внимательно всматривался в темноту, стараясь разглядеть почти незаметный ночью домик.
— Все думаю: сунутся или нет? — шепнул он, чуть подвигаясь и освобождая место для Михаила.
— Я б на их месте рискнул. Их пятеро, а то и больше. А нас только двое с оружием. Майор кивнул:
— Вот и я думаю. Черт, придется всю ночь стеречь. Ну и холодрыга! Хочешь еще спирта?
Ахилло не отказался. На мгновение обожгло горло, затем стало теплее. Темнота, казалось, немного отступила.
— Говорят, у немцев есть специальные ночные бинокли, — поделился Ерофеев, — на инфракрасных лучах. Полезная штука, нам бы сейчас — в самую пору.
Спорить не приходилось. Время тянулось медленно, рядом все так же шумела речка, скрипели старые деревья, а где-то далеко слышался крик ночной птицы. Тянуло спать, даже холод уже не мог помешать Морфею. В конце концов Михаил попросил майора растолкать его через час и провалился в густую немую тьму…
Его разбудил сильный толчок в плечо, и тут же широкая ладонь легла на лицо, закрывая рот.
— Тихо, — послышался шепот Ерофеева. — Кажись, гости…
Михаил, стараясь двигаться без лишнего шума, приподнялся. В темноте дом был едва заметен, но вот у входа мелькнула фигура, затем другая… Неизвестные вошли внутрь, и тут же сквозь тьму сверкнул луч фонарика…
— Двое, — шепнул майор. — Кажись, с карабинами. Один пониже, совсем пацан.
Таких подробностей Ахилло не успел заметить — очевидно, глаза Ерофеева были позорче. Тянулись секунды, прошла минута, другая… И вот черные тени появились на пороге. Вновь сверкнул фонарик.
— Эх, мать честная! — выдохнул майор. — Рискнем, а? Бери высокого, я низкого. По счету три!
Ахилло поднял парабеллум. Ерофеев вздохнул и негромко произнес: «Раз… Два… Три… Давай!» Оба выстрела слились в один. «Высокий» дернулся, но вторая пуля свалила его с ног. «Низкий» тоже упал, но тут же вскочил и сгинул в темноте.
— Эх ты, мать твою! Ушел! Неужели промазал! Вот бес!
Похоже, майор расстроился не на шутку. Он даже вскочил, желая броситься вдогон, но тут же опомнился.
— Хреново, Михаил. Первый раз, считай, с такого расстояния не попал. Может, все же подранил? Ведь прямо в сердце целил!..
— Не расстраивайся, майор. — Гонжабов присел рядом, всматриваясь в темноту. — Этого не свалишь пулей…
— И ты еще на мою голову, — махнул рукой Ерофеев. — И чего это я его пулей не достану?
— Он бхот, как и я… Он владеет тем же искусством…
Майор обиженно засопел:
— Смеешься, да? Он чего, музыкант, язви его? «Искусство»!
— Погоди! — остановил его Ахилло. — Вы, Гонжабов, хотите сказать, что он владеет какой-то боевой подготовкой? Боевым искусством?
— Это искусство не только для боя. Я заметил, как он двигался. Такому учили только у нас.
— Где это — «у нас»? — вскинулся Ахилло. — И вообще, гражданин Гонжабов, вам пора нам кое-что рассказать.
— Лишние знания опасны, — спокойно проговорил бхот. — Можете разжечь костер, они больше не вернутся…
Но Ерофеев порывался осмотреть убитого — или раненого — десантника. Велев Гонжабову собрать сухие сучья, он осторожно подобрался к крыльцу.
— Готов, — сообщил он, вернувшись через несколько минут. — Прямо в голову попал. Вот…
Огонек зажигалки высветил окровавленную командирскую книжку и новенький наган.
Костер упорно не желал разгораться, пришлось плеснуть спирта. Наконец тьма отступила, и ладони сами собой потянулись к пламени.
— Ты, Гонжабов, готовься, рассказывать будешь, — велел Ерофеев — а мы покуда поглядим. Ну-ка, капитан, что скажешь?
Ахилло внимательно осмотрел командирскую книжку. На фамилии и прочие записи он не обратил особого внимания, куда интереснее было иное качество бумаги, печать, специальный знак в тексте…
— Вот, — наконец заметил он, — скрепка. Она из нержавейки. Наша бы обязательно след оставила.
— И бумага другая, — кивнул майор. — На мелочах гансы горят! Ну чего, значит, таки немцы… Ладно, кажись, самое время тебя послушать, гражданин Гонжабов.
Бхот не ответил, узкие темные глаза глядели прямо в огонь. Наконец он чуть поднял голову:
— Я не скажу вам многого… В Тибете есть монастырь, где я был когда-то монахом. В двадцатом году по вашему счету его захватили повстанцы, среди них были и ваши, из России. Там создан Центр… о котором я говорить не буду. Несколько лет назад бхоты, что там служили, подняли мятеж — решили искать себе нового владыку. Пролилась кровь. Те, кто уцелел, ушли. Некоторые пошли на службу в ту страну, откуда прибыли ваши враги…
— К Гитлеру, значит, — зло бросил майор. — Вот сволочи!
— Тот, кого ты назвал, лишь «бейбо» — бумажная кукла. Настоящий владыка правит из черной тени. Он узнал, что на этой земле найден источник Голубого Света. Вы называете его излучением, мы — кровью злой колдуньи Бранг Сринмо. Дело не в словах… Среди тех, кто идет перед нами, есть бхоты. Они тоже знают, что я здесь. Но я — старше, и они боятся.
— А если они доберутся до пещеры первыми? — поинтересовался Ахилло.
По смуглому лицу Гонжабова скользнула легкая усмешка:
— Не спешите. Одни вы не вернулись бы домой, и лазутчики искали бы ваши кости целый век. Но я — вместе с вами, и опасность меньше. Они войдут в пещеру, но не выйдут оттуда…
Он замолчал, глядя в трепещущее нервное пламя. Майор не выдержал:
— Не темни, Гонжабов! Говори все!
— Все? — Темные глаза сверкнули насмешкой. — Изволь… Ни бхоты, ни русские, ни немцы — не хозяева Голубого Света. Хозяева давно ушли, но оставили Хранителей, которые из рода в род сторожат тайну. Тот, кто берег секрет Голубого Света в нашем монастыре, погиб три века назад, и он был последним в своем роду. Тот, кому выпала такая судьба здесь, жив, и он не выпустит незваных гостей из пещеры… Я все сказал. Можете поступать так, как вам угодно…
— Ох уж мне эти попы, мать их! — прокомментировал майор. — Темнят, сказки какие-то придумывают…
— А по-моему, логично, — не согласился Ахилло. — В конце концов, Кондрат, не зря же нас из Столицы сюда послали.
Майор не стал возражать, но еще долго бурчал что-то по поводу служителей культа, поминая попа, попадью, попову дочку и весь монаший чин, от послушника до игумена. Атеистическая закваска, полученная в комсомольские годы, была непереборима…
Когда сквозь высокие кроны забелел рассвет, Ерофеев с Ахилло тщательно обыскали убитого. Одежда оказалась местного производства, зато обувь явно иностранная, как и нож, спрятанный у пояса. На груди мертвеца болталась цепочка с католическим крестиком. Остальное — деньги, папиросы и даже спички — было советским.
— А все-таки недосмотрели — спешили, видать, — заключил майор, — да и планер посадили далеко. Ну, оно и лучше, тепленькими возьмем! Эх, сюда бы десяток моих ребят…
Теперь тропа вела в гору. Деревья немного расступились, следов стало больше — этой дорогой явно ходили чаще. Несколько раз встречались знакомые окурки — любитель «Казбека», похоже, не пострадал прошлой ночью. Наконец тропа нырнула в широкую долину и вновь резко пошла вверх, раздваиваясь. Здесь пришлось задержаться: найти нужную дорогу оказалось не так легко. Ерофеев и Ахилло долго совещались, Михаил сбегал на разведку, и наконец нужная дорога была найдена. Дальше дело пошло легче: слева приблизился ровный ряд огромных скал, возвышавшихся на сотни метров над дорогой. Они были на верном
