Если бы кто-нибудь — даже темпераментный Алексиадис — взялся просто описать Лере Элладу, она представила бы себе только глянцевую открытку. Сказать об этом было невозможно. Но почувствовать прелесть этого места было возможно — и Лера почувствовала сразу. Потому что сразу ее охватила такая волшебная беззаботность, какой она не испытывала, пожалуй, ни разу в жизни.
Она не зря почувствовала единомышленника в Алексиадисе. Он любил свою Элладу гораздо более самозабвенно, чем свой отель, и это видно было по его блестящим как маслины глазам.
«А ведь он такой же, как Андрей Майборода, — вдруг догадалась Лера. — Хотя и эмоциональнее раз в сто, но это неважно. Просто Андрей на греческий лад. С нормальным домом в нормальной стране…»
Она не могла объяснить, почему это стало для нее очевидным — но это было так, и она сразу поняла, что ей легко будет работать с Алексиадисом.
Машина у него была пижонская — ярко-красный «Порше»; Лера видела такую впервые. Но ехать на ней по блестящей под солнцем дороге было очень даже приятно. И Лера не отрываясь следила, как светится морская вода вдоль шоссе, когда они ехали к мысу Эрио.
— Это надо видеть обязательно, — заявил Алексиадис. — Не потому, что так написано в путеводителе — так велит нам душа!
Сначала им открылся водопад — прозрачная, чуть подсвеченная и шумящая стена, от которой Лера, наверное, вообще бы не ушла, если бы ее спутник не поторопил:
— Нам надо достичь мыса до того как солнце опустится в море — это обязательно!
Солнце садилось в море, и от этого бирюзовая вода приобретала розовый оттенок. Лера смотрела на далекий маяк, на развалины древнего города у подножия горы, на бесконечные цепи гор в вечерней дымке и причудливые камни, выступающие из прозрачной воды. Что это было, какие струны звенели в этом воздухе и отзывались в душе, она не знала, но это было то, что было только в детстве — как музыка…
— Вам нравится, милая Валерия? — Голос Алексиадиса вывел Леру из странного, похожего на забытье состояния.
— Что? — Она вздрогнула. — Да…
Лера не знала, что сказать ему; к тому же ей вдруг стало тяжело говорить по-английски, она не могла подобрать слов на чужом языке.
Кажется, Алексиадис почувствовал, что Лера не просто любуется красивым видом: его голос стал тише и словно бы осторожнее.
— Мы можем ехать? — то ли предложил, то ли спросил он. — Мы можем вернуться в Лаутраки и поужинать вместе в какой-нибудь маленькой таверне у моря?
— Конечно! — Лере стало неловко, словно он увидел то, что не предназначалось для посторонних глаз. — С удовольствием, Александр, спасибо.
Таверна, в которую привел ее Алексиадис, была полна людей. Веселый гул множества голосов смешивался с громкой музыкой — и Лере сразу стало легко в этом приветливом и беззаботном шуме. Певичка в ярко-алом платье пела греческую песню, а люди, вплотную сидящие за длинным столом, с удовольствием подпевали.
То неуловимое и немного пугающее чувство, которое охватило Леру на мысе Эрио, когда она смотрела на горы в вечерней дымке, — сразу исчезло, растворилось в жарком воздухе таверны. И Лера вздохнула с облегчением. Так невыносимо было будоражить сейчас в душе то, что все равно не могло воплотиться…
После певички вышла хрупкая акробатка в блестящем трико. Сначала она показалась Лере юной девушкой, и только потом, когда та начала жонглировать саблями, Лера заметила, что акробатке, пожалуй, за сорок. Рядом стоял красивый черноглазый мальчик, как две капли воды похожий на нее, — наверняка ее сын.
Лера почувствовала, как все это незамысловатое веселье зажигает и ее, как ей становится легко, словно после хорошего вина.
Вино, кстати, действительно было хорошим и называлось Санта-Елена. А чтобы выбрать гаридес — омара — Алексиадис потащил Леру к огромному аквариуму. Они оба выбирали так серьезно, как будто это был самый значительный выбор в их жизни, — и это тоже нравилось Лере.
Они болтали с Алексиадисом, подбирая английские слова, подсказывая их друг другу и смеясь без причины. Языки у них уже заплетались и головы кружились.
Лера чувствовала себя легкой, как воздушный шарик. Она видела, что нравится Алексиадису, и видела при этом, что он не предложит ей пойти вместе в номер, как предложил подняться к нему домой Валентин Старогородский.
Но она чувствовала, что Алексиадис и не станет говорить о таких сложных вещах, как вечная любовь. В его взгляде просто читалось бескорыстное восхищение женщиной — и это было для Леры так ново, так необычно и приятно…
— В моей жизни никогда не было такого вечера, Александр! — сказала она на прощанье, уже в вестибюле отеля.
— И я даже знаю, почему, — сказал он загадочным тоном.
— Почему же? — заинтересовалась Лера.
— О, завтра, завтра! — поднял руку Алексиадис. — А сегодня — спать, дорогая Валерия, и отдохнуть. Завтра мы едем в Афины.
Все это действительно было фейерверком — даже узкие и таинственные афинские улочки, даже крепчайший кофе со стаканом холодной воды: Лера пила сладкий гликос, а Алесандр — скетос без сахара. И Акрополь, и стены Парфенона в вечернем сиянии… И белые колонны храма Посейдона на темной скале, и маленькая рыбацкая деревушка у ее подножия…
Днем Алексиадис затащил Леру в роскошный магазин, где продавались шубы.
— Но зачем, Александр? — отговаривалась Лера. — Я не собираюсь покупать шубу, что мне там делать? И вы же сами сказали, что для шоп-туров надо будет рекомендовать моим туристам меховую фабрику в Салониках.
— Женщине необходимо примерить шубу в настоящем афинском магазине, — авторитетно заметил Алексиадис. — Вы знаете, зачем женщина приезжает в Грецию?
— За шубой? — улыбнулась Лера.
— Нет! — торжественно заявил он. — Женщина приезжает в Грецию для того чтобы почувствовать себя неотразимой и полюбить себя!
С этими словами он накинул Лере на плечи длинную поблескивающую шубу из «табачной» норки, и она невольно взглянула в зеркало. Можно было почувствовать себя неотразимой, увидев собственное отражение: порозовевшие нежные щеки и янтарные глаза, и мягкий мех, щекочущий шею…
Алексиадис лихо водил свой шикарный «Порше». Глядя на стремительно летящую под колеса дорогу, Лера не чувствовала усталости, хотя эти дни могли у кого угодно вызвать ощущение пресыщенности. Но ей хотелось ездить еще и еще, она упивалась каждой минутой — и это не было обычное накопление впечатлений, это было что-то другое…
Лера даже сказала об этом Алексиадису, потому что всего за два дня он стал вызывать у нее доверие.
— О, я знаю ваше чувство, Валерия, — сказал он. — Конечно, оно делает женщину неутомимой.
— Это то, что вы сказали мне в магазине? — догадалась Лера. — Полюбить себя?
— Да. А разве вы сами этого не чувствуете? — кивнул он. — Мне хотелось вам в этом помочь…
— Вам это отлично удалось, Александр. — Лера посмотрела на него благодарно.
— Знаете, я иногда думаю о таких отвлеченных вещах, не имеющих отношения к экскурсиям и вообще к туристическому бизнесу, — продолжал он. — Мне кажется, в каждой поездке должно быть что-то, ради чего она предпринята — не только осмотр достопримечательностей. Поэтому я и сказал вам, для чего женщина приезжает в Грецию…
