— Надеюсь, с моим племянником все в порядке, басилей?
Гром звенит насмешкой, переливается силой. Кто-то огромный, тяжелый, страшный расшвыривает толпу. Налево! Направо! Налево! Направо!
Дрожит земля. Неровный свет костра падает на старую потертую шкуру.
Львиную;
Вот он!
— Примешь ли гостя, Андремон Курет?
Дядя Геракл смеется. Дядя Геракл подходит ко мне. Дядя Геракл поднимает тяжелую ладонь.
— А ты храбрец, как я погляжу! Ну что, Андремон, пострижем молодцов?
Ладонь рушится мне на плечо.
Ой!
Падаю.
ЭПОД
Трихонида — это танец такой.
Его очень легко танцевать. Главное — голову ввер, руки — в стороны (и тоже чуть вверх)...
— Косса-косса-косса-хай! Косса-косса-косса-хай!
..И еще сандалии снять надо. Трихониду только босые танцуют. Пятками — в траву, да посильнее, посильнее!
— Косса-косса-косса-хай!
...А что за «косса» такая, никто и не знает. Даже дядя Андремон. Да и в «коссе» ли дело? Главное — руки выше, подбородок вверх, и пятками, пятками...
— Косса-косса-косса-хай! Косса-косса-косса-хай! .
..Сфенел слева, дядя Геракл — справа (топнет — холм качается). Круг протанцевали — меняемся. Теперь справа Фоас, а слева — Лихас. Пришел-таки!
— Косса! Хай!
Три круга — и к костру. А там уже чаша со злым молоком. Ждет!
— Отец не хочет, чтобы в Этолию приходили чужие войска. Мы не любим ахейцев. И эпиротов не любим. Мы сами добудем тебе престол.
— Но ведь сейчас мир, Фоас!
— Мы скоро с тобой вырастем, родич Диомед. Вырастем, взрослыми станем, воинами станем. Мы вырастем, а мир состарится!
...И снова — в круг! Голову выше, выше руки. А где-то совсем рядом звенит медь, мечи бьют о щиты, как когда-то на Крите, когда маленький Зевс плакал. Куреты не признают музыки, не держат флейт и лир, они любят только звон меди, боевой меди...
— Косса-косса-косса-хай! Косса-косса-косса-хай!
В лицо смеется Селена, и я вспоминаю Светлую. Увидела бы она меня сейчас! Теперь я уже — не мальчишка.
Я — взрослый!
Злое молоко растекается горячим огнем, в ушах гремит медь, а ночь все не кончается, не кончается....
— У тебя бывают приступы, племянник? Огонь перед глазами? Или вода?
— Вода, дядя Геракл. Вроде как река. Но откуда ты зна...
— Знаю. И, к сожалению, слишком хорошо... Я научу тебя, что делать. Болезнь не уйдет, останется с тобой, но ты ее победишь. Это будет трудная битва. Может быть, самая трудная в твоей жизни...
...Все кружится, и мы кружимся, и Луна-Селена, и с алтарем, и бородатые белозубые лица. Кружится, кружится, кружится...
— Косса-косса-косса-хай! Косса-косса-косса-хай!
А у Сфенела его репка еще больше стала! Это потому что волосы срезали. И еще у него борода выросла. Молодая.
— А я, Тидид, вот чего сделаю. Я родичам скажу, не буду на девчонке жениться. Ну ее! Вот Фивы возьмем тогда и женюсь. Правильно?
— Правильно! Слушай, Капанвд, а чего это у тебя с тетей Деянирой было?
— Косса! Хай!
ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ
ЭПИГОНИЯ
СТРОФА-I
Есть! Сделал! Эвриала сделал! Теперь — ходу! Голову ниже, руки чуть расслабить... Чуть-чуть! Ходу!
Позади — Ферсандр и Эвриал, впереди — Эматион, он самый лучший, и кони у него прекрасные, фессалийские, но я его легче, и колесница легче, и я все равно выиграю, выиграю, выиграю, я его сделаю!
Ходу! Поседайон Конегривый, ходу! Еще два круга, стадион совсем маленький, не стадион — полянка, ось на повороте так и рвется зацепиться за что-нибудь, и пыль, пыль, пыль! А ведь землю поливали всего час назад! Жаркая в этом году осень! Ходу!
Колесницы летят... Нет, колесницы застыли — недвижно, грузно. Моя стоит, Эматионова стоит, летит земля, летит пыль, и зеваки вокруг — тоже летят... Ну да, почти обе наши сотни здесь, Эматион старший эфеб, и я — старший, он начальник сотни, и я... буду. В следующем году. Ходу!
Руки, руки! Проклятые вожжи сами рвутся вперед, но нагибать спину нельзя, это еще папа говорил, он был самый лучший на колесницах, и я буду, буду, буду! Фергандр, я тебя сделал, обошел на третьем круге, ты меня извинишь, ведь мы друзья, мы с тобой братья!.. И это тебе за лук! Выиграл, понимаешь, беотиец! Беотиец-виофиец! Ходу!
А Эматион все там же, впереди, недвижно, а ведь сейчас поворот, последний круг... Нет, кажется, ближе! Дядя Эгиалей нарочно сводит нас с Эматионом, и на копьях, и в учебном бою, и сейчас, потому что мы — самые лучшие, но он старше, а мне только пятнадцать...
Дий Подземный! Какие еще пятнадцать! Шестнадцать! Неделю назад исполняясь, никак не привыкну.
Ходу!
Р-р-р-р-раз! Уф, чуть не выкинуло! Последний поворот. Сейчас я его догоню, догоню, догоню, я его сделаю, сделаю! Я сделал Ферсандра, и Эвриала сделал, Эвриала Смуглого, этого зазнайку, небось у тебя в Трезенах тебе все первое место уступают, басилей-винолей...
Ходу! Ходу! Ходу! Боги, все сразу, все вместе, это я, Диомед, я! Помогите!
Уже почти рядом, почти! Я твой затылок вижу, друг Эматион, и родинку на затылке, и как ленточки на конских хвостах завязаны... Эх, Капанида нет, отсыпается, гнал из Микен, а все равно не успел. Хотел бы я знать, что за письмо он деду привез? И почему к Эврисфею послали его? Я бы и сам съездил...
Ходу!
Прямая! Теперь — не думать! Гнать, гнать, гнать! Где ты, Эматион? Нет, не смотреть, просто гнать, и дышать, дышать! Собьюсь с дыхания — все! Лучше всего песню вспомнить, чтобы каждый слог — долгий. Слог — удар сердца, строчка — вдох, строчка — выдох. Как там? «Зевс, ты всех дел — верх...»
Не вижу! Пот, проклятый пот, и пыль, пыль! Кажется вровень, кажется...
