Диомед, сын Тидея

подведет тебя, родич!..

Весенняя ночь — холодная, муторная — никак не кончалась. Тянулась, тянулась, тянулась... На востоке даже не начало белеть, словно Земля Светлых Асов за Лиловым морем жалела солнечного огня для обреченных — тех, кому осталось жить всего несколько часов. Неровным щитом низких туч заслонились испуганные звезды.

Черное небо, черная земля.

— Регус Маурус! Регус Маурус! Тебя спрашивает какой-то... аэдус.

— Аэд, Грес...

Почему-то я не удивился...

ОН сидел прямо на невысоких ступенях храма — сгорбившийся, постаревший. Неверный желтоватый свет, скользивший из отворенных дверей, казалось, боялся коснуться ЕГО лица. Я так и не решился сказать «Радуйся». Чему радоваться в такую ночь?

— Светится! — наконец вздохнул ОН, кивая на храм. — Заметил, племянник? Это по всей Элладе. И никто из НАС не поймет, почему. Говорят, так было, когда Крон начал убивать своих детей...

Я не стал отвечать — просто присел рядом. Да ОН и не ждал ответа.

— Зачем я ТЕБЕ понадобился, Психопомп?

Теперь не стал отвечать ОН. Негромко застонали струны знакомой кифары:

— Тяжко вставать похороненным в толосе старом,
Кости и пепел собрать и ногтями скрестись из могилы.
Солнце зовет, и забытая родина кличет,
Сладок тот зов! Но не рады потомки пришедшим
Из безымянных могил. И не в радость им будет свиданье...

— Замолчи! — не выдержал я. — Как ТЫ смеешь?

Дрогнули поникшие плечи.

— Я и не смел бы, племянник. Вы сами посмели, сами решили вернуться. Видишь, теперь МЫ с тобой на равных. Твой дружок Одиссей так ничего и не понял. Можно убить лучших друзей, можно засыпать пеплом всю землю, но Судьбу не изменить. Ты прав, вы погибли под Троей, Тидид. Оттуда вернулись уже не вы — другие. Ты ненавидел богов, Диомед. А кем ты сейчас стал? Только не говори МНЕ, что твои наивные подданные по ошибке называют тебя деусом! Но и НАМ с тобой не все подвластно. Ты что, решил спасти нашу Ахайю, нашу Элладу?

Тяжко вставать похороненным где-то под Троей!
Нет, не цветами, не песнями встретит Эллада
Мертвых своих. Поспешили вы зову поверить,
Те, кто погиб возле желтой теснины Скамандра!
Кончился век, и чужие теперь вы в отчизне.
Поздно пришли! Уж в разгаре Последняя Битва...

— Вот ТЫ о чем? — вздохнул я, когда кифара умокла. — Под Троей мы думали... Я думал, что именно там идет наша Последняя Битва, наш Армагеддон...

— А на самом деле все только начинается, племянник. Начинается — и кончается. Увы... И на этот раз никто из НАС не вмешивается. Бесполезно... Знаешь, твой ДЕД считает, что вы все ошиблись — и не только в этом. И ты ошибся, Тидид. Там, под Троей, вам надо было решиться — и выходить на Титаномахию. Номос все равно погиб бы — но не так. Лучше сгореть в огненной буре, чем веками гнить в забытых могилах. И вам — и НАМ...

Я встал, поглядел вдаль, на равнину, где догорали дорийские костры.

— Это не МЫ, Диомед, — сказал ОН. — Это Время. Номос умирает, и мертвецы Трои смогут лишь ненамного задержать его смерть. Ты разве не заметил, племянник, как это все похоже на Крепкостенную? Только теперь Эллада — не вы, Эллада — это Гилл и его дикари. Вы, чужаки, будете убивать эллинов!

— Не эллинов — врагов! — сквозь зубы проговорил я.

— Нет! Настоящих эллинов, Будущее нашей земли. Время не обманешь, племянник! Сейчас ты смог привести из-за моря варваров... мертвецов. Вы победите, наверное. Но через полвека некому будет прийти на помощь. И позвать на помощь — тоже некому.

Страшно было слушать ЕГО голос — негромкий... безнадежный.

— 'Времени много создал Уранид, только много не значит — бессчетно. Жизни положен предел. И Время подходит к концу', — вспомнил я. — Это так, аэд?

— Это так, — ОН тоже встал, подошел ближе. — Вы — последнее поколение, за вами ночь. Волки будут выть на развалинах Микен и Аргоса, и никто не придет на ваши могилы. МЫ все боялись таких, как Персей, Беллерофонт, Геракл. Таких, как ты, Диомед. Боялись, но понимали, что без вас Эллада умрет. А то, что придет на смену, будет лишь призраком, тенью в Аиде. Потомки станут рассказывать о вас сказки — глупые, нелепые, прекрасные. И о вас, и о НАС.

— Зачем ТЫ пришел, Психопомп? — не выдержал я.

— Попрощаться, племянник. Попрощаться. С тобой — и с нашей Элладой...

Мы стояли рядом, и черная ночь плескалась вокруг нас.

— Я могу, — ОН нерешительно повернулся. — Могу попробовать... могу позвать ЕЕ...

— Не смей! — выдохнул я. — Моя мать — Аргея, дочь Адраста, лежит на Поле Камней в Аргосе. И хватит об этом!

Кифара нерешительно застонала. Умолкла... Никто не сказал больше ни слова.

— Братья! Мертвецы Трои с нами! И пусть этот бой станет последним, самым последним для всех нас — и живых, и мертвых! Троя!..

— Троя! Троя! Троя!..

— Антилох, сын Нестора!

— Здесь!

— Махаон, сын Асклепия!

— Здесь!..

— Аякс, сын Оилея!

— Здесь!

— Аякс, сын Теламона! Агамемнон, сын Атрея! Лигерон, сын Пелея!

— Здесь! Здесь! Здесь!..

— Диомед, сын Тидея!

— Здесь!

— Одиссей, сын Лаэрта...

...Что такое победа? Это много трупов. Что такое великая победа? Это очень много трупов. Что такое величайшая победа?..

— Не плачь, Диомед-родич! Твой друг Мантос погиб, как мужчина, как этолиец. Он будет лежать в родной земле. Не плачь, он не хотел бы, чтобы ты плакал. Куреты не плачут. Куреты — огорчаются...

— Мы уходим, Орест, сын Агамемнона. Считай, что Элладе приснился страшный сон. Мы похоронены где-то под Троей...

— Что с тобой, Грес? Ты не ранен?

— Ау-у!.. Нет-нет, регус Диомед Маурус, я не ранен. Мне страшно, страшно!

— Волки ничего не боятся, Грес! Вы все сегодня сражались как герои.

— Регус Диомед Маурус! Вы, боги, всегда так беспощадны? Всегда так безжалостны?