Отпустил я ее руки, отвернулся. Нет, не львица. Не царевна. Просто женщина...
...И я — бесчувственный пень при дороге!
— Из-за чего ты мне мстишь? Из-за чего войну начинаешь? Из-за того, что я, дурак, сорвал с тебя покрывало? Из-за того, что не захотел...
— Будь ты проклят! Проклят!..
Снова кинулась, вцепилась пальцами в плечи.
— Не прощу! Никогда! Никогда!
Осеклась. Только сейчас заметила — не одни мы. Видать, громкую беседу вели Дамед-ванака с хеттийским послом!
...У моих орлов — глаза на лбу. Один Амфилох спокоен — и не такое он видел, Щербатый! Переглянулись орлы, почесали затылки.
— Это царевна Цулияс, ребята, — сообщил я как ни в чем не бывало. — А это мои родичи, Амфилох-младший и...
— А может, вам с ней лучше пожениться, дядя? — сочувственно вздохнул добрая душа Киантипп.
* * *
Ночь, темень за слюдяным окошком, умирающий светильник в углу. Покрывало пахнет ее телом. И моя кожа пахнет. И мои пальцы...
...И серебристый свет перед глазами. И легкое дуновение ночного ветра...
— Если бы ты знал, Диомед, как я тебя ненавижу... как люблю...
Ее голова у меня на груди. Сплелись руки...
— А ты снова уходишь! Куда? Мы могли бы править вместе...
— Я не хочу править...
Ее ладонь скользнула по моему лицу, скользнула, легла на губы.
— Ты меня всю искусал! Искусанная царица — какой ужас!.. Почему ты не можешь остановиться, Тидид? Где твой дом? Где твоя жизнь?
Что тут ответишь? Права была ТА, что пришла ко мне вместе с теплым дождем: иногда надо просто не отталкивать то, что само падает в руки. Просто не отталкивать...
— Куда ты хочешь плыть? В никуда? Тебе уже мало нашего мира?
Я осторожно отвел ее пальцы от лица, повернулся, прижался к ее плечу.
— Нет. Но этот мир... эти миры — чужие. Если хочешь... Если хочешь, мы уплывем вместе...
Привстала, поглядела мне прямо в глаза.
— Вместе? А ты? Ты этого в самом деле хочешь, Диомед?
— Да!
— Спасибо...
За слюдяным окошком темень, осенняя ночь навалилась на Аласию, умирает бронзовый светильник. В эту ночь она не стала его гасить...
— Помнишь, я рассказывала тебе о лидийце Гиге? Тот воевода был неглуп — выбрал жизнь и царство. Его потомки до сих пор правят в Лидии. А ты решил бежать...
— Вместе с тобою, — улыбаюсь я.
Сплелись наши руки, острым потом пахнет ее тело...
— Тидид, глупый Тидид! Ты не царь, ты просто наемник, перекати-поле, тебе все равно, по какой земле вести войска. А я — правительница. Я и есть Царство, понимаешь? Пока я жива, пока не вырос мой сын...
— Значит, я искусал все Царство Хеттийское? — смеюсь в ответ.
...Ее кулачок снова впивается в ребра.
— Это тебе, ванакт! Да, я и есть — Хеттийская держава. Венец снимают только вместе с головой...
...Или бросают на каменные плиты. Или просто кладут на алтарь. Но я не стал спорить. Цулияс, царевна Хеттийская, дочь Великого Солнца Суппилулиумаса, права. Не все рождены быть царями.
И не надо!
Я прижался губами к ее груди, скользнул ладонью к влажному лону...
— Погоди! — застонала она. — Погоди, Диомед...
Выпрямилась, снова взглянула в глаза.
— Если... Если когда-нибудь я найду тебя? За Океаном, в Эребе, в Тартаре, в царстве Телепина, на полях Иалу? Мы... Мы будем вместе, Тидид?
«...Иногда для счастья нужно так мало — просто протянуть руку... Не отталкивай... не отталкивай... не отталкивай...»
— У этого алтаря, пред ликом богов, я, Диомед, сын Тидея, клянусь...
— У этого алтаря, пред ликом богов, я, Цулияс, дочь Суппилулиумаса Тиллусия, клянусь...
* * *
— И что скажешь, дядюшка Антиген?
Ишь на что размахнулся, маленький ванакт! Да только океан — это тебе не наше Лиловое море. Тут мы ползаем от острова к острову, от берега к берегу, ровно лягушки какие. А там лягушкам делать нечего, в Океане этом. Кто же с тобой пойдет?
— Ты пойдешь, дядюшка. И все, кто захочет. Я спрашивал — соглашаются.
— Ну-у, ежели так... Тогда послушай, маленький ванакт, чего тебе коряга старая скажет. Другие корабли нам нужны, не эти, побольше чтобы были, повместительней. И припас нужен, и кормчие, посмелее которые. И сам смелостью запасись — да не на день, не на неделю. Это раньше на Запад вольно ходили, а теперь там небо с морем сомкнулось, ни островов, ни камней — один Океан. А сколько по нему плыть — и сам не знаю. И что там увидим, кого встретим — тоже не знаю. Каждый раз — новое что-то.
— Это ты про Сирен, дядюшка Корягиос?
— Смейся, смейся, маленький ванакт! Это только в сказках глупых Сирены вроде баб с хвостами рыбьими. Видел бы ты тех Сирен! А уж слышать-то их!..
— Увидим, дядюшка. Услышим!
— Ну, когда же такое бывало? Ванакт аргивянский Сирен слушать собрался!.. А корабли, какие нужны нам, я тебе сам обрисую. Первое дело — мачты...
— Э-э, ванакт Диомед! Зачем обижаешь, ванакт Диомед, зачем спрашиваешь? В Азию ходили, под Трою ходили, теперь в Океан пойдем, да! Только знаешь, родич, дед мне рассказывал, давно уже рассказывал. Будто решил один царь со своим войском до края света дойти...
— Ну и как? Дошел?
— Ва-а-ах! Год шел, десять лет шел — дошел. Смотрит — а на краю света ничего — одно болото грязное. В то болото Гелиос-Солнце ныряет, понимаешь? Как тины болотной коснется — шипит, горячее потому что...
— А что было за тем болотом, Мантос?
— Ох, Тидид! Ох ты, Собака Дурная!
— Да не охай, Щербатый. Закис ты тут, на Аласии, жирком порос! Что, венец уже ото лба не отдирается?
— Венец-то отдирается... А люди? Нам присягнули, Тидид, нам верят. И что — все бросить?
— Зачем бросать? Ты же Сияющий, Амфилох, ты знаешь, что, если Номосы соединятся, дорога будет открыта. Раз в неделю в гости к тебе плавать стану!
— Это — если... Океан — подумать страшно. Ведь там даже времени нет!
— А мне этот Крон уже в печенках сидит! Ничего, войско у тебя есть, мои орлы тебе подсобят. С правительницей хеттийской я вроде как... м-м-м... договорился, а Кеми в одиночку с нами не справится.
