Я подхватил ее на руки, опустил на ложе. Кулачки разжались.
— Стару-уха-а...
— ...Ты сегодня сумасшедший, господин мой Диомед, и я тоже сумасшедшая, потому что соскучилась, я так хотела тебя, с ума сходила, а ты ездил к этой Елене, а потом еще куда-то, а теперь все говорят, что ты женишься...
— Что-о?!
Амикла привстала, невесело улыбнулась.
— Не слыхал еще, господин мой Диомед? Говорят, цари узнают новости последними. И то если им расскажут любовницы...
— Погоди! — простонал я. — Женюсь? Зачем? На ком?
Она подползла ближе, положила голову мне на колени, сжала зубами кожу.
— Я хочу тебя съесть, мой Диомед, закусать до смерти, пока тебя не съела эта Айгиала...
— Кто-о-о-о?!
Самое время хохотать — до упаду, до икоты. Айгиала! Сестричка Заячьей Губы, конопатая дура- перестарок? Да я и не видел ее больше года! Айгиала! Ну, выдумали!
— Говорят, Аргосом должны править два рода. Анаксагориды и...
— ...Амифаониды, — вздохнул я. — Алкмеон изгнан, Дмфилох отрекся от своих прав...
— Значит, править должна их сестра!
И тут мне стало не до смеха.
— Ванакты не выбирают жен — им выбирают. Ты женишься на этой старой худющей уродине, а она велит выгнать меня. И тогда я умру, господин мой Диомед, потому что мне незачем будет жить...
Ее руки обхватили меня за плечи, дрогнули, застыли, а я молчал, вновь не зная, какие слова найти.
...Серебристый свет, легкий ветер над ночным лесом...
— Ты будешь со мной, Амикла! Всегда! Тебя... Тебя мне послали боги! Боги, понимаешь?
— Бо-о-оги? — протянула она. — Боги ревнивы, господин мой Диомед! Они меня и заберут. Я знаю — заберут!..
Как трудно иногда бывает улыбнуться! Улыбнуться, когда на сердце — лед.
«...Ванакт — солнце, а солнце сжигает тех, кто стоит слишком близко...»
Что же мне делать, мама?
ЭПОД
Кто из них? Сфенел, Полидор, Промах, Амфилох, Эвриал, дядя Эвмел...
Кто?
Пора было начинать, впускать в тронный зал толпу козлобородых гиппетов, садится на трон, брать в руки золотой скипетр, но я все медлил, медлил, медлил... И они не спешили — словно чувствовали.
За окнами — знакомая площадь, серые известняковые плиты. Два года я уже здесь, два года! Я здесь, потому что они, те, что сейчас собрались вокруг меня, захотели этого. Они помогали мне, дрались за меня. Мы были братьями.
И все-таки кто-то предал!..
Надо было сказать — прямо в лицо, спросить, не скрывая. Но я уже знал — промолчу. И сейчас, и завтра, и потом...
— Тут еще одно дело, Тидид, — нерешительно проговорил дядя Эвмел. — Прежде, чем мы начнем...
Я лишь плечами пожал. Еще одно? Кажется, все обговорили. Бегство Фиеста, воцарение носатого (только сегодня получили его послание — с благодарностью басилею Диомеду), строительство новой гавани в Лерне...
Что там еще? Неужели об этом?
Я ждал, что заговорит дядя, но начал почему-то Капанид. Неуверенно, словно нехотя.
— Тут это, Тидид... Такое дело... Такое!.. Снял венец, повертел в руках. Отречься вздумал, что ли?
— Такое... Эвриал, скажи!
Еще и Смуглый! Ну, Трезенец за словом в мешок не полезет.
— В Аргосе неспокойно, Диомед! То, что случилось... Надо сплотиться!
Амифаониды... Что?!
— Мои родичи... Их не уговорить, — это уже Щербатый. — Амифаониды должны править, таков обычай, не обижайся. Ты Амифаонид только по деду, ты потомок Бианта, а наследники Мелампода считаются старшими...
И тут я понял...
— Мы тут поговорили, — это уже толстяк Полидор. — Раз с Еленой не вышло... Да Кронион с ней, с Еленой! Надо покончить с... этим. Потомки Амифаона и Анаксагора должны править вместе! Тогда нас никто не пошатнет!
Я обреченно вздохнул. Сговорились! Конопатый призрак Айгиалы соткался из горячего воздуха, взмахнул костлявыми руками, захохотал, скорчил рожу.
— Ну, ты понимаешь, Тидид? Понимаешь? — В голосе Сфенела звучало отчаяние (даже басить перестал!). Бедняга! Он-то знал, на своей шкуре прочувствовал, Анаксагорид, что такое женитьба богоравного!
Я был глух. Я был слеп. Я сел на трон, сжал в руке тяжелый скипетр...
Сейчас будут уговаривать, упрашивать, убеждать. Долго, по очереди, потом — все вместе. Они еще не понимают, что и это не поможет, даже если меня отдадут на съедение перезрелой, засидевшейся в девках дуре, даже если она станет меня насиловать пять раз за ночь и трижды — задень...
Женитьба ничего не изменит. Атрей и Фиест были родными братьями. И мы все здесь — братья! И все-таки один из нас — враг...
— В общем, мы решили, что ты... — это снова дядя Эвмел. — Понимаешь?
Не понимаю! Не хочу! Взялись уговаривать — уговаривайте, мучайтесь. А я послушаю!
Нахмурился, перехватил поудобнее скипетр, откинулся на спинку трона...
Править надо, сидя лицом к югу!
ПЕСНЬ ШЕСТАЯ
ПОЛЕМОДИЦЕЯ[27]
СТРОФА-I
Наверное, здесь решили, что началась война. В смысле, началась — и уже кончилась. Богоравный Диомед, ванакт Аргоса и всей Ахайи, в милости своей соизволил захватить город Филаку. Ну еще бы! Колесница, дюжина всадников! Как тут не убежать, как не нырнуть с головой в винный пифос или рыбозасолочный чан? Спасайся, кто может! Диомед идет! Спаслись все — вымерла вымытая весенним дождем Филака. Все, кроме одного. Именно того, кто был мне нужен.
Протесилай, сын Ификла, ждал меня возле дубовой, в бронзовых бляхах, калитки, врезанной в глухую стену неказистого дома. В таких у нас в Аргосе торговцы средней руки живут, но для Филаки это не дом — настоящий дворец. Как раз для басилеева родича.
— Радуйся!
Я соскочил с колесницы, делая знак гетайрам, чтобы спешились и на месте оставались (дабы не
