утешение. Правда, не все — некоторые, кто может двигаться — ползут, подпрыгивают, карабкаются к борту — за ними белыми хвостами волочатся бинты, и вклиниваются в толпу, что бушует у борта, надеясь на место в шлюпке.
Андрей перегнулся через поручень — до воды еще далеко — Андрею никогда не приходилось нырять с такой высоты — но, наверное, времени терять уже нельзя. Андрей поглядел вперед — горизонт поднялся — он был куда выше палубы — это от крена — нос уже ушел в воду почти до палубы, и корабль вот-вот потеряет устойчивость и тогда — Андрей видел это на фотографиях — колом пойдет в воду.
Крик вокруг стоял несусветный — Андрей смотрел, как люди ползут по шлюп-балкам, по тросам — муравьями — срываются в море, кричат, исчезают, — так и не добравшись до шлюпок. На глазах у Андрея шлюпка, переполненная людьми, перевернулась — медленно и ловко, как дельфин, желающий скинуть с себя докучливых наездников.
В толпе у борта Андрей увидел и Авдеевых — они бились за место поближе к шлюпкам. Госпожа Авдеева — голова ее возвышалась над толпой, тянула за руку мужа и расталкивала прочих. Андрей подумал, что если транспорт сейчас не перевернется и не потонет, они все же добудут себе место в шлюпке. Капитана рядом с ними не было — он, наверное, наверху, на мостике — потому что даже самый бестолковый и трусливый капитан в тот момент, когда его корабль тонет, оказывается на мостике. В этом есть какой-то капитанский рок, оправдывающий капитанов за все дурное, что они сделали ранее.
Корабль задрожал, как бы примеряясь, чтобы удобнее уйти в теплую воду, и сквозь крики, несущиеся от борта, Андрей услышал страшный вой, долетающий снизу сквозь иллюминаторы — и он понял, что это крик сотен раненых, заточенных на нижних палубах, у которых нет никаких шансов вырваться наружу.
Господи, какой высокий борт у «Измаила»! Ты стоишь, словно на крыше четырехэтажного дома! Может быть, найти трап на нижнюю палубу и спуститься туда, чтобы безопасно прыгнуть в воду.
И Андрей, понимая уже бессмыслицу таких надежд — потому что времени на это никто ему не даст, поймал себя на том, что бежит вдоль борта, ища ход вниз. Он в отчаянии остановился. «Нельзя!» — кричал он себе. Может, даже вслух, — «Измаил» все быстрее скользил внутрь моря — стараясь спрятаться там от солнца, избавиться от криков и отчаяния — он не в силах был терпеть крики людей.
Может быть, Андрей и дальше терял бы время и погиб на «Измаиле», если бы не увидел, как молоденькая сестра милосердия, также подбежавшая к борту, вдруг начала совершать непристойные движения — она схватилась обеими руками за подол своей черной юбки и подняла ее, выпрямившись, показав длинные стройные ноги в серых с завязками чулках и панталоны, обшитые по краю розовыми кружевами — Андрей даже замер — оказывается, и в смертельный миг человека можно удивить настолько, что он забывает о гибели. Андрей смотрел — без вожделения, а потрясенный зрелищем, которого не могло случиться на «Измаиле». Но в следующий момент девушка стащила через голову платье — вместе с нижней сорочкой — тогда Андрей понял, что она раздевается для того, чтобы платье не утянуло ее на дно. Девушка отбросила платье. Сзади несся вопль толпы — там все еще дрались за место в шлюпках. Девушка легко перемахнула через поручень — Андрей смотрел на нее как околдованный — она держалась одной рукой за железные перила — другой перекрестилась. Затем сильно оттолкнулась от борта и по дуге — все быстрее и круче — полетела вниз к воде. Андрей, склонившись, наблюдал за ней, молясь, чтобы она не разбилась о воду.
Поднялся фонтан брызг. Не отрывая взгляда от воды и жаждая увидеть, как покажется голова девушки, Андрей повторил ее действия: не расшнуровывая, он стащил с ног ботинки, сорвал с себя тужурку — потом в последний момент портсигар как бы завопил: «Не забывай!» Андрей переложил его в карман брюк — туда же — хоть все равно промокнут — документы. И теперь уж ничего не удерживало его — да и времени на раздумья не было. Андрей четко повторил движения девушки. Он оттолкнулся от борта и полетел. Полет был долгим — он успел о многом подумать, пока летел к воде, но о чем думал — не запомнил. И тут последовал сильный удар, выбивший из него воздух и чуть не погубивший Андрея. Тут же он начал погружаться вниз и слишком рано заработал руками, чтобы вернуться на поверхность — его еще влекло вглубь, а он уже пытался вырваться, и на то уходила энергия и запас воздуха. А когда он начал все же подниматься наверх, то уже не выдержал и вдохнул воды — но, к счастью, в тот момент, когда его голова уже дотронулась до ее поверхности. Кашляя и отплевываясь, теряя сознание от того, как больно рвались бронхи от смеси воды и воздуха, он все же оказался на поверхности, он был жив, кашляя, он вернул себе умение дышать, откинув голову и проведя ладонью но глазам — он смог открыть глаза — он был жив!
Но как только Андрей открыл глаза, он сообразил, что борт «Измаила» слишком близок к нему — буквально нависает над ним — руку протяни и дотронешься, Андрей отчаянно замахал руками, чтобы отплыть как можно дальше — и по мере того, как он плыл, к нему возвращался разум и способность соображать.
Андрей перевернулся на спину — теперь «Измаил» был метрах в пятидесяти — еще близко. Корабль оставался на плаву, хотя нос его скрылся под водой, а корма поднялась настолько, что был виден бешено вращающийся винт. Андрею хотелось увидеть отважную сестру милосердия — неужели ее утянуло вглубь?
Понять ничего не удалось — Андрей был в воде не один — в отдалении виднелись другие черные шарики — человеческие головы, а еще дальше была видна перегруженная шлюпка, ощетинившаяся головами, как ежик иголками — а совсем далеко Андрей увидел серую полосу — борт миноносца, который спускал шлюпки, но опасался подойти ближе к транспорту.
Андрей поплыл прочь от «Измаила», уверенный, что спасется.
Вдруг, не оборачиваясь, он понял, что сзади произошло нечто страшное. Андрей оглянулся и увидел, что «Измаил», встав вертикально и скидывая с себя букашек — человечков, что еще цеплялись за палубу, не смея покинуть ненадежную сушу корабля, замер на три или четыре секунды и вдруг как отрезанный ухнул в воду — гвоздем, железным штырем — и море ухнуло, кинувшись на то место, которое он только что занимал. Андрей не смотрел более: он быстро поплыл прочь — и не слышал, но ощущал всей шкурой, как кричат раненые в чреве «Измаила».
А потом вдруг сразу стало спокойно и солнечно.
Корабля не было — никогда не было — только спокойное искрящееся море вокруг с множеством купальщиков, лодок и всяких плавучих предметов.
А берег Кавказа уже близок настолько, что можно различить у воды строения батумского. порта и мачты кораблей, что стоят в порту.
Если бы не брюки — в брюках даже хорошему пловцу плавать трудно, происшествие с Андреем окончилось для него приятным купанием в теплой воде. Скоро — ведь из Батума наблюдали гибель транспорта — здесь будут катера и лодки, все поспешат спасти людей. Только мало кто спасся, — по крайней мере, триста раненых так и остались на нижних палубах.
Андрей решил было плыть к миноносцу, размышляя, стащить ли брюки — но тогда останешься вообще и раздетым, и разоренным. Ладно, всегда успею. Неподалеку раздался крик:
— Андрей! Андрюша! Помоги! Скорее!
Андрей поплыл на крик — голова человека была совсем рядом, но разглядеть ее черт все не удавалось — солнце отражалось от морской ряби и било в глаза.
Оказывается, звал его Иван Иванович — он плыл, продевшись в спасательный круг, но при том мучился, потому что на этот же круг он норовил поставить свой чемодан, с которым так и не расстался, — но круг не выдерживал дополнительного веса и переворачивался — крестьянский сын отчаянно откидывался назад, чтобы создать противовес чемодану, но видно было, что в этой борьбе он изнемогает и скоро вынужден будет сдаться.
— Андрей, — прохрипел Иван Иванович, — спаси…
— Да ты брось чемодан, — сказал Андрей. — Нас обязательно спасут, ты не бойся. И брось чемодан.
— Я не могу его бросить, — сказал Иван Иванович, подтягивая к себе чемодан и пытаясь
