улучшали ее настроения и не объясняли ей, почему Матвей выглядит таким подавленным и встревоженным.
Граненый стакан, стоявший на стеклянном, бутылочного цвета журнальном столике, действительно выглядел необычно. Казалось, что на дне его лежит деталь от какого-то прибора.
— А! — Матвей улыбнулся. — Это дружок мой один изобрел, компьютерный гений. Только дизайн еще не продумал. Видишь, в дно чип вставлен. Когда в стакане меньше половины жидкости остается, он сигнал подает на пульт, и официант бежит добавить.
— Нужная вещь, — улыбнулась Анна.
— Может, и ненужная, а Генка запатентовал, теперь японцам загонит, — пожал плечами Матвей. — Он и сам как японец, всякое такое любит. Видишь, коврик какой мне подарил, из сломанных процессоров — включаешь в розетку, он нагревается. Зимой хорошо.
— А током это не ударит? — опасливо поинтересовалась Анна, разглядывая конструкцию, лежащую на полу у кресла.
— Не волнуйся, — махнул рукой Матвей. — Ток же в нем слабый, двенадцать ватт всего. Да и вообще, по жизни, зря ты за меня волнуешься. Есть же у меня голова на плечах!
— Есть, — кивнула Анна. — Только, по-моему, ты ею не пользуешься.
— Да, ма, — вспомнил Матвей, — можно, я тебе стирку подброшу? Барахла грязного уйма собралась, а стиральная машина, смотрю, пока я ездил, сдохла. Ленка сломала, наверное, — объяснил он. — Она тоже в своем роде гений: даже пультом от телевизора пользоваться не умела. Ну, может, у нового друга теперь научится.
— Это та, с которой я тебя в электричке встретила? — поинтересовалась Анна.
— Да ты что, мам! — засмеялся Матвей. — Как же — та? Это когда было-то, что я по электричкам ходил? Нет, тогда, кажется, Ксюша была, а Ленка уже потом, после Галки и даже после Камиллы.
— Матюшка, перестань! — Анна засмеялась и замахала руками. — Ты что, специально надо мной издеваешься? Как павлин, а еще мужчина, — поддела она.
Действительно, она встретила сына в электричке еще в прошлом году, так что отсутствию тогдашней подруги удивляться не приходилось. Правда, девушка, с которой он разносил по вагонам какие- то предвыборные листовки, производила такое ошеломляющее впечатление, что не приходилось бы удивляться и если бы она задержалась в жизни Матвея на более длительный срок.
Анна тогда ехала от Наташи Иванцовой — та праздновала день рождения на даче. Она переночевала в гостях, поэтому возвращалась в Москву ранним утром и машину вызывать не стала — решила, что прекрасно доберется на электричке.
Всевозможные коробейники шли по вагону строем, через десять минут пути Анна перестала обращать на них внимание, погрузившись в книгу, поэтому не сразу сообразила, что именно беспокоит ее при звуках очередного громкого голоса. А когда сообразила, то вздрогнула и чуть с места не вскочила: по проходу между сиденьями пробирался ее сын собственной персоной.
— Граждане, сделайте свой выбор правильно! — орал он, и его хитрющие глаза при этом не просто смеялись, а хохотали. — Пусть это будет ваш осознанный выбор! Докажите, что вы не стадо баранов!
С этими словами он щедро зачерпывал листовки из сумки, висевшей у него на плече, и раздавал пассажирам, которые, заглядевшись на видного парня, брали их машинально. То есть это женщины заглядывались на Матвея, а мужчины, конечно, на его спутницу. И удивляться этому не приходилось. Было на что посмотреть!
Девушка, шедшая вслед за Матвеем с такой же, как у него, сумкой, кого угодно могла довести до столбняка. Она была именно то, что обозначают термином «девушка с обложки»: платиновая блондинка, длинноволосая и длинноногая, с дразняще очерченными скулами и непроницаемыми миндалевидными глазами. Одета эта гламурная фея была так, что всякому хотелось оглядеться вокруг с единственной мыслью: где я, неужели в заплеванной подмосковной электричке? На блондинке было обтягивающее, дико дорогое пестрое платьице-мини, а поверх него — длинный распахнутый плащ изумрудного цвета, сделанный из такой тонкой кожи, что казался шелковым.
Как можно было уговорить такую девушку раздавать по электричкам листовки, это было для Анны абсолютной загадкой. Но та вот именно раздавала листовки — улыбаясь загадочно, словно на фотосессии, протягивала их всем мужчинам подряд и ни на шаг не отставала от своего спутника, который время от времени поглядывал, все ли в порядке с его красавицей.
Анна успела заметить, что Матвей раздает листовки одной партии, а его подруга — другой; впрочем, непохоже было, чтобы это имело для нее хоть какое-то значение.
Когда парочка поравнялась с ней, Матвей обеспечивал листовками противоположный ряд сидений, поэтому не заметил маму. А когда через неделю Анна спросила, что это за странное он нашел себе занятие, сын только плечами пожал:
— Почему странное? Выборы скоро, надо же деньги гатить.
— А почему вы с девушкой разные листовки раздавали? — поинтересовалась Анна.
— Что оплачено, то и раздавали, — засмеялся Матвей. — Какая разница, что раздавать? Или ты за исход выборов беспокоишься? Не волнуйся, мамуль, голоса правильно подсчитают, хоть ту партию по электричкам рекламируй, хоть эту, хоть лучший в мире автомобиль «ИЖ».
И что можно было ему возразить? Да главное, Анна понимала, что возражать ему нет никакого смысла: сын все равно будет строить свою жизнь так, как сам считает нужным. Это мучило ее и угнетало, потому что она видела, как сильно он ошибается в своих стремлениях. Но с этим ничего нельзя было поделать — ни тогда, когда он только познакомился со своим чертовым депутатом, ни тем более теперь.
— Ладно, ребенок, где твои вещи? — спросила она. — Завтра приедешь и заберешь. Я продукты привезла — давай, хоть обед приготовлю, пока у тебя вместо Ленки какая-нибудь Фроська не появилась.
— А откуда ты знаешь, что она у меня еще не появилась? — усмехнулся Матвей.
— По интерьеру, — объяснила Анна. — Все твои девушки отличаются одним заметным качеством: мгновенно устраивают кавардак в твоей квартире. А когда ты один, у тебя просто-таки идеальный порядок.
— Если бы хоть одна из них отличалась половиной твоих качеств, я бы на ней немедленно женился, — засмеялся Матвей. — Это по-научному как называется, Эдипов комплекс? Ну, наплевать, как оно по-научному, а я тебя люблю. И не волнуйся, мам, — уже в который раз за этот день повторил он. — У меня же тектоническое воспитание. Ничего со мной не случится.
«Тектоническое воспитание! — думала Анна, уже входя в подъезд своего дома. — А сам маленький еще, маленький, юный, во все ловушки так и лезет! На обочине жизни он не хочет остаться… Нашел дорогу! И куда по ней зайдет?»
Прощаясь с нею, Матвей выглядел веселым, но эта внешняя его веселость не могла ее обмануть. Анна видела, что в глазах у него стоит то же, что она сразу расслышала в его голосе: мрачное, подавленное недоумение.
И что оно значило, и что с ним можно было поделать?
Глава 9
Все менялось стремительно — даже нарком уже был за последние три года шестой — и только работа оставалась неизменной. Бешеная, на износ работа в почти парализованном зимой и революцией городе, через который шли военные эшелоны, потому что неизменной была ведь еще и война…
Константин почти не бывал дома, и на это никто не обращал внимания. Так жили все служащие Московско-Брестской железной дороги, и стоило ли удивляться, что так же жил ее начальник? Этим он, кстати, объяснил Гришке Кталхерману свое нежелание перебираться в отдельную квартиру, которую ему выделили на Тверской улице.
