Его игра кончилась. Кончилась в тот миг, когда мертвоглазые убийцы набросились на охрану, на хризосакосов, набросились внезапно, у входа в храм, и устлали трупами дорогу, по которой прошел Эгисф Фиестид[26], сын двух отцов, любивший одного и ненавидивший другого. Прошел — чтобы ударить Атрея Великого критским кинжалом в сердце.
Игра кончилась, ибо Атрей думал, будто играет со мной. Фиест Пелопид считал иначе — и выиграл. Братья наконец-то свели давние счеты...
Прощай, Атрей, Великий Атрей, желавший покорить мир. Ты был страшным врагом! Хайре!
* * *
Сфенела я встретил прямо у Трезенских ворот — одного. Стражи, ни нашей, ни микенской, не было и в помине, но Капанид и сам мог заменить целое войско. По крайней мере, с виду. Он восседал на колеснице, еще одна, перевернутая, стояла рядом, а вокруг сверкала бронзовая гора — шлемы, щиты, поножи, копья, мечи...
Ну, Арей!
Арей был грустен. Может, из-за окровавленной повязки, налезшей на самый нос-репку, может, из- за того, что обошлось без битвы и Кера на этот раз прокричала зря.
— Радуйся! — гаркнул я, соскакивая с седла. — Всех победил? Уноси тепленького!
— Уноси... — вздохнул Капанид (ба-а-асом!). — Да они сами оружие бросили! Бросили и домой попросились. Я и отпустил...
Это я уже знал. Наемники ушли, не дожидаясь нас, не приняв боя. Город был пуст. Город — но не акрополь.
— Агамемнон наверху, в Лариссе, — кивнул Сфенел. — Заперся. Слушай, Тидид, да объясни мне, чего происходит? Ни Гадеса понять не могу!
Я поглядел в сторону холма, на красные черепичные крыши дворцов, на золоченую кровлю храма Зевса Трехглазого.
«Шайка эта в твоей власти, и погибели всеконечной их, разбойников этих, он, ванакт Фиест Пелопид, искренне рад будет...»
Фиест убил отца, мне предстояло покончить с сыном.
Игра Фиеста. Мой титул в обмен на голову носатого.
— Киантипп с ними, — снова вздохнул мой друг. — А Полидор вроде как дома уже — отпустили. Так что, правда, Атрей убит? Чего они там, в Микенах, с ума посходили?
И снова — знакомый золотой блеск щитов. Их было мало — царских хризосакосов, не больше десятка, но никто не ушел, не скрылся. Остались — чтобы умереть вместе с повелителем. Короткая команда по-хеттийски — и золотая, ощетинившаяся копьями стена выросла между нами и тем, кто стоял в воротах акрополя.
— Отойдите! Опустите оружие!
Повиновались нехотя, оглядываясь, злобно скалясь.
Псы!
— Я здесь, Диомед!
Агамемнон был без шлема и поножей, в одном золоченом панцире. На недвижном лице — ни кровинки. Он тоже был готов умереть, гордый Атрид.
— Ты лучший на копьях, я — на мечах, Диомед. Впрочем, все равно. Нападай!
Он ждал, я — тоже. И не только из уважения к его отчаянной последней храбрости. Престол, титул, венец — все это можно завоевать. А можно ли купить? Один титул — за одну голову. За эту носатую голову в тонком серебряном венце...
Я отдал стоявшему рядом гетайру отцовский щит, положил на землю копье, расстегнул ремень шлема.
— Поговорим!
— О чем? — поморщился он. — Я захватил твой город, но мне не в чем извиняться. Так приказал ванакт Атрей. И пусть нас всех рассудит Минос!
— Фиест ошибся, — усмехнулся я. — Причем дважды.
Я не спеша подошел ближе, пытаясь найти верные слова. Да где их найдешь, верные? У носатого только что убили отца, его самого бросили на заклание, как ягненка у алтаря...
— Фиест ошибся, Атрид. Он мерит всех по себе. Признал меня ванактом, думая, что я признаю его, братоубийцу. Это первое. А второе — войска от границы не следовало уводить. Путь на Микены открыт, Агамемнон! Тебе дать моих куретов, или сам справишься? Можешь крикнуть: «Диомед идет!» Иногда помогает.
Теперь не спешил он. На бледном лице жили только глаза — как у его брата, когда белокурый склонился перед Еленой.
— Мне не нужны твои куреты, Тидид! Но... Дядя мог признать тебя ванактом. Я — никогда. Лучше умереть.
— Еще успеем, — хмыкнул я. — Когда на могиле Фиеста дуб вырастет!
— Дядя! Дядя Диомед!
Кто-то маленький, в коротком ярком фаросе, выбежал из ворот, подскочил, повис, уцепившись руками за шею. Киантипп!
— Дядя Диомед! Дядя Диомед! Я им не присягнул! Не присягнул! Я сказал, что ванакт — это ты!..
— Молодец!
Я осторожно опустил мальчишку на землю, погладил по растрепавшимся длинным волосам. Этак скоро стричь парня придется!
— Видишь, Атрид? А ты надеялся ею всем Аргосом справиться!
Он подумал, кивнул.
— Хорошо... Когда я изгоню убийцу из Микен, то возмещу все, что мы разграбили и разрушили. Но мира не обещаю, слышишь, Тидид? Не обещаю! А сейчас — возьми!
Щит — тяжелый, круглый, сверкающий старым золотом.
— Зачем? — поразился я. — У меня свой есть!
— Возьми, — упрямо повторил он. — В храме повесишь.
— Но почему?
— Потому что... — Агамемнон замялся, дернул щекой. — Потому что ты... ты победил!
* * *
— Это тебе за Елену! За Елену! За Елену!
Маленькие кулачки молотили по спине — Амикла развоевалась не на шутку. Я прижался к ее плечу, закрыл глаза, вдохнул сводящий с ума запах ее пота, прикоснулся губами к знакомой родинке на груди...
— Сейчас ты хочешь меня, господин мой Диомед, потому что тебе не досталась Елена, эта старуха, старуха, старуха!..
