больнице Евой…
«Ну, поговорю с ней, — тут же решила она. — Не в тайге же я её, в конце концов, оставляю. И не навсегда же, Темка через неделю вернется!»
Ситуация и правда сложилась необычная, потому что вот так, все вместе, Гриневы никогда из Москвы не уезжали. Часто ездил в командировки папа: Институт Курчатова был связан со многими организациями, даже и за границей. Время от времени уезжал Юра — ну, он понятно, куда. Ездила на какие-то телевизионные фестивали Женя. Но уж мама-то после смерти бабушки Поли не ездила никуда, не считая дачи в Кратово, да и Ванечку дальше того же Кратова не возили, потому что он вечно подхватывал какие-то инфекции.
А тут — как сговорились все! То есть Женя-то ни с кем не сговаривалась, просто волевым усилием заставила Юру взять отпуск и немедленно купила двухнедельный тур в Австрию. Юра любил горные лыжи — ездил на Эльбрус каждую зиму, когда был студентом, а когда работал на Сахалине, то катался на знаменитых тамошних сопках. Видимо, Женя давно лелеяла мысль вывезти его куда-нибудь в горы, да все никак не могла дождаться просвета в Юрином плотном рабочем графике. Пока не поняла, что дожидаться этого события бесполезно, и не организовала его сама.
Они хотели было взять с собой Ванечку, но этому воспротивилась мама.
— С ума вы сошли, крошечного ребенка в горы тащить! — ахнула она. — Представляю, какой там ветер! Он у вас в первый же день заболеет, и самому радости не будет, и вам отпуск испортит. Ванечка с нами поедет, — заявила она.
— Куда это, интересно? — удивился Юра. — Вы разве куда-то собирались ехать?
— А нам, по-вашему, уже только на печке отдыхать, — вмешался папа. — Мне путевки в санаторий предлагают. И прекрасный, между прочим, санаторий, международного уровня, хоть и не в Австрии, а в Подмосковье.
— Да! — подхватила мама. Судя по её энтузиазму, про путевки она услышала впервые, иначе непременно начала бы сомневаться, надо ли ехать, да что ещё за санаторий, да как там кормят. — Мы с Валей в санаторий поедем и Ванюшеньку возьмем. Правда, деточка, с бабушкой и дедушкой лучше отдыхать?
— С папой лучше, — заявил чистосердечный внучек. — Он разрешает не кушать, а ты не разрешаешь.
Впрочем, отдыхать с бабушкой и дедушкой он все же согласился, узнав, что в санаторий можно взять кота, а в Австрию нельзя.
Сомнения начались у Нади позже и, конечно, из-за Евы.
— Ну и что, что не завтра ей рожать? Там с голоду можно умереть, в этой больнице, — объясняла она. — Я однажды как раз в обед пришла… Это же не еда, а тряпки, вываренные в помоях!
— Как ты, мам, образно стала мыслить, — хихикнула Полина. — Может, тебе ресторанным критиком заделаться? А что, я б тебя в журнальчик пристроила. А между прочим, если Ева узнает, что ты из-за неё в санаторий не хочешь ехать, то она раньше времени как раз и родит.
— Откуда это она узнает? — удивилась Надя.
— А я ей скажу, — подал голос Артем. — Вы, Надежда Павловна, если уж всерьез меня не воспринимаете, то хотя бы не демонстрировали этого так откровенно.
Видимо, трехмесячная совместная жизнь с тещей имела и положительную сторону: Артем перестал обращать внимание на её строгий вид и тон.
— Мы ей и сами чего-нибудь сварганим, — подключилась Полина. — Пирожки, понятно, выстряпывать не будем, но курицу на соли — без проблем.
Курица на соли была фирменным блюдом бабушки Мили ещё в те времена, когда ни о каких микроволновках никто и слыхом не слыхивал. Эмилию Яковлевну очень устраивало то, что с птичкой вообще не надо возиться — даже приправами начинять, даже следить за её приготовлением, — только положить на рассыпанную по сковородке соль и засунуть на два часа в духовку. Полина тоже считала, что курица на соли — оптимальная еда для человека, который хочет заниматься ещё чем-нибудь, кроме приготовления пищи.
— Вообще-то можно пельменей налепить, — сдаваясь, проговорила Надя. — Я бы заморозила, а вы бы их потом варили понемножку…
— Лепи, — разрешила Полина. — И езжайте вы все куда-нибудь поскорее, а то в глазах от вас рябит.
В общем, все разъехались так быстро, как и ожидать было невозможно, и Полина была этому очень рада. Особенно после отъезда Георгия, когда настроение у неё стало такое, что лучше было в таком настроении не показываться пред мамины зоркие очи.
Неделю назад, забежав к Еве с очередной порцией пельменей и ещё чего-то, извлеченного из морозильника и разогретого, она застала сестру в состоянии счастливого возбуждения. Примерно в том же состоянии находился и Артем, но у него к этому добавлялось ещё и смущение.
— Вот, тещу воспитывал, — сказал он, — а сам и правда…
— У него выставка будет в Праге, ты представляешь? — сообщила Ева.
— Не то чтобы у меня, — объяснил Артем, — но я тоже участвую.
— И ему предлагают туда ехать! — Евины глаза светились так, что в них не было видно даже обычной глубокой поволоки. — А он — какие-то глупости…
Живот у Евы был теперь такой большой, что возвышался над кроватью, как гора Килиманджаро. Даже не верилось, что он принадлежит ей, а не существует отдельно. Очень уж прозрачное, совсем бесплотное стало у неё лицо, и странно оно выглядело в сочетании с этим огромным, тяжелым животом.
— Ну как я уеду? — расстроенно сказал Артем, быстро проводя рукой по её прозрачной щеке; вторая его рука лежала у Евы на животе. — Как назло, даже мама моя в командировке!
— Опять начинается, — вздохнула Полина. — Ладно теща, а ты-то чего? — обратилась она к Артему. — Тоже будешь квохтать, что я пельменей не сварю и гранатов не куплю?
— Я же целыми днями под наблюдением, — подхватила Ева. — Тема, я ведь здесь как в колыбели, неужели ты не видишь? Я у них уникальная, они со мной носятся, как…
— С писаной торбой, — подсказала Полина: ей хотелось взбодрить Артема.
— Студентов каждый день ко мне водят, — улыбнулась Ева. — Я никогда ещё не чувствовала себя настолько полезной обществу!
— Прям как собака Павлова, — хихикнула Полина. — Так что вали, Темка, в свою Прагу, выставляй фотки, пей пиво и не переживай. Надолго тебя зовут?
— На десять дней всего, — сказала Ева. — Есть о чем говорить!
Говорить, по Полининому мнению, действительно было не о чем. До сегодняшнего дня, когда самой ей вдруг захотелось уехать, и желательно на край света, и вот именно что на край света.
Часть III
Глава 1
Никогда ещё Георгий не чувствовал свое тело как отдельный, совершенно ему не принадлежащий предмет.
Да ему и в голову никогда не приходило думать о своем теле. Он — это был он, весь как есть, и
