— Всегда...
— Значит... Ау-у! Значит, такое будет и у нас дома, в Италии?
— Нет, волчонок. Не будет. Пока я жив. Пока все мы еще живы...
...Волки будут выть на развалинах Микен и Аргоса. [74]
АНТИСТРОФА-II
— Может, еще подумаешь, Идоменей?
— Нет, Тидид. Я все решил...
Ветер раздувал белые паруса. Черные весла готовы были врезаться в теплую спокойную воду. Последний Минос уходил в Океан.
Навсегда.
— Но почему? — вздохнул я. — Здесь так много дел, Идоменей! Мы основали еще четыре города, строим канал, к нам приезжают сотни, тысячи — из Эллады, из Фракии, из Азии...
Тяжелая, как просмоленная доска, ладонь легла на мое плечо.
— Каждому — свое. Ты, Диомед, построишь новую страну — Италию, построишь свой Золотой Век. Но ведь кто-то должен идти дальше! Там, за Иберией, за Эфиопским морем, тоже есть земля. Я хочу увидеть ее, Тидид!
Он улыбался, Идоменей-критянин, последний из рода Миносов, — спокойно, чуть грустно. Я понял — уговаривать бесполезно. Он уже все решил.
Теперь мы оба смотрели на море, на винноцветную гладь, такую привычную, такую безмятежную в это летнее утро.
— К тому же ты прав, Тидид. Ахайя, наша Эллада, умирает. Ты же видишь, даже смерть Гилла, даже победа над дорийцами ничего не изменили. Режутся, предают друг друга, зовут на помощь врагов. А дорийцы вновь копят силы. Я... Я не хочу видеть, как на нашу родину опустится ночь!
Словно черная тень пронеслась над морем. Словно крылья Таната...
— Но ведь есть Италия! — вздохнул я. — Мы сохраним все, что можно еще сохранить, мы выплавим новую бронзу. Это будет действительно Золотой Век!..
— Конечно! — Его рука сжала мое плечо. — И через несколько столетий ваши потомки тоже захотят узнать, что там, за Океаном. Так будет всегда, Тидид. Бесконечен мир, бесконечны Номосы. Ты как-то сказал, что мы, люди, подобны листьям в дубравах древесных. Пусть так! Но ведь деревья стоят сотни лет и становятся только крепче!..
Я заставил себя улыбнуться.
— Может, ты и прав... Миносе то этаной, курет Идоменей?
— Станем Миносами, курет Диомед! — рассмеялся он. — А еще лучше — останемся друзьями. Навсегда!
— Навсегда...
Торопился ветер, раздувал белые паруса; тревожным криком отзывались беспокойные чайки, горчило прощальное вино на губах... А у самого горизонта, медленно, незаметно, уже проступал серый сумрак седого Океана. Мы останемся с тобою друзьями, Минос!
Навсегда...
* * *
'От Амфилоха Амфиараида, басилея Кипра, — Диомеду Тидиду, прозываемому также Маурусом, регусу давнов и всей Италии.
Богоравный, ты не прав. И даже не лев. Мои подданные любят говорить: лучше быть живой — Дурной! — собакой, чем мертвым львом. А по мне, еще лучше быть живым львом. Оно и веселее как-то. Так что забудь всю ту ерунду, о которой ты мне писал. Мы — живые. Хорошо ли, плохо это — но живые. Или ты думаешь, что наши друзья у Белого Утеса порадуются за нас, если мы даже здесь, под солнцем, станем унывать ?
Но довольно о стонах и вздохах, достойных разве что юных дев.
Я не смог выполнить твое поручение и оттаскать за уши басилея Киантиппа, так как он сейчас в Киликии, заключает мир с лувийцами. А вот с ушами моего племянника все в порядке — Амфилох-младший только что вернулся из страны Мукиш, именуемой также Сирией, и я воспользовался случаем. Выросли орлы, скоро меня с трона скинут, и тогда я приеду к тебе — «телепина» гонять. Кстати, осенью жди наше войско — забьем тебе не меньше дюжины «голов».
С Домом Мурашу все не так просто. Этот проглот Исин-Мардук не прочь начать торговлю с Италией, но предлагает такие условия, что даже идолы краснеют. А именно...'
«От Диомеда, сына Тидея, — Амфилоху, сыну Амфиарая Вещего, басилею Кипра. Сам ты — богоравный! А Исин-Мардуку, гидре ненасытной, передай...»
Создали прежде всего поколенье людей золотое Вечноживущие боги, владельцы жилищ олимпийских. Жили те люди, как боги, с спокойной и ясной душою...
— Давай дальше, Калхант!
— 'Если вызывают кого-нибудь на суд, пусть вызванный идет. Если он не идет, пусть тот, кто вызвал, подтвердит свой вызов при свидетелях и ведет его сам'. Годится, ванакт?
— Читай, читай!
— 'Пусть будут даны должнику тридцать льготных дней после признания им долга, а затем пусть истец наложит руку на должника...'
— Чего-то мне это не нравится. Тридцать дней, а потом?
— Здесь так принято, Диомед. А если не нравится, пиши законы сам!
— Э-э нет, Калхант! Сам напишешь — и сам проследишь, чтобы в каждом городе эти законы поместили на таблицах где-нибудь на акрополе...
— Так они же читать не умеют, Тидид!
— Вот ты и научишь, боговидец. Сначала значки, потом слова...
— Бо-о-о-о-оги-и-и-и!..
— Мы, доблестные пицены, просим справедливости у тебя, деус Маурус Великое Копье, ибо наши соседи самниты желают забрать себе наш город Корфиний, которым владели мы вечно-вековечно!..
— Мы, доблестные самниты, просим справедливости у тебя, деус Маурус Великое Копье, ибо наши соседи пицены не желают отдавать нам наш город Корфиний, которым владели мы вечно-вековечно!..
— Нет, Эпей, не подходит. Это храм, а не «Конь» Троянский. Тут храмы строят круглые, значит, и мы такие ставить будем. Стены из камня, крыша черепичная. Походи по селам, погляди...
— Ванакт! Да к чему это все? Храм и есть храм...
— Я тебя, Эпей, с одним моим знакомцем сведу. Юпитером Его кличут. Так вот Он тебе все как есть растолкует. Только смотри, чтобы молнией не зашибил!
