Тут полковник получил возможность убедиться, что кое-какие традиции все же сохраняются. Буфет оказался на месте. Правда, выбор закусок, напитков, а также цены живо напомнили Корфу не прежнее Собрание, а фронтовые вокзалы Ростова и Новочеркасска. Барон, опасаясь, что за эту снедь надо платить все теми же пугавшими его долларами, потоптался у стойки и, ничего не взяв, присел за дальний столик, желая как следует оглядеться.
Буфетная наполнялась публикой. К стойке выстроился хвост, затем над очередью прогремело: «Сосиски!» Господа дворяне загудели, начав толкаться локтями, кого-то ретиво вытолкнули прочь, а над очередью вновь прозвучал трубный глас: «По полкило в руки!»
Полковник чувствовал себя скверно, ощущая, насколько отстал от жизни. Нечего и думать, что ему, живому ископаемому, удастся достойно представлять свой древний род в такое сложное время. Невеселые размышления Корфа прервал какой-то небритый, очень юркий молодой человек кавказской наружности, который без спросу подсел к барону, представившись князем Чавчавадзе и предложив свои услуги по оформлению и поиску нужных для анноблирования документов. Оплату за свои услуги он просил в какой-то «эскавэ», но только не в «географии».
Корф прикинул, что в его времена подобного «князя», попади он по недоразумению в Собрание, отхлестали бы по физиономии и вышибли пинком. Но барон смолчал, чувствуя поступь новой эпохи, и лишь поинтересовался, как здесь обстоят дела с дуэлями. Князь Чавчавадзе тут же предложил ксерокс дуэльного кодекса за десять баксов и пару настоящих пистолетов «Лефоше» за две тысячи пятьсот.
— Пшел вон, стрикулист! — наконец, не выдержал Корф. Князь, нисколько не обидевшись, поднялся и, сообщив, что его всегда можно найти здесь в это время, вышел.
Столики постепенно обживались публикой, которая, успев разобрать сосиски, дружно пила черный напиток с запахом сапожного крема, который отчего-то именовался «кофе». Барон, взяв кекс и бутылку виноградного сока, не поленился лишний раз сполоснуть под краном стакан, после чего принялся за полдник, стараясь лишний раз не смотреть на высшее общество.
— Разрешите? — услыхал он чей-то дребезжащий старческий голос. — У вас свободно, милостивый государь?
— Прошу вас, — автоматически отреагировал Корф, а затем удивленно поднял глаза. За столиком устраивался невысокого роста старичок с седым венчиком волос вокруг блестящей лысины и молодыми ясными глазами.
— Позвольте представиться, Говоруха Ростислав Вадимович. Вы, наверное, здесь впервые, сударь?
Имя и фамилия старичка показались знакомыми, но барон, сразу не сообразив, поспешил в свою очередь отрекомендоваться:
— Корф Михаил Модестович… Очень приятно, господин Говоруха.
— Вы Корф? — удивился старичок. — А не соблаговолите ли сказать, из каких вы Корфов?
Барон уже собрался пояснить, что он сын генерал-лейтенанта Модеста Ивановича Корфа, бывшего тамбовского губернатора, но прикусил язык.
— Я… — замялся он. — Я вообще-то из петербургских Корфов. Правда, наша семья… то есть семья моего… э-э-э… прадеда в начале века жила в Столице. Я… э-э-э… потомок Модеста Ивановича Корфа, может быть слыхали?
Старичок, внимательно поглядев на барона, всплеснул руками:
— Ну конечно же! Как же я не догадался! Вы же вылитый Миша Корф! Не слыхали о вашем тезке? Это был сын Модеста Ивановича, вероятно, ваш дед… или прадед… Хотя… позвольте, позвольте… наверное, вы все же не потомок Миши…
Корф вслушался в скороговорку старичка и тут его осенило. Славик Говоруха! Но ведь прошло уже…
Пораженный этой догадкой, барон нерешительно заметил:
— Видите ли, господин Говоруха, я не знал своего деда. Вы же понимаете: большевизия, совдепия, — тут он вспомнил читанный им «Краткий курс», прибавив: — Индустриализация, враги народа… Но отец мне рассказывал… Мой прадед, кажется, был знаком с семьей какого-то Говорухи. По-моему, старший Говоруха в начале века был первоприсутствующим в Столичном отделении Правительствующего Сената…
— Это мой батюшка! — подхватил старичок, от возбуждения даже подпрыгнув. — Он дружил с генералом Корфом. А младший Корф — Миша — меня частенько, представьте себе, таскал за уши…
«Было такое, — удовлетворенно подумал полковник. — И поделом тебе, Славик!»
— По-моему, — продолжал он уже вслух, — у моего прадеда было двое детей — дочь и сын. Насколько я понимаю, моим дедом был Вовка… э-э-э… Владимир Корф…
— Вы, похоже, ошибаетесь, — грустно вздохнул старичок. — Володя Корф пропал в лагерях еще в середине тридцатых. Детей у него не было.
У барона перехватило дыхание.
— Но, я слыхал, что мой отец родился, э-э-э… незадолго, — выдавил он из себя.
— А… может быть, — Говоруха посмотрел на полковника как-то странно,
— меня здесь тогда не было — осваивал сибирские просторы. Значит, вы правнук Миши? Как, знаете, приятно. Вы на него очень похожи.
— А… дочь Михаила Корфа, — нерешительно поинтересовался барон. — Ее звали Леля… Ольга…
— Как же, как же! — обрадовался старичок. — С Лелей я был знаком много лет. Когда я вернулся из Устьвымлага, она и ее супруг мне, знаете, очень помогли. Леля в конце двадцатых вышла за какого-то, вообразите, комсомольца… Она умерла лет двадцать тому… Увы, Михаил Модестович, из тех, прежних, выжил лишь я. Может, вы слыхали — Корфы дружили с Орловскими. Это их соседи…
— Да… — на миг забылся барон. — Генерал Орловский был убит солдатней еще в семнадцатом. Капитан Орловский — Андрей, его старший сын, служит в Марковской дивизии. У него есть брат — Юрий…
— Был, — покачал головой Ростислав Вадимович. — Из них никто не уцелел. Ни из Орловских, ни из Арцеуловых — может, и о них вам рассказывали?
— А? — очнулся барон. — Да, кажется… А у Лели… Ольги Михайловны были дети?
— А как же! — закивал старик. — Двое сыновей. Старший живет где-то на юге. Давно о нем ничего не слыхал… А младший в Столице, очень, я вам скажу, известная личность. Сейчас он как раз во главе делегации уехал во Францию. Не обратили внимания? Об этом и в газетах было. А его сын в Столице. Кстати, как и вы, Михаил. Михаил Плотников. Шалопай, доложу я вам…
— Он здесь бывает? — оживился барон.
— Ну что вы! — махнул рукой Говоруха. — Что ему здесь делать? Тут либо потомки, хе-хе, дворников, либо такие мумии, как я… Знаете, даже забавно: столько самозванцев! Этакие Отрепьевы! Здешний предводитель — Андрей Голицын… Хе-хе, Голицын, конечно, да не из тех. Про других и говорить нечего. Настоящие до сих пор напуганы, выжидают. Лучше обождать. Мне-то уже все равно… Видели публику? Чем занимаются, а?
— Гешефтами! — отрубил барон. — Это я уже понял!
— Теперь это называется «коммерческая деятельность», — усмехнулся Говоруха. — Вначале и меня раздражало, а теперь начало, признаться, забавлять. Помните у Некрасова? «Берка давно дворянин…» Или это уже в школах не учат?
— «Благословляя болота семьдесят семь десятин», — закончил цитату Корф. — Если не учат, то жаль. Господин Говоруха, вы меня очень обяжете, сообщив адрес Михаила Плотникова. Все-таки… э-э-э… кузен…
В Дом на Набережной барон вернулся в ранних сумерках. Келюс и Фрол сидели на кухне и о чем-то спорили. Корф, хлебнув холодного чаю, поинтересовался предметом дискуссии.
— Ерунда! — махнул рукой Лунин. — Это все наш трижды дхар Советского Союза паникует. Собаку он увидел! Да не простую, а золотую. Вовкулак, бином!
— Однако, господа… — осторожно отреагировал Корф.
— Воин Фроат вообще животных не выносит. Чуть что — топором…
