– К переправе!.. Первая сотня пошла!..
– Аргос! Аргос! Аргос!..
– Вторая сотня!..
– Кур-р-р-р! Кур-р-р-р!
– Третья сотня!..
– Кей Кавад! Кей Кавад!
– Четвертая сотня!..
– У-у-у-у-у!
– Ну что, Мантос? Все как раньше?
– Э-э, Диомед-родич! Все как раньше, все как прежде!
– А может, тебе в Куретии остаться, дома? Ведь навоевался ты уже, брат Мантос?!
– Что говоришь, ванакт Диомед? Не слышу! Уши совсем заложило, понимаешь, да?
– Жди нас, Ахайя, жди нас, Эллада! Мертвых детей, о тебе не забывших. Ты позови - мы придем из Аида! Вместе мы живы! Вместе мы живы!
– Храм светится! Чудо! Чудо!
Я даже не оглянулся - слышал уже. Слышал и видел. По всей Ахайе, по всей Элладе, желтым тревожным огнем горели алтари, переливались холодным пламенем деревянные и каменные истуканы. Не хотелось даже думать - почему.
– Чудо! Родные боги - за нас!..
– Чудо! Миру конец пришел!..
Тегея - маленький пыльный городишко посреди Пелопоннеса. Не городишко даже - полтора дома на холме. Когда-то сюда примчался гонец, чтобы поведать мне о мятеже в Калидоне. Теперь же Тегею было не узнать. Исчез город среди шатров, среди сотен костров, горевших по всей долине, до самых гор. И трудно было даже понять в ранних весенних сумерках, где кончаются наши и начинаются вражьи.
Гилл Гераклид отказался от переговоров. Он ничего не хотел, сын дяди Геракла, мой двоюродный брат. Только нашей земли - и нашей крови.
Пришли не все. Уже покорились Афины и Платеи, из последних сил держались Фивы, отбивался от чужих кораблей Саламин, отсиживался за стенами Пилоса мудрый Нестор, откупился от врага (надолго ли?) Аргос. А тех, кто все же пришел, кто не побоялся выйти на последний бой, я совсем не знал. Они были слишком молоды, дети тех, кто уплыл под Трою. Значит, снова мальчишкам идти на смерть!..
Нужны ли мы здесь?
– И что ты п-предлагаешь, б-богоравный Диомед? Знакомый блеск золотых щитов, знакомый красный полог огромного шатра, знакомый Пелопсов жезл… …И худой безусый паренек, так похожий на Мене-лая - того, кто подбежал ко мне когда-то у Львиных ворот. Только у белокурого не дергалась щека, не кривились судорогой губы, не сбивалась речь.
– Нас м-меньше… м-меньше, нас могут легко ок-кру-жить, богоравный Диомед! Уд-дорийцев - железные мечи.
Кривит узкий рот Орест, сын Агамемнона, ванакт ми-кенский. Убийца матери. Убийца дяди. Мститель за отца. Не по себе ему - и не только из-за близкого боя.
– Их больше, - соглашаюсь я. - И нас могут окружить. И железных мечей у нас мало. Но дорийцы - все-таки не войско. Пока не войско. Они идут в бой семьями, фратриями, племенами, они не смогут выстроить фалангу…
– Как п-под Троей? - попытался улыбнуться он. - М-мне рассказывали…
– Как под Троей, - вновь киваю я. - Мертвецы очень хорошо научились воевать, ванакт Орест. Мы теперь с Танатом не разлей вода!
Дергается щека у богоравного Ореста, недоверчиво глядят темные испуганные глаза. Не верит заморскому забро-де микенский ванакт, полубезумный мститель, проливший кровь той, что его когда-то вскормила.
Кого он больше боится? Дорийцев - или нас?
Гилл Г-гераклид - твой б-брат, богоравный Д-диомед!
– Да, - опять соглашаюсь я. - Мы были двоюродными братьями. Мы все были братьями, Орест… … Худой узкоплечий мальчишка с горящим наивным взглядом. 'Куда ты спрятал войско, дядя? Я никому не скажу!..' И теперь я буду убивать сына дяди Геракла ради сына Агамемнона! А я еще смел осуждать Любимчика!..
– Б-богоравный Диомед! Если… к-когда мы победим, успеешь ли ты увести свои в-войска, не т- требовать себе и Арг-госа? П-пойми, вы все здесь чужие, в-вы словно выходцы из Г-гадеса!..
Наши взгляды встретились, и он замолчал.
Страшно изгнаннику жить, но страшнее проклятой чужбины, Если родная земля кажется камнем ему…
– Внимание, богоравные! Войско выстраиваем спиной к северным воротам Тегеи в три линии. Первая линия: тегейцы, спартанцы…
– Но, богоравный Диомед! Три линии? Так никто не воюет!..
– Бар-р-р-р-ра! Да что говор-р-рит этот гр-р-речиш-ка? Р-р-регус, пер-р-ретолкуй ему, что так только и ср-р-ражаются! -…Ясно?
– Ясно, богоравный Диомед. Сначала погибнет первая линия, затем вторая. А что будет потом?
– А потом погибнет третья. Или победит.
– Э-э, Диомед-родич! Все хорошо, Диомед-родич. Ворона только я увидел, понимаешь, да? Слева этот ворон взлетел, проклятый! Ты не волнуйся, ванакт Диомед. Ворон, коршун, гидра - Мантос не подведет тебя, родич!..
Весенняя ночь - холодная, муторная - никак не кончалась. Тянулась, тянулась, тянулась… На востоке даже не начало белеть, словно Земля Светлых Асов за Лиловым морем жалела солнечного огня для обреченных - тех, кому осталось жить всего несколько часов. Неровным щитом низких туч заслонились испуганные звезды.
Черное небо, черная земля.
– Регус Маурус! Регус Маурус! Тебя спрашивает какой-то… аэдус.
– Аэд, Грес…
Почему-то я не удивился…
ОН сидел прямо на невысоких ступенях храма - сгорбившийся, постаревший. Неверный желтоватый свет, скользивший из отворенных дверей, казалось, боялся коснуться ЕГО-лица. Я так и не решился сказать 'Радуйся'. Чему радоваться в такую ночь?
– Светится! - наконец вздохнул ОН, кивая на храм. - Заметил, племянник? Это по всей Элладе. И никто из НАС не поймет, почему. Говорят, так было, когда Крон начал убивать своих детей…
Я не стал отвечать - просто присел рядом. Да ОН и не ждал ответа.
– Зачем я ТЕБЕ понадобился, Психопомп? Теперь не стал отвечать ОН. Негромко застонали струны знакомой кифары:
– Тяжко вставать похороненным в толосе старом, Кости и пепел собрать и ногтями скрестись из могилы.
– Солнце зовет, и забытая родина кличет, Сладок тот зов! Но не рады потомки пришедшим Из безымянных могил. И не в радость им будет свиданье…
– Замолчи! - не выдержал я. - Как ТЫ смеешь? Дрогнули поникшие плечи.
– Я и не смел бы, племянник. Вы сами посмели, сами решили вернуться. Видишь, теперь МЫ с тобой на равных. Твой дружок Одиссей так ничего и не понял. Можно убить лучших друзей, можно засыпать пеплом всю землю, но Судьбу не изменить. Ты прав, вы погибли под Троей, Ти-дид. Оттуда вернулись уже не вы - другие. Ты ненавидел богов, Диомед. А кем ты сейчас стал? Только не говори МНЕ, что твои наивные подданные по ошибке называют тебя деусом! Но и НАМ с тобой не все подвластно. Ты что, решил спасти нашу Ахайю, нашу Элладу?
