не страшная, а обычная ее тревожная улыбка. — Этот командир вечером напился и уснул как мертвый, а я зашла в комнату, где он спал. Меня пустили, потому что все слышали, как он требовал, чтобы я пришла… Ну, и я просто выкрала у него наше удостоверение — вытащила из кармана. И вылезла в окно. А Ирочка меня ждала внизу с нашими мешками, и мы потом до утра прятались в кустах, а утром все-таки сели в поезд. Нас хозяйка предупредила, что рано утром будет поезд, поэтому мы и решились рискнуть, — объяснила Ася. — Она нам еще подарила несколько вышивок. Чтобы, если нас станут обыскивать, было похоже, будто мы действительно кустарные промыслы изучали. Они теперь у меня в комнате, очень красивые, ты видел?
— Видел, — сглотнув ком, стоящий в горле, ответил Константин. — Красивые.
— Потому, — каким-то виноватым тоном сказала Ася, — я не могу думать об этом как об отвлеченной идее. И я вообще стараюсь обо всем этом не думать, Костя, — добавила она и вдруг попросила: — А теперь пойдем, пожалуйста, домой, хорошо? Ты ведь завтра опять уйдешь, а я теперь не представляю, как это — тебя неделю не видеть…
И тут, когда она об этом сказала, Константин вдруг тоже понял, что не увидит ее очень долго, просто непредставимо долго, — и это понимание показалось ему таким ужасным, что кожа стянулась на голове, словно от холода. Он часа не мог ее не видеть, да что там часа — пяти минут не мог!
Наверное, этот ужас, похожий на детские ночные страхи, как-нибудь мелькнул в его глазах, потому что Ася сказала:
— А все равно — сегодня день был наш, и никто его у нас не отнимет! Я, знаешь, — улыбнулась она, — все время боялась, что за тобою вдруг нарочного пришлют. Когда ты прежде бывал дома, часто ведь присылали, даже ночью, я слышала.
— Что ж, значит, сегодня мне повезло, — невесело улыбнулся Константин. — Получился праздник. Только с кондитерской я тебя все-таки обманул, — вспомнил он.
— Но мне почему-то кажется, что это будет самый большой обман в нашей с тобой жизни! — засмеялась Ася. — Да ведь ты в нем и не виноват — просто теперь нет кондитерских'.
Глава 11
Сказать кому-то, что ты не любишь ездит? в Лондон, — или обсмеют, или изойдут завистливой злостью. Анна и сама насмешливо относилась к дамочкам, которые тягуче выпевали на тусовках: «Ой, твоя Барса у меня уже в печенках сидит! Что там делать-то, скука же смертная!» Она знала цену подобной болтовне и знала, что любая из этих дам горло перегрызет каждому, кто лишит ее возможности ездить в «скуку смертную» с регулярностью чартерного рейса.
Поэтому о том, что она терпеть не может поездок в Лондон, Анна предпочитала помалкивать.
Конечно, в журнале они писали об английском предметном мире, и британское представительство по туризму приглашало их поэтому в пресс-туры довольно часто. Но всегда можно было найти автора, который охотно поехал бы в такую командировку, и незачем было тревожиться самой.
В Лондон Анна ездила только с Сергеем, и нельзя сказать, чтобы эти поездки доставляли ей удовольствие.
Поэтому, когда вскоре после Нового года он спросил, будет ли у нее время в середине февраля, ей стоило некоторого усилия ответить так, чтобы он не догадался: время-то у нее будет, а вот желание — наверняка нет.
— В этот раз ненадолго, Аня, — сказал он. Может быть, все-таки что-то заметил? — Пятнадцатилетие фирмы, торжественное собрание акционеров — отпразднуем и уедем. Да и особо пышных мероприятий не намечается, обычный банкет.
В Лондоне они всегда останавливались в доме миссис Сэвидж. Вообще-то это был отель, и он даже входил в специальную, довольно дорогую отельную систему, но выглядел как обычный жилой дом на одну семью. Он стоял в переулке Королевы Анны и был ровно таким, каким Анна когда-то представляла себе настоящий английский домик: пастельного цвета, с милым палисадником, в котором росли рододендроны, с камином и английским завтраком, который хозяйка всегда подавала сама, и с дверным замком, открывающимся в противоположную всем обычным замкам сторону. Дом был похож на викторианскую шкатулку — на одной из его стен даже были нарисованы старушки с корзинами цветов и рыжий кот в черном цилиндре.
Когда-то Сергей усмехался и говорил, что, раз уж ей так нравится вся эта сентиментальная незыблемость, то на старости лет он купит по соседству такой же домик, похожий на шкатулку, и они будут жить в нем как старосветские помещики.
Потом это, конечно, забылось. Впрочем, может быть, он и купил такой дом, и в нем и живет. В Лондон ведь он ездит часто, и надо же ему где-нибудь жить. Тем более, если он приезжает не один.
Но об этом Анна давно уже не думала. А когда они приезжали в Лондон вдвоем, то останавливались у миссис Сэвидж, потому что это был удобный отель в самом центре города.
К английским банкетам Анна привыкла и никакой скованности на них не ощущала. Это в тот год, когда Сергей только начал работать в «Форсайт энд Уилкис» и впервые приехал в Англию с женой, она чувствовала себя просто деревенской простушкой. Еще ладно бы в раскованную, не обремененную излишними условностями Испанию, или, того лучше, в Италию! А тут — сразу в страну, где, как она считала, каждое движение регламентировано так же строго, как шляпы королевы Елизаветы…
Поэтому на первом даже не банкете — какие тогда могли быть банкеты, если фирма только-только начинала свою деятельность! — а на обычном ужине в маленьком ресторанчике близ Оксфорд-стрит Анна просто не знала, куда девать руки. Она сама себе была тогда противна. Ну что это, в самом деле, как будто она не интеллигентная женщина, искусствовед, профессорская дочка, в конце концов, а прислуга, по ошибке приглашенная покушать с господами!
Тогда ей было неловко перед Сергеем и она даже завидовала тому, что он почему-то не испытывает ни малейшего смущения и беседует со своими работодателями с такой смесью непринужденности и дистантности, словно всю жизнь не преподавал в МГУ, а только и делал, что усваивал английский деловой этикет! Она еле выдержала этот бесконечный ужин, и даже комплименты Джереми Форсайта не доставили ей ни малейшего удовольствия, хотя это были очень тонкие, просто-таки изысканные и, кажется, вполне искренние комплименты.
Но и это прошло, в точности как в Библии было обещано. Прошла какая-то очень сильная, очень бурная волна, все унесла, ушла в песок — и осталась после нее спокойная сорокалетняя женщина, которую ничем нельзя ни смутить, ни удивить, ни разочаровать.
Эта-то женщина и возвращалась теперь вместе с мужем с банкета. Они шли пешком, потому что февраль в этом году выдался теплый и идти вечером сквозь прекрасный в своей банальности лондонский туман, сквозь чуть размытый, но все-таки яркий уличный свет, было приятно. Сергей предложил пройтись, и Анна согласилась. Тем более что она как-то незаметно для себя выпила на банкете чуть больше, чем собиралась, теперь у нее кружилась голова и ей хотелось выветрить это головокружение прогулкой, чтобы утром оно не отозвалось головной болью.
— У тебя все в порядке, Аня? — вдруг спросил Сергей. Анна даже вздрогнула от неожиданности — таким странным показался его вопрос.
— А что, я так плохо выгляжу? — Она пожала плечами. — Есть основания полагать, что у меня что-то не в порядке?
— Ты выглядишь хорошо. — Ей показалось, что он едва заметно улыбнулся, и она насторожилась: что вдруг за неясный такой разговор? — Просто я выпил, повеселел, и мне жалко стало, что я такой веселый, а ты такая грустная.
Теперь уже ясно было, что он улыбается — уголками губ и глазами. Хотя ту улыбку, что была в глазах, почти невозможно было разглядеть из-за тумана и рассеянных вечерних огней.
— Я просто пьяный, Аня, — повторил Сергей. — Сам не заметил, как развезло меня. Все-таки юбилей, и какие были годы! Ведь год за три шел, не меньше.
— А я и не заметила, что ты пьяный, — удивилась Анна. — Ты как, буянить не будешь, полисмен
