самой Москвы и просидел. Он и в октябре девяносто третьего там сидел, и в декабре девяносто четвертого, и в июле девяносто шестого… Он и на инаугурации второй знаете почему так торопился? Он опять туда хотел!
Диктофоны невозмутимо подмигивали и шуршали.
– А еще, – не останавливаясь нес телохранитель, оседлав волну вдохновения, – он – представляете? – всех употреблял! Ни одной не пропускал! А когда поблизости официанток либо машинисток не было, он кидался на кого попало! Вплоть до офицеров охраны!
– Что вы говорите? – хихикнул кто-то, не выключая, однако, диктофона. – Что ж, и на вас покушался?
– Нет, – отрубил Коржаков. – Меня – нет. Никогда в жизни. Я так ему и сказал: это, говорю, не входит в мои должностные обязанности. Ну и погорел через свою несговорчивость. Он за это и выгнал меня. Не хочешь, говорит, царской любви? Так вот же тебе!
– А Барсукова с Тарпищевым? А Гайдара? А Черномырдина? – Пресса наперебой вспоминала громкие от ставки.
– Ну! – радовался Коржаков находке, объясняющей все. – Конечно! За это самое! Вы думаете почему он всех гнал? Да не выдерживали они больше такой жизни!
Через месяц продолжение супербестселлера «От рассвета до заката» – с сенсационным названием «От забора до обеда» – было отпечатано в подпольной типографии на территории Белоруссии и ввезено в Москву под видом помидоров. В первую же неделю было продано более ста тысяч экземпляров.
– Ну, теперь пусть издает что хочет, – лоснился Коржаков. – Энтого не переплюнешь. Мы таперича защищены. Я, конечно, еще много чего знаю… но это приберегу на потом. Тем временем не дремал и Черномырдин. Ему донесли, что БН подготовил к выходу скандальные мемуары о последних пяти годах своего правления, где любимому экс-премьеру был якобы уделен целый раздел.
– Это как же, – бормотал Черномырдин. – Это что же, что он так… Разве я ему когда что? Разве я когда поперек, когда он говорил – вдоль? Разве между нами это», корова пробежала, или овца, или кошка? Надо же, когда мне совсем не надо! Ведь ежели он так, то я могу и этак, что, нет? Ну, зовите кого-нибудь, переводчиков зовите… да…
Переводчики из издательства «Виагрус» стремительно прибежали писать биографию Черномырдина для серии «Его XX век».
– Значит, так, – диктовал Черномырдин. – Все было не так. Все было так, что я сейчас скажу, как. С одной стороны, конечно, ежели так поглядеть, то выйдет совсем другое. Но вы не подумайте, что я оспариваю. Еще чего! Я только хочу сказать, что в каждом случае нужен подход. Мы же не можем это. Как эти. Мы не можем так огульно. Мы не должны огульно себе позволять. Мы должны не так, а с пониманием, с твердым осознанием того, что если это так, то иначе не бывает. Не могло бытьиначе, даже если бы хотелось.
«За годы, проведенные в совместной работе с Борисом Николаевичем Ельциным, – писали дешифраторы, – мы много узнали друг о друге. Конечно, бывало всякое, случались и отдельные несогласия. Хочу подчеркнуть, что я всегда в своей работе прежде всего преследовал интересы России, свободного и демократического общества, гордой и независимой державы. Что же касается отдельных несогласий, так ведь при решении исторических задач такого масштаба издержки неизбежны…»
– Хорошо, хорошо, гладко, – приговаривал Черномырдин. – Дай Бог здоровья… Вы, главное, напишите что я никогда ни сном ни духом! Ни уха ни рыла! Нипуха ни пера!
«В то время как отдельные воротилы разворовывали Россию, – неутомимо строчили дешифраторы, -я никогда не путал свой карман с государственным…»
– Во! – восклицал экс-премьер. – В самую точку! В белый свет как в копеечку! В бога душу мать…
Тем временем в московской мэрии царила тихая паника. Мэр вызывал приближенных под предлогом производственного совещания и упавшим голосом спрашивал:
– Ну… есть новости?
– Готовит к изданию.
– Обо мне точно есть?
– Отдельная глава.
– Текста получить не удалось?
– Все строго засекречено. Даже Вале читать не дает.
– Господи! – стонал мэр. – Ну что меня понесло на этот федеральный уровень! Ведь если он ВСЕ напишет… вы понимаете?
– Да может, обойдется – утешали клевреты, клевретки и левретки.
– Да?! – негодовал градоначальник. – А если он напишет, как мы все его на Дне города целовали?
– Так и что ж тут такого, – пожимали плечами советники.
– Да? А если он напишет, куда мы его целовали?! В конце концов пресс-служба в полном составе уселась у подножия трона и приготовилась записывать лучшими перьями на веленевой бумаге текст мемуарной книги «Московская правда». Градоначальник приступил к диктовке.
– Еще в начале девяностых, – характерными рублеными фразами начал он. – Когда ничто ничего не предвещало. Что-то мне уже сильно не понравилось. Сначала чуть-чуть. Потом все больше и больше. И наконец я понял, что кремлевская власть. Заботится не о стране и не обо мне. А о семье и себе.
– Начало девяностых – это недостаточно сильно, – подсказал пресс-секретарь. – Я убежден, что при вашей прозорливости вы гораздо раньше заметили неблагополучие…
– А, ну да, – легко согласился мэр. – Конечно. Еще во второй половине восьмидесятых. Когда вся страна, опьяненная демократией, разворовывалась и растаскивалась. Я начал замечать неблагополучное. Мое внимание привлек митинговый герой. Площадной оратор. Спекулировавший на наших проблемах. И хотя я вынужден был скрывать свои чувства…
– Все-таки во второй половине восьмидесятых он был уже на виду, – подсказал пресс-секретарь. – Вы же не могли еще раньше не распознать в нем коррупционера, диктатора…
– Да, конечно! – воскликнул градоначальник. – Еще в начале восьмидесятых годов. Когда в Свердловске ра ботал тоталитарный и жесткий секретарь обкома. А я начинал свой трудовой путь крепкого хозяйственника. Читая его выступление на XXVI съезде КПСС, я заподозрил неладное…
– Но когда он выступал на съезде, – подсказал градоначальник, – его слышала вся страна. А вы ведь, конечно, обо всем догадывались и раньше?
– Ну само собой! – удовлетворенно кивнул мэр. – Помню, еще ребенком… Увидел как-то на улице клочок газеты. Сами понимаете, тогда в нашем городе еще можно было увидеть мусор на улицах. Газеты там валялись совершенно запросто или окурки… Это теперь я навел порядок, а тогда – просто завалено все было газетами! Так и летали по улицам! Ну и вот, с присущей мне тягой к чтению открыл я, малец, газету… и читаю: «От нашего екатеринбургского корреспондента».
– Свердловского, – поправил пресс-секретарь.
– Ну да, да! Отлично трудится на коммунистической стройке прораб Ельцин Борис Николаевич. Ой, подумалось мне, это что-то не к добру. Нехорошо как-то. Большие беды будут стране от этого человека. Не иначе как я рожден остановить его, выступить противовесом ему! Спасти от него Отечество, всю Россию!
Перья послушно бегали по бумаге. Книга ударными темпами версталась во всех московских типографиях и вскоре появилась во всех московских ларьках. Продавцы, реализовавшие за день менее ста экземпляров, лишались лицензии.
Купил книгу и Путин, проезжавший по Кутузовскому проспекту и увидевший толпу продавцов, умолявших прохожих взять книгу с приплатой.
– Что дают? – спросил он водителя.
– Мэра нашего мемуары, – с готовностью пояснил тот. – В опровержение «Полуночных записок» бывшего президента.
– Да?! – переспросил Путин. – Ну-ну, – и по мобильному набрал номер Волошина:
