— Не будет, — ответил тот и добавил, прежде чем Наташа успела завопить от отчаяния: — А уже есть.
— Фу-у… — облегченно вздохнула та. — Ну и шутки у тебя, Сергей Константинович, от таких и концы отдать недолго!
Конечно, она назвала его по имени-отчеству тоже шутки ради: Сергею Константиновичу над вид было лет двадцать, не больше. Ну, если больше, то года на два. Правда, он все-таки показался Ане взрослым. То ли потому что всякий, кто окончил школу, казался ей взрослым, то ли из-за этого вот внимательного взгляда, которым он смотрел на нее. Ей даже чуть-чуть неловко стало под таким взглядом — показалось, что он видит в ней что-то такое необыкновенное, чего в ней на самом деле и помину нет.
— «Ява» явская! — простонала Наташа, с наслаждением затягиваясь первым дымом. — Можно, штучки три возьму? И что б я делала, если б не ты, а, Сережечка?
— Запасы, — ответил он.
— Прям — запасы! — даже обиделась Наташа. — Что я, белка, запасы делать? Ого! — вдруг воскликнула она. — А времени-то седьмой час! Да-а, загуляла наша старушка, — подмигнула она Ане. — Нет, кто как себе хочет, а я и так на рабочем месте пятнадцать минут пересидела, пора и на заслуженный отдых. Тем более, пятница сегодня. Оставляй вон на том столе свое послание, — сказала она Ане, — да и двинемся потихоньку. Тебе куда ехать, может, по дороге?
— На Ломоносовский. Метро «Университет», — ответила Аня.
— Нет, не по дороге, — с сожалением заметила Наташа. — Я девушка простая, в Марьиной Роще проживаю, у нас там даже метро нету, как в деревне. Вот замуж выйду — на Кутузовский переберусь, — хихикнула она.
— Мне по дороге, — вдруг сказал Сергей. — Я в университет еду.
— Ух ты! — Наташа улыбнулась просто-таки от уха до уха. — Ну, повезло тебе, Аня Веснина. У Сережки-то свои колеса! — сообщила она и, подмигнув, добавила: — Домчит с ветерком, еще и мороженым угостит. Или даже шампанским, а, Сережечка?
— Спасибо, зачем же? — пролепетала Аня. — Это совсем не обязательно…
— Не обязательно, но возможно, — сказал Сергей.
— Это он теорему какую-нибудь произнес, точно тебе говорю, — пояснила Наташа. — Или даже аксиому. Он на математика учится, все теоремы-аксиомы наизусть знает. Ну, пошли, пошли, — поторопила она. — А то, неровен час, начальство все-таки явится, подкинет работенку.
«Колеса», о которых говорила Наташа и наличие которых так смутило Аню, оказались светло- серыми ушастым «Запорожцем».
— Видишь, а ты боялась, — проницательно заметил Сергей, открывая перед Аней дверцу. — Знаешь, что Раневская говорила, когда ее сосед подвозил на таком вот транспорте? «Какое это… гадство со стороны правительства!» — вот что.
Кажется, он только в последнюю секунду решил заменить то, что на самом деле говорила Раневская, словом «гадство». Аня расслышала в его голосе легкую заминку и засмеялась.
— Развеселилась? — спросил Сергей. — Ну и хорошо, тогда поехали.
Это было так неожиданно и так приятно — то, что он, оказывается, хотел ее развеселить, — что Аня чуть не покраснела, хотя вообще-то не краснела даже от очень сильного волнения. Мама говорила, что способность краснеть или не краснеть зависит от глубины расположения под кожей капилляров, но Аня маме не очень верила, хоть та и была биологом. Она считала, что краснеет человек или не краснеет, это зависит от его характера.
Но внимание к ее смущению и веселью этого совсем взрослого студента, которого она впервые увидела всего десять минут назад, так ее поразило, что впору было и покраснеть.
Внимание мужчин, да и не. мужчин, конечно, а просто мальчишек, — это был один из самых сложных вопросов Аниной жизни. Его просто никогда не было, этого внимания. Одноклассники, и ребята из параллельного, и из старших классов относились к ней в общем-то неплохо — не издевались, не сторонились, как ябеды Светки Малышевой, — но при этом не испытывали к ней ни капли того интереса, который давно уже испытывали ко многим другим девчонкам. Аня не могла даже представить, чтобы кто- нибудь из них позвонил ей и пригласил пойти в кино, хотя бы и в большой компании, не говоря уже о чем- то более индивидуальном. Никто не имел ничего против нее, но никто и не замечал ее отсутствия и не приходил в восторг от ее присутствия.
Это было для Ани загадкой — вот этот секрет внешнего внимания вообще и мужского внимания в частности. Почему одни девчонки, даже не самые красивые, привлекают его сразу, а другие не привлекают никогда? И, главное, почему она относится к этим «другим»?
«Конечно, внешность у меня самая обыкновенная, — рассуждала Аня, глядя в зеркало. — Не кривая, не косая, нос тоненький, не картошкой, но взгляду зацепиться не за что. И фигура обыкновенная, и даже походка. Но ведь и у Иры Смирновой, например, тоже все самое обыкновенное, и глаза тоже просто серые, как у меня, а за ней полкласса бегает. А почему?»
Ответа на этот вопрос раньше она найти не успела. А теперь, глядя во внимательные — к ней внимательные! — глаза этого Сергея Константиновича, который посматривал на нее, пока мотор его «Запорожца» раскочегаривался с оглушительным треском, — теперь Аня вдруг поняла, что уже не ищет ответа.
Все, что было до встречи с ним, — все это было раньше, а теперь все стало другое, и она сразу почувствовала это так же отчетливо, как если бы вдруг надела очки с малиновыми стеклами и увидела бы, что дом на углу Чехова и Садовой-Триумфальной из бело-желтого сделался розово-багряным.
А почему так — это было еще более непонятно, чем все «почему», которые были в ее жизни до сих пор.
Глава 8
Матвей вернулся из Владикавказа мрачнее тучи. Анна поняла это сразу, как только он позвонил ей и сообщил, что уже дома и пусть она не волнуется.
— Матюша, я приеду? — спросила Анна.
Она была уверена, что сын начнет отнекиваться, говорить, что устал и срочно заваливается спать на ближайшие пятнадцать часов, и тогда придется решительно настаивать на своем, убеждая его в необходимости маминого немедленного появления.
Но, к ее удивлению, Матвей довольно вяло ответил:
— Сейчас? Приезжай, я дома буду.
Как ни странно, Анна до сих пор не научилась водить машину, да уже и не предполагала научиться. Это можно было считать странным потому, что вообще-то она легко училась самым разнообразным вещам и в глубине души знала, что, если понадобится, может научиться чему угодно. Но вот этому простому делу, которое более или менее сносно осваивали даже самые бестолковые женщины, она научиться не могла.
Когда-то Сергей пытался ее учить, но после двух-трех уроков без объяснения причин сказал, что лучше это мероприятие бросить. И Анна с удовольствием его послушалась, потому что боялась машину, совершенно не чувствовала ее и, главное, не чувствовала никакой радости от того, что сидит за рулем и нажимает на педали.
А может быть, дело было в том, что она мгновенно училась только необходимому, а водить машину — это не было необходимо, потому что ее водил Сергей. Анна любила ездить с ним и смотреть, как он это делает.
А потом, когда она перестала ездить с мужем и, словно девчонка, поглядывать на то, как лежат на руле его руки, — у нее уже было достаточно денег, чтобы при необходимости вызывать такси. Так что учиться водить все равно оказалось ненужно, и очень кстати: в ней к тому времени почти угас интерес к новым навыкам и впечатлениям.
А потом она купила для редакции синий «Рено» и взяла на ставку шофера, потому что это было
