Пиранья. Алмазный спецназ

Обнаружив, что Олесин домик, сразу видно, пуст, Мазур уже привычно переключился на президентские апартаменты. Без малейшего стеснения — а что здесь было церемониться, подумаешь, президент, видывали мы лилипутов и покрупнее...

Отхлебнул пива из холодной банки, печально вздохнул, грустно покачал головой: господин президент был в своем репертуаре. На экране вновь разворачивалась крутая порнуха: белая блондинка стояла у широченной постели, согнувшись, упершись в нее руками, а пристроившийся сзади президент наяривал со всем усердием. Отчетливо доносились его довольное уханье — уэллсовский марсианин, бля — и громкие постаныванья блондинки. То ли всерьез ловила кайф, то ли старательно отрабатывала гонорар, надо полагать, немаленький — президент в таких делах не мелочился, благо к его услугам были и казна, и секретные фонды, и доля в алмазных рудниках.

«Очаровательно, — подумал Мазур. — В лесах полно повстанцев, по сопредельным державам обосновались террористы, в парламенте дядюшка Мванги что-то вроде вотума недоверия готовит, одним словом, серьезных дел невпроворот, а он тут блондинок жарит беззаботно... Да пошел он...»

Протянув уже руку к выключателю, Мазур задержал ее в воздухе. Нельзя сказать, чтобы увиденное его ошеломило, всякое повидал, но все же это было достаточно удивительно.

Блондинка как раз закинула голову, спутанные волосы упали на спину, открыв лицо, и Мазур моментально опознал Олесю. Здрасте, тетя, Новый год...

Ситуация переменилась — президент, выражаясь деликатно и употребляя военные термины, ловко поменял место дислокации ударной группировки — и продолжал со всем пылом. Вот тут партнерше пришлось туговато, охала и чуть ли не орала всерьез, президент, которого сейчас не могла бы отвлечь и плюхнувшаяся на охотничий поселок атомная бомба, старался по-стахановски и лица Олеси не видел, но Мазур-то прекрасно различал ее искаженную физиономию — тут и дураку было ясно, что подобные упражнения у нее не вызывают ни малейшей радости, наоборот, категорически не по вкусу.

Мазур долго сидел перед экраном, не видя происходящего, погрузившись в собственные раздумья, морщась временами от страдальческих охов белокурой русалки. Когда президент наконец решил, что с него достаточно, поставил Олесю на коленки у постели и приступил к следующему номеру программы, Мазур плюнул, выключил телевизор и еще какое-то время сидел в раздумье.

Как ни прикидывай, а это был перехлест. Говоря по-современному, у всего есть свой формат. А в том формате, в котором Олеся сейчас пребывала, ей, пожалуй что, было совершенно ни к чему самойложиться под президента. Каковой, строго говоря, не более чем марионетка у этих господ и дам, прибравших к рукам самые лакомые кусочки Ньянгаталы. Отношения должны быть качественно иными. Кавулу вовсе не дурак, продувная бестия, не мог же он одуреть настолько, чтобы ставить дальнейшие деловые отношения в зависимость от того, будет ли с ним трахаться всеми способами хозяйка половины страны? Следовательно, она сама пошла навстречу и позволила, чтобы с ней вытворяли такое, что ей категорически не по вкусу. А в ее положении на такое должны быть серьезнейшие причины.

Сидя перед погасшим экраном, Мазур в который раз подумал, что Лаврик был прав. За всем здешним действом, имевшим привычный вид отлаженного бизнеса, должно крыться что-то еще. Нечто экстраординарное, выламывающееся из всех форматов и обычной практики. А значит, все труды были не зря — существует некая большая и мрачная тайна, голову на отсечение...

Он допил пиво, поставил пустую банку под кресло и вышел в кабинет. Там все оставалось почти по-прежнему — разве что Мванги убрал со стены все фотографии, где присутствовал бывший хозяин и его предосудительные дружки.

Сам дядюшка Мозес восседал за обширным, девственно чистым столом в компании бутылки виски. Вид у него был понурый и задумчивый. Завидев Мазура, он, не меняя выражения лица, извлек второй стакан, щедро туда плеснул и насыпал льда. Мазур, столь же молча, присел напротив и взял стакан.

— У вас удрученный вид, адмирал, — не шевелясь, произнес Мванги.

— У вас тоже, господин спикер, — сказал Мазур без выражения.

— Это понятно. Я наблюдаю за своими... вы, соответственно, надо полагать, за своими. И оба мы, ручаться можно, то и дело обнаруживаем нечто, что нам не по вкусу... Откуда взяться хорошему настроению?

— Пожалуй...

Старик, бледно усмехнувшись, вдруг спросил:

— А могли бы вы, адмирал, устроить здесь переворот? Если у вас будет достаточно возможностей?

Без всякого удивления Мазур сказал:

— Я так понимаю, при ободрении и поддержке власть имущих...

— Предположим.

— Ну, это настолько нехитрое дело, что скучно делается, — сказал Мазур. — Я бы поднял батальон из полка «Умаконто Бачака», тамошние десантники в основном из лулебо, президента недолюбливают и из-за племенных разногласий и оттого, что там сильно влияние партии РАЛИМО, присовокупил несколько броневиков, занял бы дворец, одновременно нейтрализовав парочкой рот штаб-квартиру службы безопасности... Это первое, что приходит в голову. С ходу можно придумать еще несколько вариантов с участием гораздо меньших сил — но столь же эффективных. Разумеется, я говорю все это чисто абстрактно, теоретически, господин спикер, у меня и в мыслях нет устраивать что-то всерьез, на кой черт мне это нужно...

— Примерно тот же вариант приходил и мне в голову, — сказал Мванги. — Десантники из «Умаконто», Гарантальские казармы... Одна беда: а что потом? Повстанцев в лесах не станет меньше, проблемы останутся прежними, а то и новых прибавится...

— Вот то-то и оно, — сказал Мазур. — А что потом?

— Как все казалось ясно и просто, когда мы входили в столицу тридцать с лишним лет назад, — сказал отрешенно старик. — Всем представлялось: как только настанет независимость, не будет ни сложностей, ни конфликтов, ни проблем...

— Ага, — кивнул Мазур. — Нам тоже пятнадцать лет назад казалось, что настала райская жизнь без проблем...

Печально улыбнувшись ему, спикер поднял стакан и выпил до дна. Мазур вдруг почувствовал себя ужасно старым, по-настоящему дряхлым: как бы он ни старался, чертов мир не переделать, и счастья не прибавляется, и проблем не становится меньше, куда ни глянь — сплошная задница.

Мванги сказал, грустно улыбаясь:

— Самое печальное, что...

Он не закончил, Мазур так и не узнал, что же в данной ситуации спикеру кажется самым печальным — ну, вряд ли то, что президент трахается с европейскими блондинками... Послышался энергичный стук, и в кабинет вошел молодой офицер — безупречно пригнанный мундир, без единой складочки, эмблемы, золотые нашивки и знаки различия сияют, на правом плече — адъютантский аксельбант сложного плетения, напоминающий хитрую головоломку.

Чуть ли не парадным шагом промаршировав к столу, он отдал честь на здешний манер, позаимствованный у американцев, — отмахнул ладонью вперед от лакового козырька огромной фуражки — и сказал обрадованно:

— Как хорошо, что я застал вас обоих, господин спикер, господин адмирал... Президент убедительно просит вас его сопровождать, он готовится вылететь в столицу...

* * *

...Нельзя сказать, чтобы сборище было особенно уж торжественным, обошлось без дурацкого размаха. Присутствовало человек пятнадцать, в форме и в цивильном, распределившихся по заученному порядку: военные выстроились рядком справа от массивного президентского стола, сверкавшего позолотой, штатские, соответственно, слева. Мазур, разумеется, пребывавший в гражданском, помещался среди последних, рядом с Олесей.

А за роскошным столом восседал президент Кавулу — здоровенный мужик баскетбольного роста в белоснежном мундире, украшенном парой десятков орденов, с красной лентой через плечо и присобаченной на ней разлапистой, многолучевой звездой, с широкими погонами, опять-таки украшенными