истлевающие трупы на поле боя. Родич-предатель, захвативший престол, жена, уставшая ждать и греющая чужое ложе...
На Крите мятеж, на Крите война. И никому уже не нужен слишком поздно вернувшийся басилей.
— Я думал найти дочь, Тидид. Верил, что она еще жива, надеялся... А теперь мне уже не на что надеяться...
Что сказать, как утешить? Родич-предатель, захвативший престол, позаботился о том, чтобы наследница Миносов исчезла навсегда.
Дрогнули широкие плечи под черным плащом. Медленно, не спеша обернулся Идоменей. И пуст был взгляд его глаз.
— Уплывай, Тидид! На Востоке, на Кипре, сейчас со-эираются все уцелевшие. Там — твое царство.
— А ты?
He спешил с ответом критянин, молчал. И почудилось, будто над мертвым городом прошелестели железные крылья Таната Жестокосердного.
— Я хочу умереть Миносом...
— ...Ты Сияющий, Диомед, но Сияние — знание тех, кто живет сейчас, в наши дни. Оно лишь отсвет древней мудрости. На Крите помнят очень многое, особенно потомки тех, кто жил здесь еще до Зевса. Думаешь, я не смог бы отомстить, не смог бы сдвинуть с места горы и обрушить их на головы предателей? А что дальше? Люди не имеют права на такое. А мы — еще люди, Тидид, и я — человек... Не очень трудно завоевать царство, и править им не очень уж трудно. Но Миносом так не стать. Для этого мало власти, и знаний тоже мало. Нам с тобой известно о Номосах, о бесконечном мире, сотворенном Единым. Но что дает знание? Уверенность в себе — не больше. Минос — — это тот, кто сам меняет мир, кто прокладывает дорогу в недоступные Номосы, соединяет миры воедино. Когда-то сын Дия, первый Миное, открыл дорогу на Восток. Я стану последним Миносом, Диомед. Путь на Запад закрыт уже многие годы — я открою его вновь. Попытаюсь... И если это удастся, мне не будет стыдно смотреть в глаза предкам, когда мы встретимся с ними у Белого Утеса. А тут мне уже нечего делать! Пусть Океан даст мне силы...
Над Кноссом, городом руин, — ранние осенние сумерки. Негромко звучит голос критянина. Серые тени с громадными рогатыми головами обступили нас со всех сторон.
Слушают.
Кивают...
...И снова — серое осеннее море, черный «Калидон», злой ветер, бьющий в лицо, холодные соленые брызги на щеках. Мы плывем на восток. Дамед-ванака возвращается в свое царство.
Но отчего так не хочется возвращаться?
На острове Халка — маленькой рыбешке, прижавшейся боком к каменной громаде рыбы-Родоса, — крик до небес. На острове Халка — пир мертвецов. Знакомые мертвые лица, знакомые мертвые голоса. Одна гордыня еше жива — она умирает последней, даже после надежды.
Крик, крик, крик...
— Я завоюю Кеми! Я... Я покажу этим эфиопам!.. Я покажу!..
...Менелай, белый от пьянства, с безумными круглыми глазами.
— А я... Я эту... Ливию! Я стану ванактом ливийским!.. ...Гуней — тот, кто пытался первым бежать из-под Трои.
— А я Фракию покорю! Фракию! Фракия моя, слышите?!
...Демофонт, младший сын Тезея-афинянина. Приплыл под Трою за два дня до победы. Недовоевал!
— А я пеласгов! Нечего им было Приаму помогать! Я их всех огнем выжгу! Как крыс!
...Антиф — его я вообще не знал, тут познакомились.
— А я... А я не знаю чего, но все равно завоюю! За что боролись? За что кровь проливали?
...Филоктет Олизонец — прятался всю войну на каком-то островке. Теперь вынырнул.
— За-а-а-аво-о-о-о-ою-ю-ю-ю-ю-е-е-е-ем!!!
Бывшие басилеи, бывшие наследники, бывшие эллиньг. Изгнанники.
Мертвецы.
— Все завоюем! Все-е-е! А потом вернемся в Ахайю — и всех резать станем! Резать! Жечь! Мстить!
— Ме-е-е-е-е-е-есть!!!
Крик над островом Халка, рев, ор нечеловечий. Гуляют мертвецы, давятся неразбавленным.
— Агамемнон убит — значит, я главный!
— А почему — ты?! Я — Менелай, третий воевода!
— Я буду воеводой! Я Гектора убил! Самого Гектора!
— Ты?!
— Ну... ранил. Все равно!..
Не навоевались мертвецы, не напились крови. Да и деваться им некуда — не пускает родная земля. Этим хоть повезло — они еще кричать могут. Только двое не орут, чаек не распугивают. Подалирий Асклепид — да я. Тихо сидим, тихо пьем. И разговариваем тихо.
— Я в Дельфах был, у пифии, — улыбается Асклепиад. — Спросил — вдруг подскажет. А она мне вопит: «Небо! На всех упадет небо! Поезжай туда, где небо тебя не задавит!»
— В Херсонес Карийский, — улыбаюсь я в ответ. — Он со всех сторон горами окружен. Если что — только накроет, как крышкой ларца...
Смеемся, хоть смеяться и не над чем. Стая мертвецов ищет место среди Номосов. Призрак Великого Царства снова бродит среди нас, распадаясь на мелкие смешные обрывки. Великое Царство Гунея Кифийца, Великое Царство Филоктета Олизонца...
— Ты думал, Тидид, всех их собрать? — кивает Подалирий на разгулявшихся Царей Великих.
Пожал я плечами. Думал. Уже не думаю. На Кипре нас немного, еще меньше в Азии, в Килии, Сирии, Финикии. Те, кто пошел со мной, — Аргос Корабельный, уже высаживаются в Аласии и на побережье Киццувадны, но их все равно слишком мало. Эта пьяная орава очень помогла бы Амфилоху Щербатому против хеттийцев и воинов ванакта Кеми. Но я уже понял — бесполезно. Эти орущие — уже не войско...
...Не войско? Проснулся на миг во мне Дамед, владыка жестокий, оскалил зубы. Не войско — но польза будет. Накинутся эти недобитки на хеттийцев и кемийцев — найдется чем соседей пугать! А как помрут они, уже всеконечно, под копьями и булавами, так и мне спокойней станет. Вот только Менелая белокурого жалко.
Послушал я Дамеда-ванаку, послушал себя-прежнего — ох и стыдно стало. Стыдно, тоскливо...
— Ты им объяснишь? — словно услыхал мои мысли Асклепиад. — Завтра, как проспятся?
И вновь пришлось плечами пожимать. Объясню, конечно. На пальцах растолкую, что порознь нечего и пытаться Номос Востока покорить. Да вот послушают ли?
...Ой, не послушают!
— Ливия моя! Моя! Так и называйте меня: Гуней Ливийский!
— А я Пеласгийский!
— А я этот... кра... тра... Фракийский!
— Молчите все! Я Me... Менелай! Я Т-трою завоевал!
— Рога ты завоевал, зятек! Утю-тю-тю, наш рогатенький!
Ну вот, уже кулаками машут. Переглянулись мы с Подалирием. Встали, прочь пошли — от мертвецов разбушевавшихся.
— Тебе будет нужен лекарь на Кипре, Диомед? Теперь он уже не улыбался, сын Асклепия.
— Нужен, — кивнул я. — А еще нужнее мне будешь ты, Подалирий...
Дрожит рыба-остров от ора мертвячьего, плавниками-скалами дергает. Качается меднокованое небо, качается — вот-вот рухнет, И хохочут ОНИ, невидимые всемогущие. Верным путем идете, герои- разгерои! Самые смелые под Троей погибли, самых упорных добивать пришлось. А вы и без НАС в Гадес приползете!
