— Слышишь, как они радуются, Тидид? Они еще не знают...
— Узнают. Скоро...
* * *
Стыдно признаться, но об Одиссее, коему всей душой помогать решил, я через пару дней успел подзабыть. Не до рыжего мне было. Да и нам всем тоже. Даже Итака, в честь которой мы назвали наш план, стала существовать как-то отдельно от Лаэртида. И без того хорош остров. Например, в узком проливе между Итакой и Кефаленией можно спрятать десяток пентеконтер — до поры до времени. В общем, подзабыли мы о Любимчике. А напрасно!
Вначале не увидели — услышали.
— Держи! Держи дурака! Уйдет!
Давно уже Калхант-боговидец так не орал!
— Уйдет! Утонет! Бо-о-о-о!..
Кричали у самой пристани. К счастью, мы с Идоменеем были как раз поблизости — все у тех же пентеконтер, которые мы прятать собрались.
— Лови-и-и!
Одиссей Лаэртид был бос и наг. Одиссей Лаэртид нас не слышал. Одиссей Лаэртид нас не видел. Всех остальных, впрочем, тоже. Скрутить мы его смогли, только когда подоспел Протесилай.
...Я так и не понял, откуда они все тут появились. Болтали потом, будто Любимчик из-под земли выскочил — с Калахантом и Протесилаем под мышкой. Из-под земли — или из облачка туманного. Я бы не удивился. И даже если бы узнал, что Лаэртид так через всю Италию босым пробежал, тоже бы не удивился.
— Убью! Убью!
Ну, скрутили. Ну, водичкой побрызгали.
— Убью! Всех убью!
Поглядел я на это горе рыжее...
— Кого убьешь, Лаэртид?
— Вас всех! Пустите! Мне плыть надо! На Итаку!..
И тут только я понял. Для Одиссея все это было всерьез: и женихи, и его соломенная вдовушка. Перестарался Подалирий со своей «психологией». Услыхал новости Любимчик — и на Итаку побежал — босым. Оно бы и посочувствовать парню стоило, да только, как по мне, странно это. Где ж ты раньше был? Целовался с кем?
Ничего мы рыжему не рассказали — не до того ему теперь. Пообещали только, что назавтра всем войском пойдем Пенелопу выручать. Моргнул Лаэртид, удивиться изволил:
— Вы чего, ребята? Вернуться решили?
— Нет, рыжий, — вздохнул я. — Это ты возвращаешься. А мы так, за компанию. С тобой. Родина позвала своих мертвецов.
— ...Мои аргивяне! Мои товарищи и союзники! Гробница доблестных — вся земля. Но сейчас пришла пора нам встать из гробниц. Наша родина, наша Эллада, в смертельной опасности. Несколько дней назад мы получили весть, что дорийцы, северные варвары, захватили Афины, сжигают Беотию и Фокиду, прорвали укрепления на Истме и сейчас уже подходят к Микенам. Войска ванакта микенского разбиты. Вождь дорийцев, Гилл Гераклид, поклялся, что не пощадит ни одного города, ни одного эллина...
— А почему дорийцы ?
— За ними будущее, дядя Диомед! Ахейцы — закат, они — восход.
Красиво говорит Гилл, сын Геракла. Заслушаешься!
— Да ты, дядя, на города наши посмотри! Ну, Калидон ладно, маленький он. А Микены, а Спарта, да и Аргос? Басилей и даматы с теретами в сидонских фаросах и критских накидках разгуливают, благовониями натираются, а люди в землянках живут, как звери!
— А мы все возьмем, а мы все поделим, — смеюсь я. — Тебе полфароса, мне полнакидки.
— Да не делить надо! — горячится Гилл. — Просто люди не должны голодать, потому что тогда страна слабеет, ее кто угодно голыми руками возьмет! Кто такую страну защищать станет? Басилей на колеснице один, а у пастухов только палки и топоры каменные! У дорийцев добычу поровну делят. У дорийцев голодных нет, у них соплеменников не обращают в рабство, не продают за море. И еще у них — железо. Представляешь, дядя Диомед, железные мечи! А их дикарями считают!
Горячится Гилл, сын великого Геракла, стучит-скрипит старая колесница. Далеко стук слышен!
— Меня отец с детства к ним посылал, к дорийцам. Говорит, учись у них, своим там стань. Меня уже и во фратрию приняли, и в святилище пускают. Они отца очень любят!
Нет мира в Ахайе! Аргос против Фив, Микены против Аргоса, Мегары против Афин... А на севере дорийцы с железными мечами. Да не сами — с сыном Геракла Амфитрионида. Вот возьмут и выберут через пару лет Гераклида вождем. И что тогда ? Тут уже не о микенском престоле речь пойдет!
Ты был прав, Гилл, сын дяди Геракла, мой бывший брат. Мы, ахейцы, — закат. Но за нами, последними, не восход, за нами — безвидная тьма, черная ночь.
Ты — ночь, Гилл Дориец!
— ...Аргивяне! Друзья! Мы будем воевать не за добычу, не за власть. Если дорийцы победят, никому уже не будет нужна добыча. Эллада сама станет добычей — под варварской пятой, под чужой властью!..
— ...Веди нас, Диомед! Веди нас, ванакт! Эллада! Эллада! Эллада!..
— ...По местам стоять, якоря выбрать, гистоны и долоны поднять, весла на воду!..
Мертвецы возвращались из-под Трои. И сладкой была для нас первая горсть родной земли.
* * *
— Э-э, Диомед, сынок! Радуйся, Диомед, сынок!
— Дядя Андремон! Дядя Андремон! Плевронское поле, сотни костров, знакомое ржание невысоких гривастых коней, знакомый бронзовый клич:
— Кур-р-р-р-р! Кур-р-р-р-р!
— Дай хоть посмотрю на тебя, дядя! ...Эх! Постарел ты, Андремон, басилей Куретии Заречной.
