отчетливый голос: — Постой… Скажи, почему они хотят твоей смерти?
Кто бы ни спрашивал, над ответом пришлось подумать.
— Да они же нечисть! — крикнул он наконец. — Сам не видишь, что ли?
— Вижу. Но разве ты не с ними?
— Я? — обиделся Николай. — Я не с ними! И не буду никогда, пусть не надеются! А ты кто?
— Я был здесь всегда, — негромко и как-то устало ответил голос. — Когда еще не было вас, людей… Сегодня они не тронут тебя: на твоей груди знак дхаров.
Келюс вспомнил о странном рисунке.
— А ты знал дхаров? — крикнул он, невольно чувствуя всю нелепость странного разговора с лесной глушью.
— Я знал всех… Прощай…
Николай прислушался, но в лесу вновь было тихо. Он повернулся и пошел к реке.
Часовню он увидел сразу. Она стояла на самом берегу, невысокая, но очень соразмерная, с резным шатром, покрытым волнистыми линиями. Часовня была деревянная, но вся какая-то новая, как будто выстроенная совсем недавно. Келюс, подумав о том, кому понадобилось строить часовню в такой глуши, поставил туесок и тут только понял, насколько ему хочется пить. Николай вновь удивился: жажда не мучила его давно. Он нагнулся, чтобы напиться, но вспомнил о туеске. Келюс привык держать свое слово, даже если это казалось нелепым, поэтому аккуратно, стараясь не взболтнуть тину, набрал полный туесок воды и жадно припал губами к берестяным краям.
Он пил глоток за глотком, чувствуя, как исчезает усталость, теплеет скованное льдом тело и в венах начинает пульсировать кровь. Николай выпил почти полный туесок и только после этого удовлетворенно вздохнул. Хотелось посидеть несколько минут у воды, но он вспомнил, что его ждут гости, поэтому поспешил вновь набрать берестяной сосуд и плотно закрыть крышку…
Дорога назад показалась Келюсу очень короткой. Может быть, потому, что тропинка была уже знакома, а возможно, оттого, что в лесу было спокойно. Вновь слышались крики замолкших было ночных птиц. Ничто, казалось, не нарушало покоя древней чащи.
Николай взбежал на крыльцо, толкнул дверь и остановился. Он подумал, что догорели свечи, но в комнате, освещенной лунным светом, оказалось пусто. Ночные гости исчезли, только на столе лежала краюха хлеба. Лунин выбежал на крыльцо, огляделся: поляна была пуста, словно и не было двух молодых людей в странных непривычных одеждах.
Николай еще немного посидел в пустой комнате, а затем, почувствовав вновь страшную усталость, собрал рассыпавшиеся по полу еловые ветки и, упав на них, мгновенно заснул.
Разбудило его чувство голода. Келюс вскочил, протер глаза, наскоро умывшись, достал нож и принялся открывать консервы. Такого голода он не чувствовал уже давно и, мысленно поблагодарив странных гостей за оставленный хлеб, с азартом принялся за сардины в масле. Вода из туеска показалась действительно сладкой, и Николай с сожалением подумал, что не сможет отдать молодому послушнику эту диковинную вещь.
Только проглотив три банки консервов и чуть ли не половину хлебной краюхи, Келюс сообразил, что завтракает впервые за много дней. Он выглянул в окно на залитую утренним светом поляну и понял, что больше не боится солнечных лучей. Холод исчез, даже раненая рука, казалось, совершенно не помнила страшного укуса.
Николай выскочил на поляну и пробежался по ней, ощущая силу и давно забытую бодрость. Пришла в голову мысль сбегать за водой. Взяв туесок, он прогулялся через залитый солнцем веселый утренний лес и вскоре был на берегу речки.
Уже набирая воду, Николай сообразил, что произошла какая-то перемена. Он оглянулся и понял: часовни не было.
Лунин растерянно прошелся по берегу, но от часовни не осталось даже и следа. Только там, где она стояла, трава росла гуще, и торчали несколько метелок крапивы. Николаю приходилось бывать в археологических экспедициях, и он знал, что крапива растет там, где когда-то были дома. Она растет сотни лет, даже если от зданий не остается и памяти.
Николай постоял у тихо журчащей речушки, еще раз умылся ледяной водой, улыбнулся яркому июльскому солнцу и пошел обратно в пустую избу собирать вещи.
10. СЕРДЦЕ ДХАРОВ
Фрол проснулся от легкого толчка в плечо. Он приподнялся и, оглядываясь по сторонам, попытался вспомнить, где он и что с ним произошло.
В ночь после собрания Фрол так и не вернулся в поселок. Побродив в лесу, он решил не искать ночлега, а просто переночевать среди деревьев, благо плащ, взятый у лейтенанта-участкового, был при нем. Дхар нашел место посуше, расстелил плащ и мгновенно уснул.
Первое, что он увидел проснувшись, — это то, что солнце успело подняться достаточно высоко. Фрол подумал было, кто его разбудил, но, обернувшись, сразу все понял. Рядом стояли сын Вара, чернобородый Рох, длинный и тощий Асх Шендерович, а чуть подальше, за их спинами, — рыжий Серж.
— А-а, — Фрол помотал головой, отгоняя сон, — доброе утро, мужики! Эннах!
— Эннах, гэгхэн! — неожиданно серьезно ответил Асх, склонив голову в коротком поклоне. Остальные молча последовали его примеру.
— Ну, мужики! — взмолился Фрол, сразу же вспомнив вчерашнее. — Ну, ёлы, хватит… Ну какой я, к бесу, князь!
— Вы законный князь дхаров, Фрол Афанасьевич, — так же серьезно ответил Асх. — То есть, прошу простить, эд-эрх Фроат-гэгхэн. Собрание подтвердило ваши права как потомка Фроата Мхага…
— От имени собрания мы приносим вам свои извинения, — заговорил молчавший до этого времени Рох. Говорил он почему-то по-русски. — Мой отец, бывший кна-гэгхэн, не имел права допрашивать вас, Фроат. Личность эннор-гэгхэна никто не устанавливает. Его должны просто узнать, как узнали вас…
— Вот ёлы, — только и прокомментировал услышанное Фрол, — а почему эд-эрх Вар — бывший кна- гэгхэн?
— Собрание переизбрало его, — сообщил Асх, — избран новый кна-гэгхэн… Вообще-то, насколько мне известны дхарские традиции, это незаконно. Кна-гэгхэн избирается лишь в отсутствие князя. Но Собрание решило, что кто-то должен заниматься, так сказать, мелочами, покуда гэгхэн поведет дхаров к Дхори Арху… Впрочем, нового кна-гэгхэна еще должны утвердить…
— Ладно, — махнул рукой Фрол, убедившись, что настало время отвечать за родство с Фроатом Мхагом, — пошли в поселок… Умыться бы, ёлы…
Умыться удалось в ближайшем ручье, а в поселке Фрола уже ждал завтрак. Он не без трепета ожидал встретить толпу любопытных, но возле дома старого Вара было пусто. Асх, уловив взгляд Фроата, пояснил, что новый кна-гэгхэн уже отдал распоряжения.
— Постой-постой, — сообразил Фрол, — этот новый… уж не ты ли?
— Пока вы меня не утвердили, еще нет, — с некоторым вызовом ответил Асх, но надо сказать, что меня избрали почти единогласно. Правда, я был единственным кандидатом, что, конечно, не очень демократично…
Позавтракав, Фрол, Асх и Рох вместе с упорно хранившим молчание Сержем собрались в большой комнате дома, где жил Вар. Старик тоже присоединился к ним, причем по его спокойному лицу было невозможно понять, как отреагировал он на неожиданное смещение.
Все расселись за столом, причем Фрол заметил, что, пока он нерешительно стоял у стола, за которым когда-то сидел Вар, все остальные тоже не садились, поглядывая на Фроата. Странная церемония завершилась, воцарилось молчание. Фрол понял: все ждут его слова. Наконец, увидев, что дхар упорно молчит, старый Вар чуть заметно улыбнулся: — Эд-эрх Фроат! Мы знаем, что случившееся неожиданно для вас. Но мы не выбираем своей судьбы. Потомку Фроата Мхага суждено стать гэгхэном. Мосхоты, чтущие Бога
