Ночь, руки за головой, из открытого окна — яблоневый дух. Давно эти яблони в Лариссе посадили, говорят, еще сам Пелопс саженцы из Трои привез...
Троя! Даже тут — Троя!
— Поедешь в Микены, ванакт?
— Придется...
Моя богоравная — рядом. Тихо лежит, тихо спрашивает. И вообще, присмирела она, Айгиала, дочь Амфиарая Вещего. То ли запал прошел, то ли даймоны в отлучке, то ли поняла ванактисса: меня дразнить — волка за хвост дергать. Особенно сейчас.
— Диомед, так не годится!
Ну вот! Уже и «Диомед»?
— Не ешь, ночами не спишь, черный весь...
— Это Эвриал черный, — улыбаюсь я одними губами. — Коричневый. Не годится, говоришь? А как годится?
Молчит. Дышит.
— Может... Служанку позову?
— Которая пыхтит? — подхватываю я. — Или которая спрашивает, ложиться ей или собачкой встать?
Молчит. Да, присмирела. Недолго учить пришлось.
— Я... Я, наверное, плохая жена, ванакт. И детей боги нам не посылают... Может, к оракулу?
Лучше бы и дальше молчала! К оракулу... Амикла тоже думала, что дело в ней, и тоже богов спрашивать собиралась. А дело, кажется, во мне.
Ядовитое семя! А мое еще и бесплодное... Да пошлет Гера Анфия Любимчику сына! У его Пенелопы первая тягость сорвалась, как раз год назад, она ведь еще совсем девчонка, пятнадцати не исполнилось. И сейчас они с Лаэртидом, наверное, места не находят, волнуются, все жертвенники обходят на своей козьей Итаке... А здорово там жить! Все равно делами старик Лаэрт вертит, а Любимчику только забот — овечий приплод подсчитывать. Ну, еще козий. А как он из лука стреляет!
— Не спишь?
— Не сплю...
Яблочный дух за окном, яблочный дух в спальне. Вовсю цветет, белой кипенью. Говорят, к холодам это, к осенним ветрам. Трудно будет войска через море перебрасывать, если уже этим летом...
Стоять! О чем это я? Тоже с ума сходить начинаю, как и все?
— Диомед, ты... Если эта рабыня... Амикла так тебе дорога...
— Молчи!..
Молчит. Умная она, ванактисса Айгиала. Призналась недавно, что ей самой замуж за меня хуже смерти идти было. Из-за брата, из-за Заячьей Губы. Как ни считай, а враг я ему, смертный враг. Вот и тешилась! Я-то ей совсем мальчишкой кажусь, не сын, так младший брат — точно. Шкодливый недоросток, охочий до смазливых рабынь...
— Ну, хорошо, я виновата! Я виновата, Диомед! Найди ее, пусть все по-прежнему будет, может, хоть по ночам станешь спать!
— Не будет...
Амиклу не надо искать. Все там же она, в храме Афродиты Горы. Сотни глаз у ванакта Аргосского, сотни ушей. Не спрашивал, не намекал даже — все равно рассказали. Упала Амикла перед мраморным алтарем и целые сутки лежала — как мертвая. К ней и подходить боялись. И сейчас не подходят. Служит она, ладан заморский в кадильницы подкладывает и — ни слова. Никому. Так и зовут ее — Немая Киприда...
Как-то Фремонид-гетайр не выдержал — намекнул. Великое ли дело — рабыню из храма выманить да на ложе ванактово доставить? Хорошо еще, сдержался я, не стал отвечать. А сам ту девочку в Фивах вспомнил. Столько лет не вспоминал, а тут...
Не будет! Ничего не будет! Даже если вернуть, если уговорить. Не блеснет перед глазами неверное колдовское серебро, не унесет меня ночным ветром. Ты снова ушла от меня, Светлая!..
— Может, я сама...
— Молчи! Спи лучше!
Пусть спит! Я-то точно не усну, так и буду лежать до рассвета всю эту яблоневую ночь. Днем свалюсь — после полудня. А сейчас надо глаза закрыть, представить, что рядом Амикла...
Нет, нельзя! Нельзя вспоминать, только хуже станет! И о войне нельзя думать, будь она проклята! И о богах... Вот ведь притча! Взвыли оракулы, по всей Ахайе взвыли, да только на разные голоса. Тюрайос в Дельфах, Поседайон Черногривый на Эвбее, Артемида в Орхомене и даже Эниалий (сам Арей!) на Крите — нет, нет, нет! Никакой войны, мир! А остальные — хоть и не о войне, зато о мести. Не должно, мол, оскорбление такое сносить! Ну дела! Словно там, на снежном Олимпе, ОНИ переругались!..
Не выдержал, встал, к окну подошел. Здорово яблони пахнут! Хоть что-то хорошее от Пелопса осталось!
...А может, и вправду — переругалась Семья-Семейка? Ведь кого в Трое, в Мисии, в Лидии чтут? ИХ и чтут — Аполлона с Ареем, Артемиду с Черногривым. У НИХ и Грибницы готовы — храмы, алтари, кумиры. Дым жертвенный дымится, овцы в ужасе предсмертном блеют. ОНИ уже там, в Восточном Номосе. Ведь кто стены Трои строить помогал? Опять же — Поседайон с Тюрайосом! Там ОНИ! А остальные?
— Диомед, может, хоть вина выпьешь?
— Не хочу...
Не спит богоравная! А ведь упрись я тогда, два года назад, кто знает? Так ведь насели, в горло вцепились: мир в Аргосе, Амифаониды править должны, долг ванакта! Вот и портим мы с Айгиалой друг другу жизнь! Согласно долгу. Может, если бы не это, то и Амикла...
Назад! Я закрыл глаза, глубоко вдохнул напоенный яблочным духом воздух. Не о ней! И не о НИХ тоже! Вот и не сплю по ночам — от таких мыслей! Эх, знать бы точно, что у НИХ там раздрай! Правильно хабирру[30] говорят: дом, надвое расколовшийся, не устоит. И Олимп, будь он хоть трижды снежный, не устоит! Войско бы собрать — из тех, кто не боится. Как покойный дядя Капаней. Грибницы ИХ проклятые — под корень, а затем...
Худые ладони легли мне на плечи, и я невольно вздрогнул. Ей бы в засаду, моей супруге! Подкралась — не заметил. И как хитон сбросила — тоже не заметил.
— Пойдем!..
Хотел рыкнуть, поглядел на нее и вдруг понял — пойду.
И кто же из нас кого приручил?
* * *
Отмашка правой, кулак — на середину панциря.
— Радуйся, ванакт!
— Радуйся, Эматион! — слегка растерялся я, — Что случилось?
На этот раз удивился он, мой лавагет. А Эматиона нелегко удивить!
— Но... Прибыл доложить, ванакт. Состояние войска...
Я помотал головой. В глазах все еще рябили значки: наши, критские, хеттийские. Груда табличек на столике угрожала вот-вот рухнуть. Кое-какие из них приходилось читать самому. Увы, даже дяде Эвмелу одному с ними не справиться. Раньше в день две-три приносили, а сейчас — по два десятка. А тут еще в Микены ехать...
— Докладывай!
А в руках Эматиона — еще одна табличка, с полщита размером.
— На сегодняшний день, ванакт...
Слушал я, что у нас с войском на этот самый сегодняшний день, и все понять не мог. Все это я без всякой таблички помнил: гарнизоны, запасы оружия, колесницы, корабли. Служба у меня такая — все помнить. А ведь лавагет зря не явится! Стой, стой, а о чем это он?
— ...Без угрозы для безопасности страны мы можем полностью вооружить, обеспечить припасами и
