направить: из Тиринфа — полторы тысячи человек и сто лошадей, из Лерны — пятьсот человек и пятьдесят лошадей...
Слушал я, запоминал по привычке — и понемногу дурел. Куда направить? Зачем? Пять тысяч семьсот человек, четыреста двадцать лошадей, сорок колесниц...
— Основная трудность — корабли, ванакт. С теми, что у нас имеются, мы можем перебросить только треть. Поэтому желательно договориться...
— С кем? — не выдержал я. — С кем договориться, Эматион? Что с тобой?
Замолчал, моргнул изумленно:
— Так ведь... Ты же едешь в Микены, Тидид. К Агамемнону! На всякий случай ты должен знать! Если война...
И тут я все понял. Вот ведь как получается! Никто ни на кого не напал, даже не пытался, посольств с угрозами не присылал, городов и сел не жег, не палил... а мы уже войска считаем! С кораблями! В Аргосе считаем и, наверняка, в Пилосе тоже. И в Спарте, и в Афинах, и в Фивах, и, конечно, в Микенах...
А я все жду, пока Кера крикнет! Да она уже здесь, во все горло орет!
— Ты прав, Эматион, продолжай...
— Есть, ванакт! Трудностей с припасами не будет. Урожаи последних лет позволяют обеспечить войско приблизительно на полгода вперед. Кроме того, возможен большой приток добровольцев. Мы не воевали, не несли потерь, в селах много молодежи...
Я только вздохнул. И припасов хватает, и людей. Еще бы, ведь у нас на дворе — Золотой Век!
СТРОФА-II
Дождь нагнал нас уже за Тиринфом, как раз на микенской границе. Даже не дождь — ливень. Кромешный, ни неба, ни земли не видать. Не поймешь даже, на своей мы земле или уже к соседям перебрались. Туча, черная, пузатая, над самой травой ползет, а вот уже и молнии поблескивают...
— Туда, ванакт!
Хвала Гермию Дорожному — не забыл о нас! Харчевня, навес для лошадей...
— Туда!
А под навесом — не протолкнуться. И в харчевне (маленькая, из кирпича-сырца, под черной деревянной крышей) — не протолкнуться. Не одни мы от Зевесова буйства прячемся!
— Тебе лучше побыть тут, ванакт. Там... не очень.
Если Мантос, старшой гетайров, говорит «не очень», значит, лучше послушаться. Но уж больно навес плох — в дюжине мест протекает.
— А что там? Чьи-то воины? Стража?
Покрутил головой, бороду черную потрепал...
— Воинов-то ихних нам бояться нечего, ванакт. Кентавр там...
Кто-о?
Кентавра я поначалу не разглядел. А как разглядишь — толпа в харчевню набилась: и торговцы, и местные козопасы, и стражники, и просто бродяги, перекати-поле. Гул, крики, стук чаш. Гуляй, Дионис, радуйся дождю! Спасибо гетайрам — проложили улочку в дальний угол. А там...
Поначалу я даже не понял, что там. Сидят четверо за столом: один, в драном плаще, носом в грязные доски уткнулся, трое других вино в кратере разбавляют. Двое — козопасы в шерстяных накидках (это летом-то!), третий — плечистый дядька с седатой бородой. Пригляделся я к этому седатому — и вдруг сообразил. Те трое на скамье сидят, а этот...
Дий Подземный!
Кентавр! Как в сказках! Из-под стола хвост гнедой выглядывает, а вот и копыта... И смог же уместиться, стол не опрокинуть!
А гетайры уже табурет несут — для меня. Из-под кого только вынули?
— Радуйтесь, почтенные!
Кивнули — не обернулись. Заняты. Дионисом заняты — и спором заняты. Громко спорят. Мне даже не по себе стало. Всем известно: пьяный кентавр хуже трезвой гидры. Натерпелся дядя Геракл от таких. Впрочем, как и они от него.
— А я говорю — Хирон! Хирон, точно!
Это один из козопасов. Горячится, вино на стол проливает.
— Помер, — вздыхает седатый кентавр. — Помер Хирон. И Фол помер. И Несс помер. И все померли...
Грустно так говорит, словно на поминках. Мне даже жалко его стало.
— А я говорю — Хирон, — не отстает козопас. — Хирон его, Лигирона, воспитывает. Геракла воспитывал — а теперь его, Лигирона. Потому что Лигирон — это Геракл сегодня! То есть, э-э-э, завтра!
Второй козопас икнул, явно соглашаясь. А мне уже интересно стало. Это где же новый Геракл объявился?
— Помер Хирон, — вздыхает кентавр. — Пусто на Пелионе... Помер!
Вздыхает — даже хвост его гнедой подрагивает. Но козопаса не пронять.
— Не помер, говорю! Он это... прячется. По воле богов. Вот боги к нему Лигирона и привели, чтоб не хужей Геракла воспитал. Потому что мамаша ево... евойная сжечь его, Лигерона нашего, хотела! На жертвеннике! Насилу папаша отбил!
— Ик! — охотно подтвердил второй. — Отбил! Только (ик!) не сжечь хотела, а богом сделать. Если амброзией натереть да на огонь положить, то плоть людская сгорит, а божественная (ик!) останется. А еще можно нектар пить, но это дольше. Да и опасно — нектар если. Тантал (ик!) пил (ик!) — допился!
Я оглянулся — рядом беззвучно скалили зубы мои куреты. А я уже пожалел, что зашел. Что за радость пьяный бред слушать? Если бы кентавр что рассказал!
— Помер Хирон! — вновь сообщил седатый. — Помер...
— А я говорю... — начал было первый козопас, но раздумал. — Ну и ладно! Значит, кто другой воспитывает. Потому как Лигирон должен к самой войне поспеть. Он полгода назад родился, а ему уже вроде как пять лет. А через полгода — десять будет. А еще через полгода...
Я поморщился. Бред бредом, а все о том же — о войне. Лигирона-выростка им подавай! За полгода — пять лет, а за год — десять. Да он же помрет, до десяти лет не дожив!
Ну и чушь!
Я встал, решив вернуться под навес. Пусть капает, зато голова чистая!
— ...Это потому, что он Фетиды сын. А Фетида — богиня, из первых богиня! Она эта... титанида! Папаша — Пелей, человек, значит, а мамаша — строго богиня!
Я так и сел. Дий Подземный, а ведь я о чем-то таком уже слышал!
— Так что, теперь он уже почти что бог! А может, и вообще — бог! Его даже мамаша молоком не кормила, рос быстро, потому и прозвали его — Лигерон Ахилл, Лигерон Невскормленный то есть...
— Ик! — согласился сосед.
— Помер он, — гнул свое кентавр. — И Фол помер, и Несс помер. И мы помрем...
— Не помрем! — помотал головой козопас. — Не помрем, а выпьем! За Лигерона Ахилла! За него — и за Трою! Чтобы сгорела!
— Ик!
А мне не по себе стало. Хорошие же здравицы в микенских харчевнях провозглашают!
Пока пили, пока по усам-бородам текло да на стол попадало, я все понять не мог. Конечно, все это чушь — и про амброзию, и про нектар. Хоть пей, хоть натирайся — богом не станешь. Но откуда такие байки? Ведь не ленится кто-то, распускает! Для этих Троя уже, почитай, взята...
— Эй, ты! Тебе говорят!
Думал — меня. Оказалось — нет, другого. Того, что нос в доски уткнул.
— Выпить хочешь?
Дивное диво — кивнул, голову от стола не отрывая!
