Летело эхо, летело - от стен микенских отразилось. От Золотых Ворот, от золотых щитов…
– Дядя Диомед, это что? Это против… Против нас? Бедняга Гилл! Ехали-ехали, а тут - войско поперек дороги. Тяжеловооруженные фалангой, лучники с пращниками вразброс, колесницы копьями ощетинились. А главное - щиты! Золотые Щиты - хризосакосы! Неужели сам Эврисфей? Вот и шатер в сторонке стоит, красный, огромный… …Гелиос-Солнышко как раз из-за туч выглянул. Красиво! Золотом по золоту…
– Ничего, Гераклид, - смеюсь. - Сейчас на прорыв пойдем!
Нас уже возле Коринфа остановить пытались. Но только кого останавливать, кого колесницами давить да копытами топтать? Едет себе наследник Калидонский по собственной надобности, с обозом да охраной (смех, не охрана!). Хвала богам, Куретия с Микенами не воюет.
А геквет, над колесницами старший, признался, когда мы амфору самосского с ним распивали, что все в Мике-нах об заклад бьются, где войско превеликое Диомедово прячется. То ли в лесах Аркадских, то ли в долинах Мес-сенских, то ли на кораблях чернобоких - к высадке готовится.
А насчет кораблей - ха-а-арошая мысль! Только не зимой.
Ага, вот они! Щиты золотом горят, шлемы на самые бороды опущены, копья - лесом.
– Спокойно! - это я гетайрам. А то останется ванакт микенский без охраны!
– Радуйтесь!
Еще один золотой. На колеснице, зато без шлема. Эге, а нос знакомый! Агамемнон!
– Богоравный Эврисфей, сын Сфенела, ванакт Ми-кен и всей Ахайи, велит передать тебе, Диомед Тидид, наследник Калидонский, что войско твое пропущено отнюдь быть не может. Тебе же и людям твоим - проезд вольный, как и водится между соседями.
Уф, выговорил! Выговорил, венец серебряный в волосах темных поправил, на меня посмотрел… Нет, не посмотрел - воззрился!
– Понял ли ты, Диомед Тидид…
– Понял, понял - поспешил я. - Не надо мое войско пропускать. Только ты, богоравный Атрид, крепко дорогу стереги, войско большое, страшное! (Ух, и посмотрел! Не люблю его, Атреева первенца!) А я, между тем, на Гилла киваю.
– Знакомься, Атрид! Тут кое-кто на микенский трон поглядеть хочет. Хотя бы одним глазком. Покажешь? (А на Гераклиде - хитончик старый, а на Гераклиде - плащик домотканый).
Дернулся длинный нос, нижняя губа вперед тараном выпятилась.
– Твой… оруженосец? (Хотел 'слуга' сказать - не решился!) - Радуйся, сын богоравного Атрея! - подхватывает! Гилл. - Прав ты, роду мы сирого, роду мы бедного. В Калидоне мой отец на чужих хлебах живет, Гераклом его кличут… Хорошо, что хризосакосы рядом стояли - подхватили богоравного!
– Радуйся, Диомед Тидид!
Он сидел не на троне, просто на невысокой скамье, и это казалось странным, даже обидным. Как и тонкий серебряный (не золотой!) обруч в темных, с легкой проседью, волосах. Этому человеку к лицу была власть.
– Радуйся и ты, Атрей Пелопид! …Короткая бородка, тоже с брызгами проседи, яркие полные губы - и огромные голубые глаза на загорелом, без единой морщины, лице. Если бы не седина, микенскому правителю нельзя было дать и сорока. А ведь он старше дяди Геракла, старше Эврисфея! И, говорят, намного.
Он и ждал меня в шатре, Атрей сын Пелопса, истинный, а не кажущийся владыка Златообильных Микен. Богоравному Эврисфею, сыну Сфенела, досталось лишь держать скипетр. Он и держит его, да вот руки уже трясутся.
Слуга поставил такую же точно скамью - для меня, неслышно скользнул к выходу. Я не спешил. Мы с Атре-ем, кажется, на равных. Он - наследник Микенский, я… А кто я?
– Садись, Тидид. Я не задержу тебя надолго. Мы не в тронном зале, поэтому обойдемся без 'богоравных'.
Он подождал, пока я сяду, помолчал, зачем-то скользнул широкой ладонью по железной, в золотой оправе, фибуле, по роскошой лиловой ткани затканного золотом фароса. Словно пыль отряхивал. Волнуется? С чего бы это всесильному Атрею, Атрею Великому, волноваться?
– Тидид! Микены готовы признать Диомеда Калидонского басилеем Аргоса. Микены готовы дружить с ним. Готовы помочь. Но ванакта Диомеда мы не признаем никогда.
Вот оно что! Давний спор - кому первенствовать в Дхайе. Новая Столица против Древней.
– Скажу больше, Тидид. Для тебя слово 'ванакт' и слово 'война' означают одно и то же…
Теперь он смотрел прямо на меня - холодно, без тени улыбки. В голубых глазах горел отблеск кованого железа.
– Ванакт должен быть один. Он - царь царей. Ахайя должна стать единой, тогда следующая война будет такой, как я хочу, а не иной. Ахайя, нет, Эллада завоюет весь наш Номос - объединенная, могучая, страшная для врагов. Добычи и славы хватит для всех, и власти хватит. Иначе… Иначе мы начнем резать друг друга. Микены все равно победят, но я не хочу такой победы! …Номос - знакомое слово! Спросить о меднокованом небе? Нет, не время.
– Это моя мечта, Диомед! Это - мечта Пелопса. Мечта стоит крови. Выбирай!
Странно, мне вдруг почудилось, что я вновь слышу голос деда, голос Адраста Злосчастного. У деда тоже была мечта - очень похожая.
– Аргос не боится войны, Пелопид!
Он ждал другого. Поморщился, покачал головой.
– Мы тоже не боимся, Тидид! Не боимся - и не хотим. Но иначе не выйдет. Ты знаешь, что в Ахайе уже не хватает пашен и пастбищ? Что через несколько лет нам придется ввозить хлеб и даже скот? Что на севере дорийцы, а море вот-вот захватят пираты Лаэрта и этого мерзавца Приама? Только единая страна может защитить себя и завоевать новые земли. И не пустоши Эпира, не фракийские скалы! Земли за морем - богатые, почти беззащитные, оставленные богами. Оставленные - нам!
О чем это он? Оставленные богами - почему? Но я знал - и об этом спрашивать не ко времени.
– Я не рвусь к золотому венцу, Пелопид! НоАргосом искони правили ванакты. Этого хотят гиппеты странно, получается, что я оправдываюсь!
– Гиппеты погубят нашу землю, Диомед! Их жадность, их тупость, их близорукость… Смелость не в том, чтобы начинать межоусобицу на радость внешним врагам, сын Тидея. Подумай, еще есть время!
Я оправдывался; он, кажется, начал уговаривать…
– Прощай, Пелопид! - Я встал, коротко поклонился. - Подумать обещаю, но - не больше.
– Прощай и ты.
Атрей приподнялся, оглянулся неуверенно:
– Тидид! Нас тут никто не слышит… Куда ты все-таки войско спрятал? Мы с Фиестом, с братом, поспорили…
Возле колесницы, окруженной Золотыми Щитами, меня догнал кто-то высокий, худой, белокурый.
– Богоравный… Богоравный Диомед!.. Я оглянулся. Длинноносый, совсем юный, узкоплечий, в дорогом фаросе…
– Я бы хотел приветствовать тебя… познакомиться! Я Менелай, Менелай сын Атрея! Что-то мне это напомнило!
– Я… Я восхищаюсь тобой! Ты - настоящий герой, богоравный Диомед! Ты возьмешь меня на войну? Мне запрещают, мне даже меч брать в руки запрещают, а я уже взрослый!.. …Знакомый (Агамемнов!) нос, голубые (Атреевы!) глаза. Не люблю Пелопидов! Но парень смотрел так жалобно…
– Радуйся, Менелай Атрид! - Я улыбнулся, протянул руку. - Если будет война - повоюем вместе, обещаю!
Его ладонь я пожимал с великой опаской. Любимчик мне тоже мальчишкой показался!
– Ой! - это не я сказал, это Менелай. Не зря ему меч в руки не дают!
