в зверской расправе над беднягой журналистом?
— Ну что ты, господин адмирал! Я и не знал, что они собираются поступить с ним так... Меня заверили, что с ним собираются просто побеседовать...
— Но выслеживали-то его с помощью ваших людей?
Капитан уставился в пол.
— Еще и соучастие в убийстве иностранного журналиста, — соболезнующе покачав головой, сказал Мазур.
— Я вообще не присутствовал при беседе...
— Верю, — сказал Мазур. — К чему вашим нанимателям вас было посвящать в детали? В том, что он мертв, я, конечно, не сомневаюсь — если уж человеку во время допроса беззастенчиво отрезают уши, его явно не собираются оставлять в живых... Ладно. Будем искупать вину?
— Все, что хотите...
— Да я немногого хочу, собственно, — задумчиво сказал Мазур. — Вы сейчас отошлете ваших людей... Сколько у вас машин?
— Три.
— Вот пусть на двух ваши ребятки и убираются к месту постоянной дислокации. А мы с вами мирно уедем отсюда на третьей. И я постараюсь все забыть, потому что вы, откровенно говоря, мне абсолютно не нужны. Вы — здешний, пусть с вами здешние власти самостоятельно и разбираются. У меня своя задача, и в функции мои не входит помогать поискам коррупционеров... Ну как, похож я на филантропа и благодетеля?
— Господин адмирал, я вам буду несказанно благодарен...
— Не сомневаюсь, — хмуро сказал Мазур. — Везунчик вы этакий, дешево отделаетесь. Я вас даже вербовать не буду — на кой черт вы мне нужны... Ну, пора собираться.
Он присел на корточки над Стробачем, приложил пальцы к сонной артерии, послушал пульс. Задумчиво наморщил лоб. Пан Тимош был живехонек, хотя и пребывал в состоянии глубокого обморока. Из чистой педантичности следовало бы его добить, но у Мазура не было приказа зачищать все при уходе особо тщательно — да и надобности такой не имелось. В нем шевельнулось что-то, отдаленно напоминавшее сентиментальность — отдаленно, очень отдаленно. Черноморские базы, империя, еще не канувшая в небытие... В конце концов, этот сукин кот уже совершенно не опасен...
— Ну, пошли, — распорядился он. — Держитесь с нами, как с лучшими друзьями, иначе смотрите у меня... Своим соврете потом что-нибудь убедительное... а в общем, и необходимости такой нет, я думаю? Чем меньше знают подчиненные, тем спокойнее...
...Худощавый абориген с умной, плутовской физиономией посмотрел на солнышко сквозь зеленую бумажку с портретом благообразного штатовского президента, убедившись, должно быть, в ее подлинности, скатал в трубочку, сунул в карман потрепанных джинсов, повторил опасливо:
— Но вы уж смотрите, сэр, если это какой-то криминал, я тут совершенно ни при чем и опишу вас полиции в точности...
— Нет там никакой полиции, — сказал Мазур убедительно.
Абориген поежился:
— Ага, все вы мягко стелете... Знаю я, чем такие делишки пахнут. Оглянуться не успеешь, как защелкнут браслетики, и пойдешь сообщником по делу о порошочке...
— Друг мой, — сказал Мазур терпеливо, — посмотрите только на мое честное, открытое лицо. Я похож на гангстера?
— Сколько я повидал таких, которые нисколечко не похожи...
— Денежки взяли? — ласково спросил Мазур.
— Ну...
— Вот и работайте. Говорю вам, никакого криминала... кроме самого мелкого. Я всего-навсего хочу посчитать ребра этому субъекту за то, что лез к моей девочке — а это, согласитесь, не такое уж большое прегрешение, чтобы полиция встала на ноги... Итак?
Тяжко вздохнув, нахлобучив на нос белую кепочку, абориген перешел неширокую улочку, свернул направо и пошел к неказистому белому домику, рядом с которым размещался лодочный ангар из рифленого железа.
— Ходу! — распорядился Мазур.
Они с Анкой быстрым шагом прошли с полквартала, поднялись по склону, застроенному небогатыми домишками, заняли неплохой наблюдательный пункт на пустыре за лохматой финиковой пальмой. Ангар и домик оттуда неплохо просматривались.
Тянулись минуты, а абориген все не появлялся, и это настораживало — не столь уж сложную задачу ему поручили, всего-то-навсего передать хозяину, что некий господин, прекрасно известный ему по имени, ждет там-то и там-то...
— Вот он, — сказала Анка.
Абориген наконец-то объявился на улице, под жарким солнышком. Выглядел он уныло и пришибленно. Тревожно озираясь, сделал несколько шагов, с напряженным, прямо-таки похоронным лицом потоптался у крыльца, собрав, очевидно, всю свою решимость, побрел к тому месту, откуда Мазур с Анкой уже убрались заблаговременно — волоча ноги, сторожко оглядываясь, крутя головой с безнадежным видом...
— Все, — сказал Мазур. — Делаем ноги. Они внутри. Его пугнули на скорую руку, чтобы сказал нам, будто внутри все чисто... Вон как тащится...
— Ага, — кивнула Анка, — вот именно. Классическая харя в темпе первербованной плотвы... Ну, и что теперь, шеф? В принципе, нам никто не мешает уехать в аэропорт, совершенно легально взять билетики и улететь в Ньянгаталу...
— В принципе, — сказал Мазур. — А на деле, согласись, светиться не стоит.
— Кто бы спорил... Но дальше-то что? '
— А дальше — здоровая наглость, — сказал Мазур. — Наглость, как известно, сестра таланта. Проще говоря, классический рывок, который никто не в силах предсказать, а значит, не в состоянии воспрепятствовать...
— И как это будет выглядеть на практике?
— Смотри и учись, — сказал Мазур небрежно. — Сейчас меня посетит озарение, а потом все пойдет, как по маслу...
Он, широко расставив ноги, словно стоял на капитанском мостике попавшего в недурную штормягу пиратского корабля — ну не с мирным же гражданским судном себя в данный момент ассоциировать?! — озирал причал, тянувшийся на изрядное расстояние, до горизонта. Вавилонское столпотворение разнообразнейших суденышек, от роскошных яхт до тех самых убогих скорлупок непонятного рода занятий.
Лично ему чертовски заманчивым представлялся выдвинутый в море Т-образный пирс, где легонько покачивалась тройка гидропланов (и еще оставалось место для доброй полудюжины) — все одной и той же марки, все одинаково окрашенные в ярко-желтый цвет с тройной синей полосой по борту и килю, с однотипной эмблемой, красовавшейся и на высоком щите у входа на пирс, где разместилось белое строеньице. Одна из многочисленных контор, организующих для богатеньких туристов воздушные круизы.
Вариант был крайне заманчивый — совершенно легально нанять самолетик, якобы поболтаться в воздухе достаточно долго, полюбоваться экзотическими видами. А потом, сунув пилоту под нос пушку, заставить взять курс на Ньянгаталу — благо до границы с оной всего-то около семидесяти миль.
К великому сожалению, отпадает. Даже при том, что он вполне мог управлять такой вот птичкой не хуже ее пилота. Какая-то система защиты от подобных угонщиков, несомненно, должна существовать, это азбука. Можно оказаться в ситуации, когда не сможешь влиять на события, а против тебя будут играть по неведомым правилам — и влипнешь в серьезные неприятности. Так что — отпадает...
— Пошли, — сказал он решительно.
— Куда?
