— Ты знаешь, вчера сюда приплыли Гелен Прорицатель с Энеем. И Калхант с ними...
— Не помер, значит, боговидец? Вот Эней — это хорошо! А где наши?
— Менелай разбит. Кемийцы потопили его корабли, сам он в плену, на Фаросе. Одиссей пропал где-то в Финикии. Гуней Кифиец тоже в плену — в Ливии...
— Довоевались, бродяги!.. Жалко белокурого! И рыжего жалко!
— И Гунея Кифийца жалко?
— Кого-о?!
— Станем Миносами, курет Идоменей?
— Миносе то этаной, курет Диомед!
— Подалирий?
— Ну вы и спятили, ребята! Без лекаря вам точно не обойтись. Так что я с вами.
— Гелен? Эней?
— У нас больше нет дома, ванакт. Лучше уж-в Океан!
— Калхант?
— Боги-и! Вели-и-икие-е боги-и-и мои-и-ми-и-и уста-а-а-м-и-и глася-я-ят, что-о-о...
— Короче, боговидец!
— Да!
* * *
...Лучшая древесина — клен или сосна. Борта высокие, в два раза выше обычных, реи должны поворачиваться, чтобы паруса наискось к ветру ставить, скамейки для гребцов — на сто человек, по два на скамье, а еще лучше гребцов в два ряда усадить, один над другим...
Н-да... Никогда не думал, что корабельщиком стану! Но взялся за копье — не говори, что не мое...
Титаны Океан-Ограничитель и Крон-Временщик — родные братья, сыновья Урана-Неба и Геи-Земли — были разделены изначально. Поэтому для Времени нет ограничений, а в Океане царит безвременье.
Паруса... Обычно мы только гистон ставим да еще маленький — долон — на самом верху. А тут паруса должны в два ряда идти, как и гребцы... Не перепутать бы: гистон, долон и еще этот, средний, никак название не запомню...
А я-то думал, что Миносом просто стать! Взобрался на палубу, скорчил рожу героическую: «В Океа- а-а-а-ан!!!» И — уже Минос. А тут — форма киля, весло рулевое (одно или два, кстати?), а еще борта красить надо, чтобы гниль не взяла, да еще пифосы для воды, и сама вода — протухнет ведь, если не добавить чего надо. А чего надо?
Болтались тут какие-то юркие, с бородами крашеными. Мол, сами все построим, Дамед-ванака, за милую душу построим! Как же, построят! Как в той байке, что мне Идоменей рассказывал: пришел какой-то оборванец на корабль наниматься. Его в шею, а он и говорит: «Вот повезло вам! А то бы я наработал!»
...А еще хорошо бы кедра достать — хотя бы для обшивки. Ох, и дорогой же этот кедр! Разве что малоизвестного Исин-Мардука за бороду тряхнуть, пусть пособит...
Якоря, «вороньи гнезда», канаты... А из чего канаты? Пеньковые, пальмовые? Финикийцы пальмовые предлагают, а вот Идоменей... Ох и тяжко! Да что делать? Лишь того, кто любит труд, люди Миносом зовут...
Так все-таки какие канаты?..
Стучат топоры, пилы визжат, летит во все стороны пахучая стружка. А вот и смола — в глиняном котле булькает, наружу просится. Хорошо!
В последний раз так весело было, когда богоравный Сфенел своего «Коня» мастерил (эх, Капанид, басилей репконосый, как ты там?). А еще говорят, что я только войну люблю!
— Эй, дядюшка Антиген, правильно строим?
— Правильно-то правильно... Да только глаз нужен. А то вон «Арго» построили, умники, только на одну ходку и хватило!..
Желтые ребра уже торчат из оснований-килей. Толпятся вокруг аласийцы, и финикийцы толпятся, бороды на пальцы наматывают. И чего это «ахиява» такое задумали? Столько по морю ходим, а подобного еще не бывало!
— Что это, Подалирий?
— Сок дерева хумбабы, у митанийцев купил. Будем в воду добавлять. Попробуй, какой кислый!
Труднее всего решиться. И на войне, и не на войне. А если решился, то все просто. Вот войско вражеское, вот Океан. Вперед — и пусть сомнения дымом прочь уносит!
— Ну как там боги, Калахант? Одобряют?
— Бо-о-о-о-оги-и-и-и с на-а-а-ами!..
А хоть и не с нами! Не боялся я ИХ под Троей, не побоюсь и сейчас. Пусть ОНИ нас боятся!
— Эй, Гелен! А где наш богоравный Плакса?
— Слезы утирает. Во-он в той харчевне, что у пристани!
Ну вот, все работают, а он прохлаждается!
...Эней Анхизид действительно оказался в харчевне. Это же каким мизантропом надо быть, чтобы в этакую грязную дыру сунуться! Что-то пить много стал наш дарданец! Э, да он не один!
...Красный колпак, какой моряки носят, рыжая прядь к уху прилипла... Не может быть!
— Любимчик! Ну даешь
Даже и не думал, что так рад буду. Врезал его, паршивца, по спине, аж гул по харчевне пошел.
— Рыжий, еж морской! А болтали — сгинул, болтали, будто финикийцы тебя Баал-Зебубу подарили!
Обернулся Одиссей Лаэртид, поглядел странно. Тут вся моя веселость и пропала.
— Диомед... ты?..
Что-то не так с Любимчиком, ох, не так! Постарел вроде? Да с чего ему стареть? Ведь, хвала Деметре Теплой, не в Кроновой мы ловушке! И глаза...
— Ты чего, Лаэртид, мухоморов наелся?
— Лотоса... — То ли шутит, то ли нет. Не разберешь даже.
— А почему ты не на Итаке, Одиссей? Чего тебя сюда занесло? Дома бы сидел, приплод овечий считал...
Не договорил даже — осекся. Обжегся я о его взгляд...
— Итака...
Не проговорил — прошептал. И тут я только понимать начал...
...А Эней уже в три ручья ревет! Да что с него взять?
— Вы... Вы куда-то собрались, Тидид? Далеко? В Океан?
Плохи, видать, дела на Итаке, если рыжий об Океане заговорил!
— Я... Наверное, тоже с вами. Только они... пустят ли?
Они? Но тут же дошло — ОНИ!
— Кружение птиц подсказывает мне, что наша встреча неслучайна. Как неслучайно все, творящееся под медным куполом небес... Бо-о-о-оги-и-и!..
Ага, Калхант! Вовремя, пусть он рыжему все про НИХ и растолкует! Тем более они с Лаэртидом под Троей вроде как сдружились...
— Вечером поговорим, Одиссей. А мне пора, а то построят мне еще один «Арго»!..
Да, плохи дела у Любимчика! Что ему, домоседу, сыну домоседа, в Океане делать? Ты куда, Одиссей, от жены, от детей?..
Тяжелая ладонь на плече, тяжелый взгляд упирается в затылок. Тяжелый, чужой.
— Не узнал, Тидид?
— Узнал...
Обернулся... на шаг отступил, не выдержав взгляда его глаз.
— И как там в Гадесе, Чужедушец?
Пожал плечами Протесилай Филакский, Иолай Первый, Иолай-Копейщик.
