— Догадаться несложно, — незаметно для себя перешел Костя на светский тон. — И что же вы там куете… на своей Кузнечной?
— Счастье кую, мальчики, счастье! Да только в нашей кузне без хороших молотобойцев не обойтись. — Зина подмигнула Косте. — За этим я и пришла. Вы не сомневайтесь, у меня все имеется. И выпивка, и закуска.
— Где же я вам этих молотобойцев найду? — Костя напустил на себя наивный вид.
— Зачем искать? Вы и сами вполне сгодитесь. — Предупреждая брезгливую гримасу, готовую вот- вот появиться на Костином лице (Зина годилась ему если не в матери, то уж в тетки — точно), она добавила: — Я ведь не одна. Гляньте в окошко.
Любопытства ради Костя выглянул наружу. Прямо напротив окна, под фонарем, околачивались две довольно симпатичные киски. Заметив, что на них обратили внимание, они дружно послали Косте воздушные поцелуи.
«А почему бы и нет? — подумал он. — Килька, надо полагать, в эту пору не штопкой носков занимается. Разве я не человек? Почему бы и не расслабиться в приятном обществе? Тем более если выпивка и закуска имеется. Помянем, как говорится, наших дедов, обеспечивших наше счастье и процветание».
Однако чувство долга окончательно еще не покинуло Костю.
— Есть тут одна проблема, — замялся он. — В туалете выключатель разбили. Боюсь, как бы не угробился кто-нибудь по пьянке.
— Да его же по пять раз на год разбивают! — продемонстрировала Зина свою компетентность. — На Новый год, на Восьмое марта, на Первое мая, на октябрьские праздники и на День милиции. Тут ведь все самбисты! Один ногой свет включает, другой локтем. Только это дело поправимое… У вас расческа есть?
— Где-то была… нате…
Заполучив пластмассовую расческу, Зина ловко закрепила ее в корпусе выключателя. Теперь доступ к проводам был закрыт. Косте даже стало стыдно за собственную недогадливость.
— Не знаю даже, как и благодарить… — промямлил он.
— А я вас научу, — лукаво ухмыльнулась Зина. — Подберите мне кавалера по возрасту.
Отказать столь добросердечной женщине было бы нетактично, и Костя, задумавшись на секунду, выпалил:
— Сейчас сделаем.
Растолкав отдыхавшего перед сменой Василь Васильевича, он кратко, но доходчиво объяснил ему суть поступивших предложений. Реакция на это могла последовать какая угодно, к чему Костя уже внутренне подготовился, однако, как оказалось, несмотря на возраст, угли страсти еще тлели в казацкой душе. Да и долгая служба на Кавказе кое к чему обязывала. Джигит — он и на смертном одре джигит.
— Пошли, — сказал Василь Васильевич, натягивая сапоги. — А эта сучья контора пусть горит синим пламенем! Тьфу на нее…
Кисок звали Глаша и Маша, но, которая из них кто, Костя забыл уже через пять минут. Девушки были похожи друг на друга, как родные сестры, только одна была покрашена под блондинку, а другая — под брюнетку.
Всю дорогу до Кузнечной, пять, они весело щебетали, но иногда вдруг переходили между собой на какой-то тарабарский язык, не то шокчанский, не то мерзянский.
— Где больше двух, там говорят вслух, — наставительно произнес Василь Васильевич. — Официальным языком на ближайшие сутки объявляю русский. Великий и могучий, так сказать. Небось учили его в школе?
— Какая там школа! — ответила за подружек Зина. — Да они, непутевые, ее еще в пятом классе бросили. Дети улицы.
— Нехорошо, — огорчился Василь Васильевич. — Как бы вы круглыми дурами не выросли. В ваши годы нужно учиться, учиться и…
— И еще раз учиться! — хором подхватили подружки. — Да только поздно уже. Выросли мы. Даже в детской комнате милиции сняты с учета.
— Ну, учеты, они разные бывают, — туманно заметил Василь Васильевич.
— Не числимся! — дружно заявили Глаша и Маша. — Ни в кожно-венерическом, ни за тунеядство, ни за проституцию. Мы передовики производства. Работаем на атомном заводе.
— Где-где? — Тут уж и Костя удивился.
— Это так гидролизный завод называют, — пояснила всезнающая Зина. — Где спирт из опилок гонят. Его у нас сучком кличут. Зарплата хорошая, но условия — сами понимаете. Химическое производство… Вот девчонки слегка и не в себе. Вы на их чудачества внимания не обращайте. А если что — по шее, не стесняйтесь. Мы не москвички, по всяким мелочам не обижаемся. Меня покойный муж чем только не бивал.
— А что, простите, с ним случилось? — деликатно поинтересовался Василь Васильевич.
— Общее заболевание… в нашем городе мужчины долго не живут. — Похоже, что Зина не была настроена обсуждать эту тему.
— Люди говорят, что она его крысиным ядом опоила. — Девчонки успели уйти вперед, и непонятно было, которая из них сказала это.
— Ты порожняк-то не гони, — спокойно ответила Зина. — Некоторые, в погонах, и поверить могут…
— А вот и наша хавира. — Девчонки остановились перед высоким забором, за которым нельзя было ничего рассмотреть. — Блатхата. — Вы, кобылы, выражайтесь прилично, — цыкнула на них Зина. — Машка, иди вперед. Посадишь кобеля на цепь.
— Которого? — деловито глянула на гостей беленькая девчонка.
Костя, оценивший ее незамысловатую шуточку, рассмеялся, а Василь Васильевич недовольно засопел.
В конце концов калитка, тяжелая, как ворота феодального замка, была открыта, злой косматый пес загнан в будку, и вся компания ввалилась в дом — типичную крестьянскую избу, правда, изнутри убранную и обставленную с мещанскими претензиями.
Из кухни пахло пареным-жареным, а в зале был заранее накрыт праздничный стол, украшенный, кроме всего прочего, батареей разноцветных бутылок.
— У вас как заведено? — осведомилась Зина. — Сначала за стол, а танцы потом? Или наоборот?
— За стол. — Василь Васильевич, успевший похудеть на пустых щах и перловке, непроизвольно облизнулся. — Какие могут быть танцы на пустое брюхо.
— Нажравшись, тоже особо не попляшешь, — заметила черненькая девчонка, очевидно, Глаша. — Мы на своем атомном заводе полсмены пляшем, а полсмены в лежку лежим.
— Садитесь за стол, а я горячее принесу, — распорядилась Зина. — Пусть мужчины пока наливают.
— Что это, интересно, за сорта? — сказал Василь Васильевич, изучая бутылки, у которых отсутствовали не то что пробки, но и этикетки.
— Наши, местные, — ответила беленькая Маша. — Сучок на клюкве, сучок на зверобое, сучок на липовых почках. Ты какой больше любишь?
— Я вообще-то шампанское люблю… — От запаха местных настоек Василь Васильевича перекосило.
— Вот завтра шампанским и опохмелимся, — сказала черненькая Глаша. — Его у нас в кабаках с черного хода продают. С тройной наценкой…
В это время из кухни, таща на ухвате чугунный горшок, вернулась Зина. Горячее блюдо представляло собой натушенный вперемешку ливер — сердце, почки, легкие, сычуг, вымя, хвост. Оказывается, это было национальное мокчанское блюдо, подаваемое на заказ только в лучших городских ресторанах.
— Говядина-то свеженькая. С рынка небось? — накладывая себе лучшие куски, поинтересовался
