Почему не убит? Почему здесь? Почему не в Тиринфе?
Отшатнулся — словно ударил я его. Медленно-медленно поднял взгляд. Помолчал.
— Потому что... Потому что меня послал к тебе Амфилох. Потому что ты должен знать. Потому что...
— Ладно! — выдохнул я. — Рассказывай!
— Сейчас...
Промах с силой провел ладонью по лицу, мотнул головой. Я вдруг понял, что он смертельно устал. Гнал коней, спал по часу в сутки...
— Они с моря высадились, у Лерны. Полидора обманом взяли, сказали, что посольство, он ворота открыл. Восемь кораблей, триста человек...
Вот так! Мы ждали микенцев с суши, а они пришли с моря. Мы привыкли к микенским колесницам, а они сели на коней...
Игра Атрея! Вот, значит, кто подталкивал в спину калидонских разбойничков!
Ловко!
Но самое страшное даже не это. Триста человек не сила. И ничего бы Агамемнону не добиться, ни с кораблями, ни с конницей, если бы...
— Им ворота открыли, Тидид! Диркские ворота! В Аргосе у нас войска мало, только стража, Сфенела сразу ранили... А потом... А потом им указали ход в Лариссу. Подземный ход, понимаешь?
Понимаю! Ворота может открыть любой караульщик, а вот о подземном ходе, что ведет в акрополь от храма Деметры Пеласгийской, знали только свои. И своих этих даже не дюжина — меньше. А я-то думал, что среди нас изменников нет!
Зря, выходит, думал!
— Киантиппа они при себе держат, Агамемнон заявил, что теперь Киантипп городом править будет — от имени Атрея. Эматион-лавагет хотел сразу войско из-под Тиринфа двинуть, но ты запретил. Амфилох сейчас у нас старший, он послал меня...
Хвала богам! Хоть это сделано правильно. Главный удар все равно будет у Тиринфа, некуда Атрею деваться, значит, подставлять спину нельзя, и дробить войско тоже нельзя, а микенцы обязательно ударят, их больше, у них конница, у них колесницы, у них Аргос... Дий Подземный! Никак поверить не могу! Аргос!..
Игра Атрея! Кости брошены. На моих — «пусто»!
* * *
И снова над Плевронским полем грозное, неодолимое:
«Кур-р-р-р-р-р!»
Горят костры, бьют копытами гривастые невысокие кони, скалятся чернобородые куреты, чуя бронзовую поступь Эниалия.
Кур-р-р-р-р-р!
— Фоас?
— Двенадцать сотен, койрат. Если надо, отец еще...
— Хватит!
Теперь я снова койрат — вождь. Басилей на троне сидит, ванакты только в сказках бывают. Койрат ведет в бой
— Лаэртид?
— Лодки уже в заливе, Диомед. Большие — быстро перевезут. И кимбы, и гиппагоги — для лошадей. Вот видишь, и я тебе пригодился! А можно я..
— Нет!
В Аргос Любимчика я не беру. Пусть едет домой, на Итаку, к Лаэрту Пирату, пусть договаривается о союзе, мне так нужны корабли — настоящие, морские! К Идоменею я уже послал гонца, хоть критянин — Пелопидам родич. Но вдруг! И пусть Лаэртид напомнит по дороге всем, кого встретит из наших, из клявшихся на конской крови. Поглядим, исполнят ли обет.
(Я тоже гонцов послал, да вот ответа пока не дождался. И дождусь ли?)
— Промах?
— Они еще не выступили. Все там же стоят, у Тиринфа.
— Ясно!
И ничего мне не ясно! Уснули они там в этих Микенах, что ли? Почему их войско стоит у границы? Ведь надо бить сейчас, пока у них больше сил, пока я в Этолии, а не возле Аргоса!
Проклятый Атрей! Какую игру он придумал на этот раз?
А над огромным полем, над конскими спинами, над бронзовыми шлемами, над остриями копий, над дымом костров:
— Кур-р-р-р-р-р-р!
Веди нас, койрат! Веди!
* * *
...почему они стоят, почему ждут, чего ждут, ведь я не иду — лечу, дороги сухие, пустые, коней много — заводных взяли, а они все ждут, Атрей все ждет, ведь это глупость, глупость, глупость, я просто задавлю носатого с его сотнями в Аргосе, обложу в Лариссе, закидаю из катапульт горящей смолой, Дий Подземный с дворцами и с храмом Трехглазого — тоже Дий Подземный, а Атрей все ждет, не выступает, а я все ближе, и Аякс Теламомид гонца прислал, что обязательно поможет, кто бы подумать мог, что бычок сподобится, экий молодец, и Асклепиады помогут, а микенцы все стоят у Тиринфа, ждут, Атрей, наверное, спятил, ведь он тоже недобог, как и мы все, спятил — и бросил сына под куретские мечи, нет, нет, нет, тут что-то не так, не понимаю, проклятый Атрей, проклятая игра, он умнее, он старше, он уже дважды провел меня, и теперь хочет снова, знать бы, кто предатель, неужели из нас, из нас, эпигонов, но кто, Дылда, Амфилох, толстяк Полидор, нет, нет, не верю, а если с Капанидом что-нибудь случится, я всех Пелопидов на куски разрублю, как Тантал Пелопса, разрублю, в котел кину и собакам скормлю, почему они стоят, почему стоят, почему стоят, Амикла не должна попасть им в руки, не должна, Мама, ты все видишь, ты все можешь, спаси ее, мне помогaть не надо, я взрослый, сам справлюсь, только я никак не пойму этого Атрея, этой проклятой игры, сейчас засну прямо в седле, нельзя спать, нельзя, мама, помоги ей, помоги, если бы они выступили, мне было бы легче, мне было бы совсем легко, не пойму, не пойму, не спать, не спать, не пойму, Тиресия бы сюда, жаль, умер, не пойму, не пойму, почему они...
Я понял это в одном переходе от Аргоса. Орхомен был уже позади, и граница уже позади, враг близко, и я был готов ко всему, то есть мне казалось, что ко всему...
Ко всему — но не к такому.
— Богоравный Фиест Пелопид, ванакт Микенский и всей Ахайи, своему брату и другу богоравному ванакту Диомеду Тидиду, повелителю Аргоса, — радуйся!..
Гонец затвердил речь слово в слово, наизусть (хоть и заикался слегка!), но слова скользили мимо, отскакивали, как скверные стрелы от халибского панциря.
— Радуйся, ванакт Диомед, ибо вражды между Микенами и Аргосом отнюдь нет, и войны между ними отнюдь нет, войска же от границы отведены будут...
Рядом ошалело переглядывались мои гекветы. А я слушал, пытаясь понять, какая игра идет на этот раз, новая игра, но такая же хитрая, такая же подлая, меня даже назвали ванактом!..
— Что касаемо шайки, беззаконно захватившей Аргос в твое отсутствие, то богоравный ванакт Фиест передать велит, что шайка эта в твоей власти и погибели всеконечной их, разбойников этих, он, ванакт Фиест Пелопид, искренне рад будет и в том удачи тебе желает...
Гонец даже заикаться перестал, ухмыльнулся — и я понял.
Атрей Великий МЕРТВ.
Уже через час я узнал, что не ошибся. Богоравный Атрей Пелопид не успел еще раз бросить кости.
