заказывать пропуск… А тут — простая дверь, и рядом на лестничной площадке точно такая же, только и разницы, что на одной номер квартиры, а на другой медная табличка с надписью «Декоративно-прикладное искусство».
Она нажала на кнопку звонка, тоже самого обыкновенного, к тому же дребезжащего, и дверь распахнулась так быстро, словно открывший ее человек специально караулил на пороге.
— Инна Герасимовна! — услышала Аня и даже отшатнулась от неожиданности. — Ну почему все я?! Из Главлита звонят, из типографии звонят, а я откуда знаю, что им всем говорить?
— Андрей Александрович Петров просил передать его статью Инне Герасимовне Горбенко…
Аня так растерялась, что даже забыла поздороваться. Впрочем, девушка, так темпераментно ее встретившая, в ее приветствиях, судя по всему, не нуждалась. Она была молодая, худенькая и подвижная, с резкими чертами некрасивого лица и хрипловатым голосом.
— Ну, жди, раз Инне Герасимовне. — Она пожала плечами и отступила от двери, пропуская Аню в прихожую. — Может, и дождешься, если соизволят явиться. Начальство не опаздывает — начальство задерживается! — сердито хмыкнула она.
Аня присела на гнутый венский стул и обвела глазами комнату, в которой ей предстояло ждать неведомую Инну Герасимовну. И чуть не ахнула — такая она была необычная, эта комната. Если даже дверь редакции не была похожа на простую редакционную дверь, то сама редакция и вовсе не напоминала контору.
По всей просторной комнате были разложены фрукты и овощи. Аня даже головой потрясла — решила, что это ей просто мерещится. Ну что здесь, овощной магазин, что ли? Но потом она догадалась, что фрукты и овощ« не настоящие, потому что откуда в Москве в начале июня вдруг возьмутся арбузы и дыни или, того похлеще, мандарины, ведь теперь не Новый год! К тому же все это фруктовое великолепие было живописно разбросано по полу или разложено в лыковые корзинки и расставлено по комодам и полкам. В углу, рядом со столом, за которым сидела девушка с хриплым голосом, стояла самая большая корзина, доверху наполненная репой, морковкой, помидорами и огурцами.
«Интересно, когда репа созревает? — подумала Аня. — Может быть, как раз летом?»
Репу она увидела наяву впервые и узнала ее только по картинкам к сказке про репку.
— Продуктами нашими любуешься? — спросила девушка. — Это что, — похвасталась она, — у нас еще швейцарский сыр есть, целых полголовки с дырками. И окорок здоровенный. Я такой вообще только тут и видела.
— А откуда у вас швейцарский сыр? — спросила Аня. — И зачем он вам?
— Бутерброды к чаю делаем! — засмеялась та и снисходительно объяснила: — Да они же муляжи — и сыр, и арбузы всякие. Из воска или деревянные. А хорошо бы, — мечтательным тоном заметила она, — утречком так себе приходишь на работу, а тут тебе окорок здоровущий и сырок импортный — ешь не хочу…
— А где у вас этот сыр? — спросила Аня. — То есть муляж.
— Не веришь, что ли? — обиделась девушка. — Да он у Инны твоей в кабинете, придет — убедишься. Любуйся пока вон ботинком, если охота.
Она кивнула Ане за спину, и, обернувшись, та увидела в противоположном углу комнаты огромный, в половину человеческого роста ботинок, украшенный почему-то золотыми гербами и медалями. Ботинок производил еще более ошеломляющее впечатление, чем дыня в лыковой корзинке; от неожиданности Аня даже рассмеялась.
Видно, хозяйке комнаты был приятен интерес гостьи ко всем этим необычностям. Она улыбнулась с таким торжеством, как будто ей вручили награду.
— А это что? — спросила Аня, показывая на шарообразные и грушевидные стеклянные сосуды, стоящие на ступеньках.
В ней еще и ступеньки были, в этой редакции, притом прямо посреди комнаты!
В сосуды была налита разноцветная — голубая, зеленая, лимонная — жидкость. Лучи вечернего солнца, проникая в окно, освещали эти шары и груши, и они смотрелись так фантастически, что Ане показалось, будто она попала в декорации какого-нибудь фильма.
— А пес его знает! — хихикнула девушка. — Какое-то излишество барской жизни, надо полагать. Это мы недавно на чердаке нашли. Начальству, наверное, известно, а мне еще не сообщили. Меня Наташей зовут, а ты у нас кто?
— Аня Веснина.
— Слушай, Аня Веснина, а сигарет у тебя нету? — поинтересовалась девушка. — Курить хочется, просто смерть, а зарплата, понимаешь, только в понедельник, денег нет, хоть удавись, даже на пачку «Дуката».
— Я не курю, — смущенно сказала Аня.
Ей даже как-то неловко стало оттого, что она не курит и ничем не может порадовать эту девчонку — теперь она видела, что девчонку, почти свою ровесницу.
— Ну и напрасно, — вздохнула Наташа. — Ладно, ты пока тут кофейку вскипяти, а я пойду к соседям побираться. Авось Сережка дома — подаст Христа ради сигаретку. Если телефон будет звонить, — предупредила она, — говори умным голосом: «Редакция журнала „Декоративно-прикладное искусство“. А то подумают, что у нас сотрудники в рабочее время черт знает где шляются.
— А кроме этого что говорить? — слегка растерянно спросила Аня.
Но ответом на ее вопрос был только хлопок входной двери. Впрочем, отвечать на телефонные звонки ей не пришлось: Наташа отсутствовала не больше пяти минут.
— Сережа через часок-другой будет, — сообщила она, передразнивая кого-то. — А что я тут за часок-другой от никотинового голода коньки отброшу, это его мамашке неинтересно. И, главное, Инка, дура старая, кабинет же свой запирает, когда уходит, как будто здесь воры сидят! Так бы у нее можно было поживиться, точно ведь стратегические запасы есть. И не «Дукат» сраный, а «Мальборо» из «Березки», я своими глазами, вот как тебя, видела. Ладно, — вздохнула она, — давай хоть кофейку хряпнем, взбодрим организмы.
За кофе, который, наверное, тоже происходил из валютного магазина, Наташа рассказала Ане, что работается ей здесь вообще-то хорошо, хоть она, конечно, пока никто, а просто подай-принеси — отец жениха по блату устроил, а он у него шишка партийная, отец-то, куда б тут кто делся, взяли ее только так и оформили даже не курьером, а младшим редактором, хоть она и без высшего образования, только вот Инка, Инна Герасимовна то есть, главная редакторша, такая ведьма и змея, что почти как мамаша жениха, одного поля ягоды.
— Я тут на Инке-то натренируюсь, потом и к свекрови привыкать не надо будет! — засмеялась Наташа. — Ну, у Инки, по счастью, любовник имеется, так что на стенку она от злости не лезет и в рабочее время не всегда над душой стоит. А Валентина — это старший редактор у нас — она и вовсе не вредная тетка. Клушка только, вечно нудит, что, мол, курить — здоровью вредить. Но сама и выпить не дура после рабочего дня, так что жить можно.
Ане тоже казалось, что жить здесь можно, и даже очень хорошо здесь жить — в этой странной, неправильной формы комнате со ступеньками посередине, и похожим на фонарь эркером, и настоящим фонарем, то есть дореволюционным проектором под названием «волшебный фонарь», который, как объяснила Наташа, тоже нашелся на чердаке.
— Тут вообще не дом, а прям остров сокровищ, — сказала она. — Хорошо поискать, по-моему, сундук с бриллиантами можно найти, не то что дыню восковую. А что ты думаешь, дому-то лет сто, не меньше. Сережка говорил, они недавно ремонт делали, так за книжными полками мешочек нашли, а в нем самые настоящие драгоценности. Хоть и не бриллианты, но все-таки камни, еще называются интересно, вроде как цветы.
— А Сережка — это кто? — спросила Аня.
— А Сережка — это я, — неожиданно раздалось в ответ.
Заболтавшись, они не заметили, как кто-то вошел в редакцию; наверное, Наташа не закрыла дверь. И теперь этот «кто-то» стоял на пороге комнаты, прислонившись плечом к косяку, и смотрел на девчонок внимательными светлыми глазами.
— Ой! — радостно воскликнула Наташа. — Сережечка, солнышко, у тебя сигаретки не будет?
