важно, правда?
— Правда. — Он приподнялся, опершись локтем о подушку, заглянул ей в глаза и поцеловал — так крепко, что она забыла дышать. — Завтра пойдем с тобой гулять по аллее Печальных Вздохов.
— Лучше по аллее Счастливых Встреч! — засмеялась она. — Только ты поспи все-таки. А то будешь завтра на всех аллеях зевать и ни о чем хорошем не думать.
— Вряд ли. — Он опять лег и опять положил ее голову себе на плечо. — Мне трудно представить, чтобы я с тобой гулял и о тебе не думал.
— А мне казалось, ты всегда о чем-то своем думаешь, — удивилась Аня. — Ты, Сереж, очень загадочный! — Сергей засмеялся этим ее словам, она смутилась и торопливо проговорила: — Ну, спи, спи.
Но самой ей совсем не хотелось спать. Нервы ее были взведены, сердце билось стремительно, все тело болело непривычной взрослой болью, и она думала о том, как много с нею произошло за этот бесконечный день и как сильно она переменилась.
Ане жалко было снова тревожить Сергея разговорами, он ведь действительно устал за сегодняшний день гораздо больше, чем она. Но ей так хотелось спросить его о том, что волновало ее с первой их встречи!
— Сереж… — Она приподняла голову и снизу заглянула ему в лицо. — Ты уже уснул?
— Нет. — Глаза у него были закрыты, но голос был совсем не сонный. — Ты спроси, что хочешь, Анютка.
— А как ты догадался, что я хочу что-то спросить? — удивилась она.
— Мне так показалось. Ошибся?
— Не ошибся… Сереж, а почему ты обратил на меня внимание? — спросила она, садясь. — Я совсем не для того, чтобы пококетничать, но знаешь, на меня никто никогда не обращал внимания, то есть ни один мужчина, то есть, конечно, мальчишка… В общем, никто. И это очень даже понятно. Вот я, например, читаю в книге описание какой-нибудь женщины. — Она стала говорить быстро, сбивчиво, словно боялась, что не сумеет правильно объяснить. — Даже не обязательно красавицы, а просто такой женщины, на которую невозможно не обратить внимание. Например, Анны Карениной или леди Джозианы у Гюго. И я вижу каждую черту их лиц! Я про них читаю — и вижу. Потому что они выразительные. А вот если бы, например, описать мое лицо, то что бы получилось? Волосы у меня русые и длины обыкновенной, до плеч, я даже не знаю, как их причесать или подстричь, чтобы получилось поинтереснее. Глаза тоже обыкновенные — серые. Ресницы вообще никак не опишешь, потому что они еще обыкновеннее.
— Они мокрые очень красивые, твои ресницы, — вдруг сказал Сергей.
До сих пор он слушал молча, и Ане казалось, что он с нею соглашается: действительно, самая обыкновенная у нее внешность, на это трудно возразить.
— Как это — мокрые? — не поняла Аня.
— Ну, когда они мокрые — от дождя или от снега, вот как сегодня. Они у тебя сразу тяжелыми становятся и вниз опускаются, как ветки на яблонях. И у тебя тогда глаза делаются не серые, а темные, вот как вечером воздух в саду, между ветками, и все лицо из-за этого меняется. Очень становится загадочное!
Он улыбнулся своей едва заметной улыбкой — наверное, вспомнил ее недавние слова, сказанные о нем.
— Ты надо мной смеешься, Сережа. — Аня тоже не удержалась от улыбки, хотя ее очень смутили его слова; она даже не предполагала, что он может произнести такое. — А ведь это все правда. За мной никогда даже мальчишки не бегали, не то что…
«Не то что взрослый, как ты, замуж не звал», — подумала она, но сказать это вслух все-таки постеснялась.
— За тобой, наверное, нельзя просто так бегать. Тебя можно только любить, — помолчав, сказал Сергей. — А это ведь не бывает часто. Но я понимаю, понимаю, — как-то торопливо добавил он. — Конечно, тебе хочется, чтобы за тобой многие ухаживали. Так и было бы, только чуть-чуть позже.
— Ничего мне такого не хочется, — обиделась Аня. — Я совсем не то хотела сказать, а только то, что…
Она запуталась, расстроилась и, вместо того чтобы объяснять дальше, еще больше путаясь в словах, наклонилась и поцеловала Сергея в пятнышко у виска. Сейчас оно белело так пронзительно, что еще больше напоминало стрелу.
— Сережа, ты только надо мной не смейся, — чуть слышно сказала она. — Знаешь, мне кажется… Я думаю, что буду любить тебя всю жизнь.
Часть 2
Глава 1
Срок сдачи очередного номера приближался, поэтому Анна, как это всегда и бывало, проводила в редакции весь день с утра до вечера. Давно был сверстан ее материал о виллах Палладио, и фотографии к нему получились такие, какие она и хотела. Старичок-фотограф, живший в Виченце и делавший для «Предметного мира» все итальянские съемки, чувствовал дух и стиль журнала так, словно сам участвовал в его создании.
Каждый раз, глядя на фотографию виллы Маливерни, в белом мраморе которой отражались синие падуанские холмы, Анна чувствовала тот тихий укол сердечной печали, о которой ей говорил Марко и которая каким-то неведомым образом была связана с этим словом — холмы…
Фотографии к статье о мордовских вышивках Рита, как и обещала, поставила так выигрышно, что журнальный разворот смотрелся как произведение искусства. Вкус у нее был безупречный и какой-то очень современный, притом в самом лучшем смысле этого слова: без ощущения временности того, что она делает, но с отчетливым ощущением причастности к сегодняшнему дню. Это было важно, и за этот особенный вкус Анна и взяла Риту в журнал, хотя вообще-то не очень любила таких девиц, как она — у которых все представления о жизни умещаются в незамысловатое пространство стильной московской тусовки.
Впрочем, ведь и «Предметный мир» тоже к этой тусовке отчасти принадлежал, хотя Валентина предпочитала именовать его не глянцевым, а, со старинной основательностью, иллюстрированным журналом.
К тому же Рита умела работать так четко и с такой самоотдачей, что Павлик Востоков смотрел на нее с уважительным недоумением и говорил:
— Вы, Маргарита Олеговна, такая воздушная девушка, что по контрасту с внешностью ваша работоспособность просто потрясает.
В ответ на подобные комплименты Рита только усмехалась, не отводя глаз от экрана компьютера, на котором выделывала какие-то немыслимые дизайнерские штуки. Скорее всего, правда, Павлик вовсе и не старался сделать ей комплимент, а просто говорил, что думал. Трудно было представить себе большую противоположность самому понятию «дамский угодник», чем Павел Афанасьевич Востоков.
Сегодня Анна должна была уйти с работы пораньше, потому что ей предстояло поучаствовать в светской жизни. Ее знакомая издательница только что выпустила книжку «Абсент», про которую уже говорили и писали везде и всюду, и Анна была приглашена на презентацию.
— Интересно, в современном абсенте тоже содержится полынный наркотик? — спросил Павлик, разглядывая роскошный опалово-изумрудный конверт, в котором Анне прислали приглашение на презентацию. — Думаю, все-таки нет. А в том, прежнем, содержался, и очень опасный. Не зря же этот ваш абсент во Франции тогда запретили. Сколько талантливых людей он угробил! — Кажется, Павлик вдохновился, глаза у него заблестели. — Верлен, Рембо, да что там — не сосчитать!
