под носом — бороденка козлиная (отрастил-таки!). А к носу — все, что полагается: скипетр кости слоновой, фарос пурпурный, сандалии красные. Все вместе сложить — ну точно, Зевс Додонский!
— Радуйся, богоравный Диомед, басилеи Аргоса, брат наш...
Увы, это не Зевс. Это всего лишь Агамемнон.
— ...Приветствую тебя в Микенах наших и во всяком нашем благоволении заверить спешу...
А я стою — котлом медным закипаю. За кого он меня принимает, этот носатый? За вшивую деревенщину, что сандалий красных не видела? Нужно мне его благоволение, как кентаврам колеса!
А даматы с теретами щеки, охрой намазанные, надувают, на меня не смотрят. Ждут. Вот сейчас аргосский басилеишка на колени хлопнется, на живот брякнется...
Раскинул я руки пошире, ухмыльнулся радостно:
— Атридик! Сколько лет, сколько зим! Дай-ка я тебя поцелую, душка! У-у, ты мой бородатенький!
И — полез лобызаться. Прямо на трон.
— Ну, извини, Тидид! Извини! Сам понимаешь, церемонии эти... Насели даматы, кричат, мол, лица терять нельзя, Микены с Аргосом равнять...
— Ладно!
Свиту прогнали, теперь сидим. Не на троне — на ступеньках. Оно и удобнее, и проще. Когда не на троне и без скипетра, Агамемнон даже на человека походить начинает. Не то чтобы совсем...
— Менелай приехал. И Нестор из Пилоса. Знаком?
Нестор? Ах да, папаша Антилоха. Еще один ванакт!
— Познакомимся. Я тут Одиссея Итакийца встретил...
— Он уже здесь? — дернулся длинный нос. — Это хорошо, Тидид! Мне Менелай говорил, что этот Одиссей кого угодно уговорить может...
— Это точно, — улыбнулся я. — А кого уговаривать будем?
— Приама, — вздохнул Атрид. — Елена в Трое, Диомед! Десять дней назад корабль пришел, рассказали. В Трое Елена! Приам признал ее женой Париса...
Нехорошо свистеть в тронном зале. Но я все-таки присвистнул.
Ну и дела!
* * *
— Обряд в Лаомедонтовом дворце провели. Все были, все Приамиды — Гектор, Арет, Гиппофоой, Кебрион, Деифоб — все. Эней с сыновьями тоже был. Кассандра только не пришла, отказалась...
Этого длинного, с плоским носом и совиными глазами, я видел впервые. Зато слыхать и раньше приходилось. Калхант-троянец, смертный враг Приама, а заодно — прорицатель. Поговаривают, именно он помог в давние годы Гесиону из Трои увезти. С тех пор тут, в Микенах, кормится.
— Приам ее, Елену, обнял, в щеки расцеловал, дочерью назвал...
Тихий стон — жалобный, полный боли. Бедняга Менелай! Сидит рядом со мною, головой белокурой мотает, ни на кого не смотрит...
А я смотрю. Смотрю — и удивляюсь. Семеро тут нас, в маленькой горнице, что за парадными покоями спряталась. Мы тоже спрятались, чтоб не мешал никто. Хвала богам, трона тут нет, на лавках сидим. У окна — Агамемнон нос в грудь уткнул, одесную от него Нестор Сивая Борода (бородища!), ошую — Менелай, рядом с белокурым — я. Любимчик у дверей пристроился, Калхант-троянец посреди стоит (негоже ему сидеть!). А рядом с Лаэртидом кто?
Вот этот «кто» меня и занимал. Низенький, толстенький, улыбчивый, борода светлая кудряшками. Сидит жмурится, словно ему светильник глаза режет. На пухлых пальцах — перстни, фибула камнями белыми светится...
Зачем мы здесь — понятно. Зачем Калхант — тоже (кого же еще по такому делу советчиком звать?). А пухлый для чего?
— В Трое праздник начался — целый месяц продлится. Игры, пиры... Соседи съезжаются — из Мисии, из Карий, из Лидии...
Это все я уже знал — Атрид поведал. Разве что про соседей не сказал. Выходит, вся Азия на свадьбу пожаловала!
— Это вызов, господа мои! — вздыхает Нестор Сивая Борода. — Вызов нам всем! Всей Элладе!
Никто не спорит. Вызов, конечно. А я-то надеялся, что Приам образумит сынка-козопаса!
— Продолжай, Калхант! — негромко бросает Агамемнон.
— Да, ванакт, — кивает троянец. — Хочу напомнить, что со всеми соседями у Приама — военный союз. Но не это главное. Приам — данник Тиллусия, хеттийского ванакта. По сведениям лазутчиков, хеттийские войска перебрасываются с севера, где они воевали с каска, на запад, к Геллеспонту. Сыновья Солнца, личная стража Тиллусия, покинули столицу и тоже идут на запад. Якобы на учения. У хеттийцев — железные мечи...
А это уже не просто вызов. На ловушку смахивает!
(А хорош прорицатель! С такими лазутчиками и волю богов угадывать не требуется!)
Хмурится Агамемнон, носом дергает, бороду свою козлиную на палец наворачивает.
— Что нам делать?
Тихо так спросил. Словно пожаловался.
Переглядываемся. Айв самом деле — что делать?
— Посольство направить, — вздыхает Сивая Борода. — Потребовать, к богам воззвать... Да только поможет ли?
— Закрыть все гавани! Схватить троянских купцов, задержать товары. Наши корабли — на море! Ни одной их лодки не пропускать!
Ого! Молодец, Менелай! А я думал, он только вздыхать да стонать будет!
— Диомед?
А что — Диомед? Куретов я своих через море направлю, что ли? Верхом на нереидах...
— Посольство надо, — задумался я. — И не только к Приаму. Следует написать ванакту Хаттусили. Но не прямо, а через кого-нибудь из ахейцев, его данников. Через Телефа Гераклида, например, того, что в Мисии правит. Думаю, хеттийцы не захотят войны. На севере у них каска-людоеды, на востоке — урарты. Скорее всего, можно будет сторговаться. И еще...
Говорить? Пожалуй, стоит. Надо!
— Следует прекратить этот крик о войне! Заткнуть глотки! Иначе не мы решать будем, и даже не те дураки, что в харчевнях орут. Эллада просто взорвется. Как котел с закрытой крышкой!
...Прав Протесилай Чужедушец! Кипит по всей земле, кипит! Пьяницам дали понюхать вина...
— Одиссей?
Встал Любимчик, ухо почесал. Ну, чего скажешь, рыжий?
— Посольство... Можно посольство. Только купцов хватать я бы не спешил. Тут иначе нужно...
А сам мне подмигивает. Сейчас выдам, мол!
— Сначала нужно написать на Кипр, Исин-Мардуку, представителю Дома Мурашу. Вся торговля на Лиловом, то есть Эгейском море, ведется на их серебро. Войны они не захотят. А Приам им две тысячи талантов должен. И в Трое кое с кем поговорить можно, из тех, что с нами торгуют. Отец там знает некоторых...
— Возьмешься?
Повеселел Агамемнон, нос копьем выставил. Да и мне легче стало. Хитер Любимчик, нечего сказать! А главное, никто из нас о войне не заговорил. И вправду, одно дело аэдам-винопийцам внимать и про Лигерона-поджаренного языками молоть, другое — со всей Азией сцепиться!
— Возьмусь, — вздыхает Лаэртид. — Только побыстрее бы мне! Домой, на Итаку, нужно...
— Я... Я тоже поеду! — Вскочил белокурый, шеей худой дернул. — Ее... ее увижу, поговорю! Бедняга Менелай!
— Паламед?
