АНТИСТРОФА-I
— К сожалению, это правда, — вздохнул дядя Эвмел. — К сожалению...
Давно в Палате Печатей не было столько народу! Сфенел, Амфилох, Киантипп, Полидор (даже к Гере Анфии не пошел, толстяк!). Ну и мы с дядей.
Маленький свиток папируса лег на столик. Дядины пальцы развернули его... свернули.
— Пока известно вот что... Париса в посольство включили в последний миг, должен был ехать один Эней. Говорят, Парис сам настоял, хотя Гелен и кое-кто еще из старших Приамидов были против. Переговоры вел Эней, речь шла о гарантиях судоходства на море... В общем, ничего необычного. Но тут его, Менелая, пригласили на Крит. Там годовщину справляли — по Катрею, его деду по матери...
Мы переглянулись, все еще не веря. Каждый из нас слышал — на улице, на торге, от собственной жены. Слышал — и отмахнулся поначалу. А, выходит, зря!
— Через два дня после его отъезда Елена приказала погрузить на корабль все свои сокровища. Сказала якобы, что это ее богатство, а не мужа. На корабль села сама, взяла с собой служанок... Дочку оставила...
— Сука! — негромко бросил Амфилох.
Мне казалось — возразят, возмутятся. Ведь это же Елена! Смолчали.
— Когда уезжала, велела сказать, что отныне — она супруга Париса Приамида...
— А мне сказали — Энея! — встрял Полидор. (Знаю, знаю, толстяк, кто тебе это сказал!)
— Пока трудно понять, — дернул плечами дядя Эвмел. — В общем, Менелай послал корабли в погоню, но никого не нашел. Говорят, их на юге видели, у Сидона. Вот и все!
— Ничего себе, все! — не выдержал я. — Даже если Елена с ума сошла...
— Сука она! — это уже Полидор.
— ...Куда Эней смотрел? Ведь он-то — не козопас, не мальчишка! Ведь им двоим Приам головы оторвет!
— А может, и нет...
Дядина рука нащупала палочку. Киантипп подбежал, помог.
— А может, и нет, мальчики...
Дядя медленно прошел к окну, поглядел в низкое, затянутое тучами небо.
— Первое, что в голову приходит, — Гесиона. Помните? Лет двадцать назад Теламон вот так же гостил в Трое и увез с собою дочь Приама. Мерой за меру...
И вновь мы переглянулись. Было такое. Теламон Эакид, папаша бычелобого Аякса! А его брат Тевкр — сын Гесионы!
— А может, мальчики, и того хуже. Парис говорил, что Елену ему подарили боги. Трепал языком, возможно. А если нет?
— Но ведь Елена — богиня! — В голосе маленького Киантиппа звенел ужас. — Разве богиню подарить можно? Дядя Эвмел, дядя Диомед, объясните!..
Кто-то выругался — негромко, зло. От души.
— Сама не понимаю, сынок! Ничего не понимаю! И никто из НАС не понимает.
— Почти никто, мама! Почти! Ведь кто-то из ВАС это придумал ?
— Не знаю... Болтают о каком-то яблоке...
— Яблоке?!
— Представь себе, Диомед! Будто бы на свадьбе у Пелея кто-то кинул золотое яблоко с надписью: «Прекраснейшей»...
— Так эта надпись на яблоке бы не уместилась, мама! Там же столько значков! Может, это репа была?
— Вот-вот, и я о том... И будто бы из-за яблока МЫ поссорились, кому, мол, достанется. Boлooкaя[28], Киприда и я отправились к Парису на Иду, чтобы он рассудил...
— Что за бред?
— Не бред, сынок! Не так глупо и придумано — для козопасов, которые представляют нас ничуть не лучше своих неумытых жен. Парис якобы вручил яблоко Киприде...
— А она сосватала Парису Елену... Да-а!.. А что на самом деле ?
— Я же тебе говорю — не понимаю! НАШИ, те, у кого в Восточном Номосе уже есть Грибницы, очень волнуются, да и другие тоже. Ведь может быть... Может быть война, уынок!
— Да что ты, мама! Мой родич Фоас как-то сказал, что из-за женщин нельзя начинать войну. У тебя жену украли, а ты у врага укради! Воевать-то зачем ? Елену вернут, Париса сошлют к гипербореям...
— Если бы... Если бы, сынок!..
* * *
— Сука! Елена — сука!
— Су-у-ука-а-а!
Золотой истукан качнулся — раз, другой. Рухнул...
— Сука! Предала! Всех нас предала! Сука!
Теперь по золоту молотили — камнями, дубинами, ногами, чем попало. Молотили, плющили, уродовали лик...
Толпа пришла сюда, на Глубокую, еще с рассветом. Стояли, окружив знакомый мне с детства храмик, шептались, потом стали кричать. Стражников не трогали, просто в сторону отодвигали. На нас с Капанидом и не смотрели. Будто бы не аргосские владыки у гибнущего храма стоят.
— А мы ей молились! Этой суке молились! Поджигай! Храм поджигай!
— Тидид! — Голос Сфенела дрожит. — Нельзя! Нельзя, чтобы так! Храм ведь!
— А как? — вздыхаю я.
Мне тоже жаль, до боли жаль Золотую Елену, богиню нашего детства, нашего маленького царства- государства на Глубокой. Сколько раз забегали сюда, молились, говорили о Ней! Но — поздно. По всей Ахайе, по всей Элладе громят храмы, разбивают статуи, оскверняют алтари...
Уже не богиня — сука!
— Предала! Предала! За Парисов приап предала! Заглотнула — понравился! Су-у-ука! Жги! Жги-и- и!
Вот и хворост с соломой несут. Стража догадалась, к соседним домам отступила. А там готовятся — пифосы с водой выкатывают, чтобы огонь не перекинулся...
— Кол ей вогнать! Чтобы изо рта вышел! А Парису приап его вонючий оторвать! Оторвать! Оторва- а-ать!
— Жги-и-и-и!
Занялось! Сперва неохотно (мокроват хворост!), затем все сильнее, сильнее. А стражники уже сами солому подкидывают...
И ничего не помогает! По всем храмам жрецы орут-надрываются, что не бежала Прекрасная — похитили. И нет ее вины, один Парис-богохульник, обычаи гостеприимства предавший, за все в ответе. И Тиндарей с Менелаем о том привселюдно заявили, и я объяснить пытался...
Да где там!
— Как же теперь, а? — вздыхает Капанид, а у самого — глаза мокрые. — Ведь Елена! Она... Эх!
А храм горит, горит сказка нашего детства, горит мечта о Золотом Веке. По всем городам, по всем селениям, по всей земле. Прощай, Елена, прощай богиня наша!
Горит! Жарко пылает! Отступила толпа, затихла. Но ненадолго.
