удобно для всех, а не только для нее. Такая возможность появилась к тому времени, когда всякое обустройство собственной жизни уже казалось Анне скучными хлопотами.
На этом синем «Рено» с шофером она и поехала к Матвею.
Вообще-то Анна старалась не слишком докучать сыну своими посещениями. Да и застать его дома было не так уже легко. Характер у ребенка с детства был непоседливый, и, если Матвей не был увлечен книжкой — а это, к счастью, все-таки бывало часто, — то на его присутствие в квартире можно было не рассчитывать, как в детстве, так и теперь. К тому же теперь, если он был дома, то при нем почти наверняка находилась какая-нибудь девица. Анне не то чтобы было это неприятно — с чего бы? — но она не хотела вмешиваться в эту часть жизни сына: помнила, как ей самой претило когда-то такое вмешательство.
Как только он открыл дверь, Анна поняла, что не ошиблась в своем телефонном впечатлении. Матвей действительно был мрачен, и не только мрачен, но как-то… подавлен, что ли. Это было так необычно, так непривычно в нем, что Анна встревожилась еще больше.
— Как ты съездил? — спросила она, целуя его на пороге квартиры. — Я пройду?
— Ты, ма, как будто к королеве Елизавете пришла, — улыбнулся он. — У меня же не Виндзорский замок — проходи без спросу.
Улыбка совсем не оживила его лицо. Она даже жалкая какая-то получилась, и глаза не заблестели, как это всегда бывало, когда он улыбался. К тому же он был небрит, и темная щетина придавала ему еще большую мрачность.
В комнате, впрочем, царил обычный для Матвея порядок. Когда-то Анна по пятам ходила за ним и требовала, чтобы он убирал за собой постель — «зачем, все равно же вечером расстилать?!» — чтобы не оставлял свою тарелку в пустой раковине, а мыл ее, чтобы вешал одежду не на спинку стула, а в шкаф и делал еще множество излишних, с его точки зрения, вещей.
Да что Матюша — даже Сергей считал ее настойчивость чрезмерной!
— Смотри, Анюта, — говорил он, — никто еще не доказал, что занудливый мужчина лучше, чем неряшливый.
Но Анна умела добиться от своих мужчин того, чего считала нужным добиваться. Просто она так мало навязывала им в их мужской жизни, что, если уж навязывала, они подчинялись. До поры до времени.
Так оно и вышло, что к тому моменту, когда Матвей стал жить самостоятельно, привычка к порядку въелась в него так же крепко, как привычка к чтению, тоже воспитанная с детства — с тех лет, когда он отбрыкивался от «Трех мушкетеров», уверяя отца, что книга совсем не интересная, а, наоборот, скучная, потому что в ней все написано какими-то старыми словами.
А занудой он не стал: не в кого было.
— Ты, по-моему, сильно устал, Матюша, — сказала Анна, садясь на диван. — Лицо осунулось… Вас там хотя бы кормили?
— Кормили, — нехотя ответил он. — Кормили, поили и всячески ублажали.
— Всячески — это как? — улыбнулась Анна.
— А то ты не догадываешься, как московское начальство на местах ублажают, — хмыкнул Матвей. — Попросту, без затей — охота, баня, девочки. Извини, мам, — спохватился он. — Совсем я одичал со своим депутатом.
— Но зачем же ты тогда, а, Матвей?.. — тихо спросила Анна. — Все ведь ты понимаешь…
— И что ты мне предлагаешь? — Он прищурился; зеленые сердитые молнии наконец метнулись из глаз. — Да, все я про него понимаю. Обыкновенное хамло, удачливое, потому что наглое. Будьте проще, и люди к вам потянутая, — усмехнулся Матвей. — Ну, а он, депутат мой — проще некуда. Но что же теперь, ма?
Анна насторожилась от этих его слов, а главное, от унылых интонаций.
— Ты так говоришь, как будто связан с ним какими-то неразрывными узами, — сказала она, всматриваясь в глаза сына. — У тебя с ним… ничего?
Конечно, вопрос прозвучал глупо — Матвей захохотал.
— Это ты про что? — спросил он наконец. — Да ему, мам, не до мальчиков — баб бы всех успеть уестествить. Жадный он до жизни, так и рвет отовсюду куски.
— Я имею в виду не мальчиков, а его деятельность, — не обращая внимания на Матвеев смех, сказала Анна. — Думаешь, я в облаках витаю? Матюшка, да ведь у меня хоть и эстетский, как ты говоришь, и не Бог весть какой прибыльный, но бизнес, а у папы тем более… Неужели мы не понимаем, во что тебя может втянуть этот твой хвататель жизненных кусков? И неужели ты думаешь, мы из-за этого не волнуемся?
— А вы не волнуйтесь, — невозмутимо заметил Матвей; на его лице установилось обычное его лихое выражение. — Я не телок, чтоб меня куда-то можно было на веревочке втянуть.
— Ты молодой еще, Матвей, — стараясь, чтобы ее слова звучали как можно мягче и убедительнее, сказала Анна. — Молодой, страстный, поэтому, уж извини, втянуть тебя можно во что угодно, если кровь твою умело разогреть.
— Но папа же не втягивается, — с тем самым молодым запалом, о котором она и говорила, возразил Матвей. — При чем же тут кровь?
— Матюшка, ты совсем другой, чем папа, — тихо сказала Анна. — Ты на него похож совсем иначе, чем тебе кажется.
— Иначе — это как? — быстро и недоуменно спросил он. Анна промолчала.
— В общем, ма, не волнуйся, — не дождавшись от нее ответа, заключил Матвей. — Ну, не хочу я, чтоб про меня к тридцати годам говорили, что у меня за спиной большое будущее! И вообще, не хочу на обочине жизнь провести, — добавил он.
— Конечно, помощник депутата — это столбовая дорога жизни! — рассердилась Анна.
И сразу заметила, как тень пробежала по лицу сына и как мгновенно оно снова стало мрачным и растерянным. И тут же ей стало его жаль, и расхотелось объяснять ему, что Волга впадает в Каспийское море…
— Будь с ним осторожен, Матюша, — вздохнула она. — Насколько сможешь… — И, уже совсем другим тоном, сказала: — Нет, но я просто не понимаю, как ты вообще мог с ним познакомиться! При каких обстоятельствах?
— При романтических. — Матвей улыбнулся, но теперь улыбка получилась невеселая и зеленые глаза совсем погасли. — Да я с ним, мам, и не собирался знакомиться. Приехал ночью домой, иду от машины к подъезду — вижу, трое мужиков кого-то ногами метелят. Ну, я им сначала вежливо сказал, что это не есть хорошо, потом объяснил доходчивее. Да ты не бойся! — торопливо добавил он, заметив, что по маминому лицу пробежала тень. — Они не сильно-то на своем и настаивали, сразу согласились с моими аргументами и смылись. А лежачего товарища куда мне было девать? Тем более, пьяного в слюни. Пришлось домой тащить. Так и познакомились. Он, оказывается, у бабы был, потому и охранников отпустил от греха подальше, чтоб жене не настучали. А ребята — те, что его в подъезде подловили, — денег хотели на дозу, так что им его депутатская ксива по фигу оказалась. Ну, я его к супруге отвез, думал, он проспится, назавтра про меня и не вспомнит, а он, видишь…
— И что уж такого особенного он тебе предложил, ради чего надо бросать учебу? — невесело спросила Анна.
— А что бы я без него делал, ма? — так же невесело переспросил Матвей. — Машины из Калининграда гонял и дожидался, пока папа на теплое место пристроит? У нас все мажоры на факультете такие, и я до кучи? А депутат меня хоть в самостоятельные дела направил — бизнес, заводы… Да и научился же я у него кое-чему, — наконец улыбнулся он. — Когда, например, надо сказать: «Пошел на хрен», — а когда: «Извините, мне надо выйти». А этому, между прочим, ни в каком университете не научат. И вообще, — добавил он со смешной молодой серьезностью, — у таких, как он, энергии много. Это заряжает.
— Можно подумать, у тебя энергии мало. — Даже желание предостеречь ребенка от опасных глупостей не могло заставить Анну сдержать улыбку при этих его словах. — А это что у тебя за стакан такой странный? — заметила она.
Анна обрадовалась возможности переключиться на другую тему. Разговоры о депутате не
