— Что это было, Идоменей? Кронов Котел, как у нас, под Троей? ОНИ закрыли проходы на Запад, наш Номос как бы... захлопнулся...
— ...И его граница прошла через этот город. Не знаю, Тидид. Может быть, и так...
— А что будет дальше, на Тринакрии[71], на Сицилии то есть? Ведь именно там начинается Океан?
— Не знаю, Диомед, не знаю...
— Э-э, Диомед-родич! Э-э-э! Что мрачный такой пришел? Кого увидел? Что увидел? Кербер там был, да? Гидра была?
— Если бы, Мантос! Если бы... «Здесь предпоследние спят. Мы, последние, счастливы меньше...»
...Напились мы в последний вечер на Аласии, перед отплытием самым. Да как не напиться — положено! Песни орали, хохотали, вспоминали все байки, что про Океан да про земли дальние сложены. Один Любимчик молчал, носом сопел только. Да у нас не помолчишь! Влили ему чашу неразбавленного, встряхнули. Порозовел Одиссей, заговорил. И как пошел, и как поехал: киклопы моряков живьем едят, Сирены на камни корабли кличут, быки Гелиоса Солнцеликого, даже на вертелах поджаренные, мычат. Ну и, понятно, Скилла с Харибдой, страшные листригоны, Тритон, в раковину трубящий, Нереи с Протеями. И вся эта жуть в море плещется, границы Океана охраняет... Хохотали же мы тогда!
Листригоны... Если бы! Не они стерегут пути в Океан!.. Желтая трава, желтые кости, серый обветрившийся камень. Ревнив Крон-Время, Крон-мертвец, когда-то поделивший миры с братом-Океаном. Простерлась над нами его костлявая рука...
Не повернуть назад. Не остановиться.
Вперед!
— Встречай нас, даль океанская,
Туманом серым встречай!
Найдем страну мы счастливую,
Там, за кромкой земли!..
* * *
Хорошо, когда солнце! Пусть неяркое, осеннее, робкое. Заиграло зеленью море, расхрабрились белокрылые чайки, даже трава у берега уже не казалась мертвой. Радуйся, Гелиос Гиперионид!
Страх остался позади, там, за серыми волнами. Хорошо, когда ясный день, когда мы снова вместе, а вокруг не Поле Камней, а оживленная пристань, полная черными Дельфинами-кораблями.
— Телепин! Телепин! Те-ле-пин! «Голова-а-а-а»!
Ну вот и мои аргивяне повеселели — башку Цигу-великана гоняют!
Остров Тринакрия — Сицилия. Темная громада крепости на высоком холме.
Полдень.
— Это Камик, — усмехается Идоменей-критянин, на черную крепость кивает. — Его сам Дедал строил. Хитро строил! К воротам узкий проход ведет, двоим не пройти.
— Камик? — поражаюсь я, уроки дяди Эвмела вспоминая. — Так здесь же... Минос погиб. Последний!
— Деда не один раз хоронили, — качает головой Идоменей. — Много чести для народца здешнего — Миноса погубить! Дед останавливался в Камике, прежде чем уйти в Океан. Навсегда, как и подобает Миносу... А люди тут смирные, болтливые только.
Это я уже понял. Лишь сошли мы с корабля — понабежали бородатые в плащах пестрых, окружили, залопотали все сразу. Жаль, я сикульского не знаю!
...А вот Любимчик освоился. Всего два дня здесь (прямо от Малеи вместе с остальными пришел), а уже с басилеем местным чуть ли не обнимается. И дочка басилеева с рыжего глаз не сводит. Не пропадет парень!
...И Протесилай с ними! И вправду интереснее тут, чем в Темном Аиде.
Даже троянцы Геленовы повеселели. А уж Эней тут совсем за своего. Завернул сюда Плакса еще летом, прежде чем на Кипр плыть, успел со всеми перезнакомиться. В общем, почти как дома. Шумит пристань, лопочут что-то свое бородатые сикулы, улыбается Любимчик...
Полдень.
— Идоменей?
— Все корабли уже здесь, Тидид, никто не отстал. Кое-что надо починить, но к вечеру управимся. Припасу бы побольше набрать...
— Гелен? Эней?
— Кое-кто из наших желает здесь остаться. Если ты не против...
— Подалирий?
— Одна сломанная рука, одна вывихнутая, несколько зубов — вчера двое подрались... А так — жить можно.
— Калхант?
— Бо-о-о-оги-и-и!..
— Одиссей?
— Да ну его, этого басилея здешнего! Не продам, говорит, припаса — и все тут. Я и так, и этак, а он — неурожай, мол, да еще все овцы передохли вместе с козами. Я уже двойную цену предлагал — жмется. Дочку, говорит, отдать могу. Так видел бы ты, Диомед, эту дочку!..
— Ясно! Что делать будем?
— Солониной обойдемся, ванакт. Ведь всего загрузили — и копченого, и сушеного.
— Копченое мясо вредно для здоровья. А сушеное — тем паче. Не верите — у моего папы спросите.
— Правильно, Асклепиад!
— У этих сикулов воды соленой в море не выпросишь, Тидид. Мы, как сюда заходили, обычно охотились. Тут места дикие, особенно чуть дальше, возле Этны. Народа мало, зверья много. Быки, олени...
— Так и сделаем, Идоменей. Протесилай?
— А что? Места знакомые... Да и ребятам надо будет размяться перед дальней дорожкой.
— Так и сделаем. Лаэртид, лук не забыл?
Ясный день вокруг, весело сияет в бледном осеннем небе Солнцеликий, нагрелись старые камни, успокоилось море...
Почти как дома!
Но почему знакомый холод кусает пальцы? Почему кажется, что все это — неправда, обман, видение? Вот-вот в утренним туманом сгинет город на холме, исчезнет пристань, деревья в желтой листве...
...И черное хрустальное колесо Крона — Крона-Времени — неслышно заскользит под нами. Сперва медленно, потом все быстрее, быстрее...
* * *
В конце концов даже быстроногий Любимчик не выдержал. Остановился, махнул рукой, бухнулся на серо-желтый ковер старых листьев, устилавших поляну.
— Пе... ре... дох!..
Передохнём, в смысле. Другие послабее оказались — отстали. Я пожал плечами, прислонил копье к черной коре огромного граба, рядом присел. Прислушался.
Тихо. Только где-то вдали — лай собачий. Дружный такой, не иначе надыбали кого-то. Да что толку? Собаки там, мы тут, остальные неведомо где...
Дичи для нашей оравы нужно немало, даже на один перекус. Но и Тринакрия — остров солидный,
