Обе сотни выстроились у опушки. Густой, подернутый осенней желтизной лес покрывал крутой склон, расползаясь влево и вправо, по всей горной гряде. Такое я уже видел - в Этолии и позже - в горах Антиливана.
– Лучники! - поморщился лавагет Ром, кивая на молчаливый лес. - Отойти бы подальше, ванакт!
Я пожал плечами. Беречься всегда надо, но здесь мы не враги - гости. Да и не пробьет стрела с кремневым наконечником панцирь - даже с полусотни шагов.
– А хороши, Тидид! - усмехнулся Идоменей, глядя на замершую фалангу. - Не зря учили!
Я тоже улыбнулся. Не зря! И пусть шлемы съезжают набок, пусть копья торчат, как пшеница после бури… Впервые я взял с собой в поход давнов. Уже не волков - людей. А ведь еще полгода назад они даже меч боялись взять в руки! …А вот море давны до сих пор не любят - как я когда-то. Зато певкеты и мессапы охотно топают по черным палубам. Недавно первая пентеконтера с моряками из вчерашних охотников и собирателей кореньев лихо прошлась вдоль всего побережья.
– Бронза! - уже без улыбки проговорил Минос Идоменей. - Понимаешь, Диомед?
Бронза?
– Олово хрупкое, медь - мягкая. Нас, ахейцев, мало, горстка всего. А они пока еще дикари. А вот вместе!..
Я поглядел на застывший у дороги строй, на молодые, слишком уж серьезные лица…
'Звонкий камень' на плечах таскать - не шутка!
– Еще не бронза, Идоменей. Но станут. И бронзой, и железом…
– Они пришли, ванакт!
Я кивнул. Солнцеликий в зените. Ожил желтый лес.
– Бар-р-р-р-р-ра-а-а-а-а-а!
Размахивали копьями, рассекали воздух деревянными палицами, трясли кремневыми топорами. Высокие, широкоплечие, в звериных шкурах, босые.
– Бар-р-р-р-р-ра-а-а-а! Бр-р-р-р-рути-и-и-и! Бар-р-р-р-р-р-р-ра-а-а-а!
Не строй - толпа. Но с такой толпой даже Золотые Щиты не спешили бы скрестить копья. Рядом негромко хмыкнул Ром Эматионид. Я понял его, моего лавагета. Почти половина тех, что нас встречали, - женщины. В таких же шкурах, с такими же кремневыми топорами.
Брутии - гроза здешних гор. Непобедимые, страшные, жестокие.
– Бар-р-р-р-р-ра-а-а-а-а-а!
Я оглянулся, поднял руку. Серебристым криком грянула труба. Глухо загремели бронзовые щиты.
– Ар-гос! Ар-гос! Дав-ны! Дав-ны! Дав-ны! Знай наших!
Толпа замерла. Кто-то высокий, не в шкуре - в цветном, шитом золотом плаще, закосолапил ко мне.
Пора! Поправил фибулу на плече, шагнул навстречу.
– Будь силен!
– Бар-р-ра! Будь силен и ты, Маур-р-рус! Плащ сидел на этом парне, как на быке, - женская хлена. Медвежья шкура была бы ему более к лицу.
– Пр-р-рисоединяйся к нам, непобедимым бр-р-ру-тиям, деус Маур-р-рус! Вместе мы р-р-расщелкаем этих тр-р-русов луканов! Мы поделимся с тобой добычей, мы постр-р-роим тебе жер-р-ртвенник из камня, ты выбер-р-решь себе самую кр-р-расивую девушку!..
Ну, конечно! За тем сюда и шел.
– Луканы недостойны называться людьми, называться мужчинами. Мы - не р-р-разбойники, деус Маур-р-рус! Те из луканов, кто достоин дер-р-ржать в р-р-руке копье, сами пр-р-риходят к нам!..
Брутии и луканы - извечные враги. Лесные охотники, живущие в шатрах из звериных шкур, - и пахари, умеющие строить большие села за густыми частоколами. От их постоянных войн содрогалась земля.
– Слыхал ли ты, деус Маур-р-рус, что подлые луканы дер-р-ржат в р-р-рабстве своих же сор-р- родичей, пр-р-ро-дают их за долги в чужие кр-р-рая? А мы - вольные люди, мы - непобедимые бр-р- рутии!..
Распелся! А вот в последней войне эти самые подлые все-таки расколошматили непобедимых. Потому-то меня и позвали - для того, чтобы деус Маурус Великое Копье подсобил. Или…
– Если же ты пр-р-редложишь нам заключить мир-р-р, то этот мир-р-р должен быть поистине спр- р-раведливым - и в нашу пользу, ибо нет такой обиды, котор-р-рую бы не нанесли нам подлые луканы!..
Я будто бы случайно оглянулся, еще раз полюбовавшись ровным строем моих давнов. Детина в плаще тут осекся, принялся чесать пятерней свою буйную гриву.
Задумался.
Воевать я, конечно, не собирался - ни с теми, ни с другими. Но мирить давних врагов следовало только так - с войском за спиной.
Будь силен!
– Вот я и говорю, деус Маурус, что мир… Ага, уже не рычит! Только вот беда - мирились бру-тии с луканами постоянно - и тут же вновь принимались за старое. Тут бы чего ненадежней придумать! …С этого я и начал - с соглашения о мире. К чему Великое Царство? Пусть каждый живет особо, но не режет соседа. Ссоры разбирал я лично - или посылал Идоменея. Все окрестные племена уже год как отложили копья в сторону - кроме этих.
– Так вот я и говор-р-рю, деус Маур-р-рус, что мир-р-р должен быть спр-р-раведливым!
Все-таки рыкнул напоследок! Но это ничего, а вот что луканы скажут?
– Луканы говорят, ванакт, что мир должен быть поистине справедливым - и в их пользу, ибо нет такой обиды, которую бы не нанесли им подлые брутии.
– Ясно, Ром!
– Тут такое дело, ванакт. Это два союза. Живут не очень дружно, давно бы, поди, разбежались, но война сплачивает и тех, и тех. Каждую осень брутии нападают на села лу-канов, чтобы захватить урожай. А зимой луканские вожди собирают молодежь и идут в лес - брутиев гонять. Кстати, луканы часто убегают к брутиям - если подати платить надоедает, а брутии…
– Да-а… А что, у луканов действительно продают людей за долги?
– Продают, ванакт. Но брутии тоже хороши!
– Вот и мири таких! Скажешь им. Ром, что где-то через месяц я вернусь и рассужу всех по справедливости.
– Они не знают, что такое 'месяц', ванакт. Я им лучше на пальцах покажу.
Тяжкую службу ты задал мне. Отец Молний!
– Песню-ю запе-е-евай!
– Мы, давны, всех сильнее! Мы, давны, всех храбрее! У-У-У-У-у! У-у-у-у-у-у!
Горы кончились - вместе со звериными шкурами. Теперь слева от дороги негромко шумело море - то самое, винноцветное. Здесь, на западе Италии-эмбаты, уже строили города. Неказистые, за частоколом, с домами под камышовыми крышами, не города даже - городишки. Но все-таки!
– И днем, и темной ночью Мы рвем врагов на клочья!
У-у-у-у-у! У-у-у-у-у-у!
Мы спешили - Эней Анхизид звал на помощь. Гонец рассказал, что владыка дарданский в последнее время начал прихварывать - да так, что даже плакать почти перестал. Видать, плохи у бедняги дела! На Одиссея надежды мало, говорят, все тоскует, все на море смотрит. А одному Чужедушцу не справиться.
– Мы - бравые ребята! Мы - вольные волчата! У-У-У-У-у! У-у-у-у-у-у!
И все-таки большое войско я брать не стал. Война - дело дурное. И безнадежное. Сегодня победишь, завалишь трупами поле, а завтра (послезавтра, через десять лет) сыновья тех, кого ты убил, соберутся,