— И давно она пролетала?
— К-кто? — опешил богоравный Анаксогорид. — К-куда пролетала?
— Как кто? — вздохнул я. — Кера, понятно!
Оказалось — давно, почти сразу же после моего отъезда. Сначала на агоре закричали, потом — по улицам шум пошел. Сперва Елену с Парисом кляли, потом подвигами дедов-прадедов хвалились (Персея Горгоноубийцу — и того не забыли!). А затем к Лариссе пошли — оружия требовать. Наши, аргосские, пошли, а следом из Тиринфа прибежали, из Лерны, из Трезен — отовсюду. Кто-то уже таблички завел, списки пишет — героев-добровольцев...
— На Трою! На Тро-о-ою-ю-ю-ю!
Вот вам и Золотой Век! Сами на Гекатомбу спешат! Хорошо еще, не Этолия здесь — криком дела не решаются.
— Дядя Диомед! Дядя Диомед! А ты меня под Трою возьмешь?
Волнуется Киантипп, на колеснице подпрыгивает. Ну, он-то ладно. Я в его годы тоже геройствовать рвался. Но остальные вроде как постарше будут!
Да-а, громко Кера прокричала! И похоже, не только она...
— Капанид, стражу на улицу! Всех — по домам! Вежливо! Вежливо! Уговаривать! Но чтобы через час пусто было!
Чешет Сфенел свою репку, снова моргает — изумленно этак:
— А зачем, Тидид? Ведь Троя!.. Ты послушай, послушай!
Да чего тут слушать, Капанид? Или блеяния овечьего перед алтарем не слыхали? Овцы блеют — а жрецы ножик бронзовый вострят. Или каменный — как у моих куретов!..
Эге, уже не блеют! Поют!
— Диомед теперь наш главный,
Диомед над всем царит,
Все лежит на Диомеде,
Диомеда слушай все!
Диомед над войском правит, он над Аргосом старшой. Д
иомед, тебя мы любим! Ты на Трою нас веди!
И следом — дружно, в сотню голосов:
— Медью воинской весь дом блестит,
Весь оружием полон дом — Арею в честь!
Трое проклятой скоро горсть!
И возьмет ее с нами вместе
Царь Диомед!
Эй, аргивяне, острите мечи!
Ждет нас море, ждет нас поход,
Победа ждет!
Капанид улыбается — доволен, простая душа, и Киантипп улыбается. Почему же мне невесело?
* * *
— Мантос! Нужно найти одну женщину. Жрицу...
— Э-э, ванакт Диомед! Зачем слова тратить, зачем объяснять? Сейчас привезем твою госпожу, оглянуться не успеешь, моргнуть не успеешь — госпожа Амикла здесь будет!
— Ты!.. Не смей! Просто найди ее и скажи... Нет, ничего не говори, просто найди. Я... Я сам!..
* * *
— Это по всей Ахайе, Тидид! — Дядя Эвмел отложил в сторону папирусный свиток (аж с Кипра!), устало потер глаза. — Знаешь, такого никогда еще не случалось. Если начнется война — это будет первая всеахейская война. Может быть, Елена, сама того не желая, объединит нашу землю. Или погубит, не знаю... Но мы уже не останемся прежними...
Я пожал плечами. Меньше всего хотелось думать о войне. Если Мантос поспешит, он вернется скоро, очень скоро... Что я ей скажу? Про серебристый свет, про ветер над лесом? Про то, что все теперь будет иначе? А как — иначе? Наши обычаи несокрушимее Трои, будь она трижды...
— Дядя Эвмел, но ведь Троя тоже хочет войны! Он усмехнулся тонкими бесцветными губами (эх, дядя, совсем ты плох стал!), худые пальцы ударили в столешницу:
— Там то же самое, мой мальчик. Азия против Европы! Это тоже впервые. Знаешь, недавно услыхал новое словечко — «варвары». Это те, чья речь нам непонятна: «варвар» — и все. Мы начинаем осознавать себя, Тидид! Вместо рода, племени, фратрии — народ, единый язык...
— Все это нужно живым! — перебил я. — Живым, дядя! Если мы погубим нашу молодежь под Троей, сами сгинем — кому к воронам собачьим будет нужен этот единый язык! Я не о поражении говорю. Но иногда победы — хуже поражений!
Дядя не ответил. Нащупал палочку, с трудом привстал, зацепил локтем одну из табличек... Тр-р- ресь!
— Ох ты! Кентавр в посудной лавке! Представляешь, Тидид, я уже и наклоняться не могу. Надо кого-нибудь позвать...
— Не надо, я сам!
Табличка разбилась ровно на пять частей. Первая, вторая... пятая.
— О чем это, дядя? — поразился я. — «Лигерон Пелид на Скиросе»? Какой еще Лигерон? Которого матушка на алтаре жарила?
А я-то думал, что все это — пьяные байки! Лигерон Ахилл — победитель Трои, Геракл — сегодня. И завтра. Но не послезавтра — помрет!
— Лигерон, сын Фетиды, — кивнул дядя Эвмел. — Сейчас о нем много говорят...
— Ну как же! — подхватил я. — Тот, кто в пеленках воевать пойдет! С кормилицей на колеснице!
— Смешно, — согласился он. — А ты слыхал, мальчик, что такое Кронов Котел?
Еще одна байка? Я заранее улыбнулся...
— Ванакт!
Хвала богам, Мантос! К гарпиям всех этих Лигеронов!
— Ну, где она?
Темным было лицо старшего гетайра. Даже глаза потухли. Даже голос...
— Ее нет, ванакт!
— В храме нет? — не понял я. — Ну, так...
— Нет ее, — еле слышно проговорил курет. — Ее больше нет, родич...
Уродливый кривоногий коротышка не стоял — висел, сжатый ручищами гетайров. Намазанное охрой лицо кривилось ужасом, в глазах... Ничего не было в его глазах — пусто.
— Тебе лучше сказать, Стрепсиад, — вздохнул я. — Может, тогда я убью тебя сразу...
В храме Афродиты Горы — пусто. Разбежались! Только его и поймали куреты — Стрепсиада- кастрата, главного жреца.
Того самого.
— Знаю! — прохрипел (прошипел? пропищал?) он. — Знаю, ванакт! Я умру! Но я — только раб Пеннорожденной... Я лишь раб! Я... я покажу тебе!
Дернулся, засучил ножками.
— Хорошо, — кивнул я. — Отпустите! Бухнулся на четвереньки, привстал, резко побежал к алтарю...
— Я только ЕЕ раб! Раб! Смотри, ванакт!
